Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2-х кн.

Скабаланович Николай Афанасьевич

При Константине Мономахе, не отличавшемся чистотой жизни, представлялось много поводов и случаев для Керуллария обнаружить свою энергию, в видах исправления царских нравов. Невоздержность царя, его легкомысленное отношение к договорам были предметом обличений патриарха. Мономах сердился, высказывал недовольство, но патриарха трудно было сбить с дороги. Потерпев раз неудачу, он вторично приходил во дворец и заводил речь о том же, и так как Мономах был человек переменчивого характера, к тому же уважал патриарха, то в конце концов постоянство последнего побеждало, он достигал цели и царь был даже благодарен за вразумление. Что касается самого Керуллария, то он не всегда был послушен императору, повиновался ему только тогда, когда находил нужным и полезным. [2381] Требуя справедливости от Мономаха, Керулларий был лучшим и преданнейшим его утешителем в минуты невзгод. Во время осады Константинополя Торником, 1047 г., когда Мономах предавался малодушию и доходил до отчаяния, Керулларий поддерживал в нем бодрость всенародными молениями и предсказывал победу, говоря, что придет время, когда стрелы врагов обратятся вспять и поразят их самих; но когда враги действительно были одолены и Мономах, забыв договор, в пылу раздражения велел их казнить, Керулларий поспешил им на помощь, и хотя ему не удалось спасти Торника и Ватацу от ослепления, однако же его укоры и угрозы подействовали на императора, и многие другие мятежники были пощажены. [2382] Когда Мономах находился при смерти, Керулларий тоже не замедлил явиться с утешением. Он не обратил внимания на то, что колесо Фортуны повернуло в другую сторону, что все оставляют Мономаха и бегут к Феодоре; он присутствовал при последних минутах жизни императора, а после смерти, посетив брошенный на произвол судьбы труп и отдав последний долг, сделал распоряжение о приличном званию умершего погребении.

2381

Psell., IV, 333, 341-342; V, 111.

2382

Psell., IV, 346-347; De-Lagarde, 185, 193.

Историк по этому случаю замечает, что патриарх поступал так, несмотря на то, что имел много причин помянуть покойника злом. [2383] Каковы были причины недовольства, нетрудно догадаться. Мономах в последние два года жизни, под влиянием новых советников, которые фигурировали и перед его кончиной, агитируя в пользу Никифора Протевона, изменил свое отношение к Церкви и ее предстоятелю. Он обнаружил попытку подчинить церковные интересы политическим и только мудрая проницательность и самоотверженная решимость Керуллария могли сдержать ее в пределах. Когда правительство, в целях приобретения содействия папы для борьбы с норманнами и для успешного заключения мира с германским императором Генрихом III, подало Римскому престолу надежду [2384] на возвращение патримоний в Апулии и Калабрии и признание привилегий, в ущерб правам Константинопольской кафедры, и когда патриарх узнал об этой государственной

