Вивьетта
Шрифт:
— В сущности, мне совсем не хочется спать. Не хотите ли еще немного посидеть со мной?
— Больше, чем немного, — ответил Остин, подвигая ей кресло и поправляя на лампе абажур, чтобы свет не падал ей в глаза. — Я только что как раз думал о том, как мрачно здесь без вас, точно сразу унесены все цветы.
— Да, пожалуй, я декоративна, — отозвалась она кротко.
— Вы очаровательны. Какой инстинкт побудил вас выбрать этот бледно-зеленый цвет для своего платья? Если бы я увидел его на модели, я сказал бы, что он совсем
Она засмеялась тихим удовлетворенным смехом и мило поблагодарила его за комплимент. Несколько минут они перебрасывались веселыми замечаниями.
— Ах, я так рада, что вы приехали, хотя и на такое короткое время, — под конец сказала Вивьетта. — Я тосковала по веселой беседе, по шуткам, по веянию широкого мира, лежащего за этими сонными лугами. Все это вы приносите с собою.
Остин наклонился к ней.
— Откуда вы знаете, что я не приношу нечто большее?
Глаза девушки опустились под его пристальным взглядом. Затем она сверкнула на него глазами, в которых светилась насмешка.
— Вы приносите с собой в высшей степени ценный дар — признание и должную оценку моих платьев. Я люблю, когда на них обращают внимание. Дик, например, совсем слеп в этом отношении. Почему это?
— Он милый старый бездельник, — сказал Остин.
— Мне кажется, что он несчастлив, — заметила Вивьетта, чисто по-женски сумевшая перевести разговор на нужную ей тему.
— Он, по-видимому, совсем огорчен неудачей с конюшней, — согласился Остин. — Но она очень непривлекательна, и матушка до смерти недовольна ею.
— Дело не в одной конюшне, — сказала Вивьетта. — Дик вообще не удовлетворен жизнью.
Остин в удивлении вскинул на нее глаза.
— Не удовлетворен?
— Он хочет что-нибудь делать.
— Пустяки! — засмеялся Остин с видом человека вполне уверенного. — Он счастлив здесь, как король. Он стреляет и охотится, наблюдает за имением, следит за садом и роется среди своего оружия, — право, делает весь день, что ему захочется. Ложится он спать без забот, а просыпаясь облачается в свободную деревенскую одежду вместо того, чтобы затягиваться в городской костюм делового человека. Для человека с его вкусами, Дик ведет идеальный образ жизни.
Он стряхнул пепел с папироски, которую курил, как бы показывая этим, что вопрос решен. Но Вивьетта смотрела на него с улыбкой — с улыбкой превосходства женской мудрости. Как поразительно мало знал он Дика!
— Неужели вы действительно думаете, что на земле есть хоть одно живое существо, довольное своей жизнью? — спросила она. — Даже я знаю, что этого нет.
Остин стал доказывать, что Дик должен быть удовлетворен.
— Будучи во всем зависим от вас?
— Я никогда не давал ему почувствовать это, — быстро произнес он.
— Однако он это чувствует. Он стремится уехать отсюда… самостоятельно
— Я впервые слышу об этом, — сказал Остин, искренне удивленный. — Право, я полагал, что он совершенно доволен своей жизнью здесь. Правда, временами он бывает раздражителен, но это всегда с ним бывало. Чем бы он хотел заняться?
— Возиться со стадами, разводить овец… в Аризоне или Новой Зеландии, безразлично где… жить на вольном воздухе.
Остин закурил другую папиросу и прошелся по комнате. Он был человек, привыкший к регулярному образу жизни, и не любил оказываться застигнутым врасплох. Дику следовало бы сказать ему. А затем, их мать. Кто будет ухаживать за ней? Дик был послан самим Провидением.
— Возможно, что я смогу заменить этого посланца Провидения, не так ли? — сказала Вивьетта. — Не думаю, чтобы матушка была очень уж привязана к Дику. Это вообще можно будет так или иначе уладить. А Дик ведь с каждым днем тяготится все больше. Ежедневно он изливает мне свои жалобы, так что я почти готова завыть от жалости.
— Что, по-вашему, следует мне сделать?
— Не противиться его отъезду, если ему удастся это устроить.
— Разумеется, я не стану возражать, — живо вскричал Остин. — Мне никогда не приходило в голову, что ему хочется уехать. Я готов сделать что угодно, лишь бы он был счастлив, бедняга. Я глубоко люблю Дика. При всей грубости и неотесанности его манер в нем есть что-то женственное, что заставляет любить его.
Они стали перебирать добродетели Дика а затем Вивьетта изложила свой проект. Та или другая из влиятельных особ, к которым она в своей юной доверчивости собиралась обратиться, сумеет, несомненно, устроить ему какое-нибудь место за границей.
— Даже я, недостойный, изредка слышу о подобных местах, — заметил Остин. — Всего лишь на этих днях старый лорд Овертон спрашивал меня, не знаю ли я человека, могущего заведовать лесами, приобретенными им в Ванкувере…
Вивьетта вскочила и захлопала в ладоши.
— Как, ведь это как раз для Дика! — ликуя, вскричала она.
— Ей-богу! — проговорил Остин. — Это так. А я и не подумал об этом.
— Если вы добудете ему это место, я поблагодарю вас самым нежным образом. — Она из-под ресниц ласково взглянула на него. — Обещаю вам это.
— Ну тогда я наверняка добуду его, — ответил Остин.
Остин пустился в подробные объяснения. Лорду Овертону нужен был человек воспитанный — джентльмен — умеющий ездить верхом, стрелять и тому подобное. Он должен заведовать насаждением, рубкой и отправкой леса, управлять несколькими фермами лорда Овертона, раскинутыми в обширном районе. Вознаграждение 700 фунтов в год. Последний управляющий скоропостижно умер, и лорд Овертон хочет, чтобы его заместитель сразу пустился в путь и безотлагательно приступил к исполнению обязанностей. Как это он не подумал о Дике!