Вивьетта
Шрифт:
— Но вы думаете о нем теперь. Не может быть, чтобы было уже поздно — людей с подобными качествами не встретишь на улице.
— Совершенно справедливо, — сказал Остин. — А что касается моей рекомендации, — добавил он с обычной самоуверенностью, — то мы с лордом Овертоном в таких отношениях, что он не поколеблется ни минуты дать место моему брату. Я сейчас же напишу ему.
— И мы ни слова не скажем Дику, пока дело не будет окончательно слажено.
— Ни слова, — сказал он.
Они разразились смехом, точно счастливые заговорщики, и заранее наслаждались успехом своего заговора.
— Наш дом будет выглядеть очень странно без него, —
Тень омрачила ясное лицо Вивьетты. Помещичий дом, в самом деле, будет казаться совсем заброшенным. Отойдет в прошлое ее роль повелительницы Дика, его поверенной и мучительницы. Расставание с ним будет тяжелым. В последнюю минуту разыграется ужасная сцена — он захочет сжать ее в своих объятиях и заставить ее обещать приехать к нему в Ванкувер. Она слегка содрогнулась, но затем тряхнула головой, точно отгоняя тревожные мысли.
— Не будем думать о грустной стороне вещей, это эгоистично. Мы добиваемся лишь счастья Дика. — Она взглянула на часы и вскочила. — Уже полночь. Если бы Екатерина знала, что я здесь, она прочла бы целую лекцию.
— Это не так ужасно, — засмеялся он. — Да и в лекции Екатерины нет ничего страшного.
— Я называю ее святой Нитуш, но она очень милая, не правда ли? Спокойной ночи.
Он проводил ее до лестницы и зажег ей свечу. На третьей ступеньке она остановилась.
— Не забудьте, во всем этом мне, никому другому, принадлежит роль доброй феи.
— А я, — проговорил Остин, — никто иной, как нижайший и преданный слуга прекрасной феи. — Он взял протянутую ему руку и, наклонившись к ней, галантно поцеловал ее.
В эту минуту, благодаря несчастной случайности из оружейной вышел Дик и увидел сцену, которая лишила его спокойствия.
Наутро, когда Дик угрюмо явился к завтраку, Вивьетта была очень нежна с ним и внимательно ухаживала за ним за столом. Она сама подошла к буфету и нарезала для него ветчину, которую он съел в невероятном количестве после первого горячего блюда, и, ставя блюдо перед ним, она ласково погладила его по плечу. Она самым откровенным образом игнорировала Остина и втянула Дика, сперва не поддававшегося, в оживленный разговор о его премированных розах и о щенке-сеттере, только что оправившемся от болезни. После завтрака она обошла вместе с ним сад, осмотрела розы и щенка и проявила большой интерес к трельяжу, который он устраивал для посаженных тут ползучих растений; теперь в цветочных горшках были видны лишь первые скромные листочки. Ни он, ни она и словом не упомянули о сцене вчера вечером. Утро принесло Дику сознание, что, не взяв ее руку и хлопнув дверью, он поступил непростительно невежливо. Но извиниться за свою невежливость он не мог, ибо тогда ему пришлось бы сознаться в своей ревности к Остину, что по всей вероятности подвергнет его насмешкам Вивьетты — а их он боялся больше всего на свете и чувствовал себя перед ними беззащитным. Вивьетта, со своей стороны, считала молчание — золотом. Она прекрасно понимала, почему Дик хлопнул дверью. Всякое объяснение только испортило бы дело. Оно неприятно отразилось бы на ее отношениях к Остину, которые начали становиться чудесными. Но в сердце своем она любила Дика за его медвежьи ухватки, и свое раскаяние и благоволение она проявила в особенно ласковом обращении с ним.
— Вы даже не предложили мне прокатиться на новой лошади, — сказала она. — Не думаю, чтобы это было весьма любезно с вашей стороны.
— Вам хотелось бы? — спросил он живо.
— Разумеется. Я люблю смотреть, как
— Да, я могу подчинить лошадь своей воле, — отозвался он, в восторге от ее комплимента. — Мы возьмем догкарт. Когда вы хотите? Сегодня утром?
— Да, в одиннадцать часов, например. Это будет чудесно.
— К одиннадцати все будет готово. Вы увидите, она летит, как ветер.
— Я тоже, — засмеялась Вивьетта и показала на ворота, которые только что открыл садовник, пропуская молодого человека, приехавшего верхом на лошади.
— Ах, Господи! Это Банстед, — со стоном произнес Дик.
— До свидания… до одиннадцати, — сказала Вивьетта и убежала.
Лорд Банстед слез с лошади, отдал поводья садовнику и подошел к Дику. Это был нездоровый и потрепанный молодой человек с выцветшими глазами, бесформенным подбородком и редкими усами. Он был в легком голубом охотничьем галстуке, заколотом рубиновой булавкой, изображавшей бегущую лисицу, и в круглой фетровой шляпе с очень узкими плоскими полями.
— Здорово, Банстед, — сказал не особенно приветливо Дик.
— Здорово, — ответил тот, останавливаясь перед кустами роз, которые Дик подвязывал.
Минуты две он наблюдал за ним. Разговор не завязывался.
— Где Вивьетта? — спросил он в конце концов.
— Кто? — проворчал Дик.
— Глупости. К чему церемонии? Мисс Гастингс?
— Занята. Она будет занята все утро.
— А мне нужно бы повидать ее.
— Не думаю, чтобы это вам удалось. Вы могли позвонить у подъезда и послать ей свою карточку.
— Согласен, — проговорил Банстед, закуривая сигару. Он испробовал уже однажды такой способ видеть Вивьетту, но безуспешно. Снова водворилось молчание. Дик обрезал веревку.
— Вы встали очень рано, — заметил он.
— Лег столь трезвым, что не мог спать, — ответил юноша. — Ни души в доме, честное слово. Вчера я так изнывал от скуки, что взял ружье и попробовал стрелять кошек. Застрелил по ошибке проклятого фазана и должен был схоронить его в собственных простынях. Если и сегодня я буду предоставлен самому себе, я непременно напьюсь и стану стрелять в арендаторов. Поезжайте ко мне и останьтесь со мной обедать.
— Не могу, — сказал Дик.
— Поезжайте. Я велю откупорить бутылку старого отцовского портвейна. После обеда мы займемся биллиардом или сыграем в пикет или во что захотите.
Дик кратко отклонил приглашение. На несколько дней приехал Остин, а кроме того в доме гостит дама. Лорд Банстед сдвинул шляпу на затылок.
— Что же в таком случае делать мне в этой дыре, черт возьми?
— Не знаю.
— Вы, сельские жители, так нелюбезны. В городе мне никогда не приходится обедать одному. Всякий рад моему приглашению. Я совсем деревенею, обедая в своей столовой один.
— В таком случае, приезжайте пообедать здесь, — сказал Дик, неспособный отказать в соседском гостеприимстве.
— Хорошо, это, право, совсем по-самаритянски. С удовольствием приеду.
— В четверть восьмого.
Банстед остановился в нерешительности.
— Нельзя ли отложить на четверть часа?
Дик с удивлением посмотрел на него.
— Отложить наш обед? В своем ли вы уме, Банстед?
— Я не просил бы об этом, если бы мы оба не были холостяками, — ответил тот, ухмыляясь с некоторым замешательством. — Но факт тот, что у меня днем сегодня свидание. — Тщеславие порочного юноши пересилило его скромность.