тайне от Иоанна Транийского, приезжавшего осенью 1053 г. в Византию послом от дуки Аргира, [2385] он, не имея формального основания протестовать прямо и открыто, выразил протест косвенно известным посланием Льва Охридского к Иоанну Транийскому, собственным посланием к Доминику Градскому и административным стеснением проживавших в Константинополе азимитов. Уступая затем представлению правительства о необходимости союза с папством и преклоняясь перед величием идеи церковного единства, он сам же (письмом к Льву IX) подал руку примирения Риму, под непременным однако же условием, чтобы соблюдены были достоинство и права Константинопольской церкви, [2386] но когда папа ответил на это намерением не допускать уравнения Константинопольской кафедры с Римской, легаты же его явились в Византию не со словом мира, а для суда над патриархом, с первого свидания не уважили патриаршего достоинства и закончили свою легацию актом отлучения, Керулларий, молчавший до последней минуты, ополчился наконец за честь своей Церкви и не только легаты должны были поспешно ретироваться, но и само правительство, предупредительное к легатам сверх меры, смирилось и поспешило загладить свое поведение перед патриархом. Кроме столкновения с Римом были и другие поводы к неприятностям между императором и патриархом. Когда диаконы, монахи Студийского монастыря, не хотели отказаться от присвоенных себе какихто особых поясов, отличных от тех, которые употреблялись диаконами Великой церкви, [2387] и когда по поводу этого обычая, нарушавшего единообразие в церковном облачении, а также, быть может, в связи с вопросом об отношениях к Риму, произошло у Керуллария столкновение со студийскими монахами и их игуменом Михаилом Мерментулом, Мономах принял сторону монахов и заставил патриарха уступить. [2388] Еще большее оскорбление патриарху нанес Мономах своим посягательством на церковное достояние. В первые годы своего царствования он склонен был давать Церкви, а не брать у нее. В пользу патриаршего кафедрального храма он сделал весьма многое. Известно, что в год вступления Керуллария на патриарший престол (1043) молния ударила в храм Св. Софии и произвела повреждения. Принял ли участие в исправлении повреждений Мономах — мы не знаем, по-видимому, и повреждения были настолько незначительны, что можно было обойтись собственными средствами Великой церкви. [2389] Затем из монодии Пселла мы узнаем, что во время землетрясения (вероятно, 1045 г.) обрушился храм Св. Софии. Как ни странен пропуск такого важного факта хронистами, с первого взгляда подсказывающий даже мысль о том, не следует ли здесь разуметь храм Св. Софии в Никее, обрушившийся при Константине Дуке (в 1063-1065 гг.), тем не менее заключающийся в монодии намек на торжественные выходы в обрушившийся храм Солнца, Луны и звезд. [2390] т. е. императора, его жены, свояченицы и фаворитки, не дозволяет иметь в виду другой храм кроме константинопольского. Восстановление храма едва ли могло совершиться без помощи казны, и Мономах, надо полагать, помог, хотя и на это нет прямых указаний. Есть зато указания на другие жертвы Мономаха в пользу Великой церкви. До его времени литургия в храме Св. Софии совершалась только по важнейшим праздникам, а также по субботам и воскресеньям, — в остальные дни службы не было по причине недостатка в средствах. Мономах назначил от казны щедрое вспомоществование и дал возможность совершать божественную литургию ежедневно, каковой порядок установился потом на долгое время и соблюдался не только при нем, но и при его преемниках; Мономах снабдил также церковь необходимыми при богослужении сосудами из золота, жемчуга и драгоценных камней, замечательными по величине, красоте и ценности; украсил церковь и многими другими дорогими вещами. [2391]

2383

Psell., IV, 357-358.

2384

PG, CXLI1I, 777-780; Will, 85-88.

2385

Anon. Bar., 220; PG, CXX, 788; Will, 178.

2386

PG, CXX, 784; CXLIII, 773-774, 876; Will, 89-91, 174.

2387

Об этих поясах упоминает Петр Антиохийский в послании к Керулларию, где он замечает, что, несмотря на все старания, патриарх не смог уничтожить обычай, PG, СХХ, 809; Will, 200, В защиту обычая написал трактат монах Студийского монастыря Никита Стифат: (Монаха Никиты Стифата <сочинение> о поясах диаконов Студийского монастыря). В трактате есть, между прочим, фраза: , , ... (Нет ничего удивительного в том, что кафолическая Церковь мирян держится в этом отношении одного обычая, а наша монашеская Церковь — другого). Трактат хранится в рукописи Моск. Синод, библ., № 467. Мы воспользовались списком с него, принадлежащим профессору И. Е. Троицкому.

2388

Cedr., II, 555.

2389

Psell., V, 511.

2390

PG, CXXII, 911-916.

2391

Cedr., II, 609 (Glyc., 598); PG, СХХ, 1157.

Нет ничего невероятного, что все эти пожертвования находились в связи с восстановлением храма Св. Софии после землетрясения и составляли завершение того, что сделано было государством в этом отношении. Как бы то ни было, начало царствования Мономаха показывало заботы государства о материальном обеспечении клира Великой Константинопольской церкви, об украшении самой церкви и удовлетворении ее нужд. Другое показал конец царствования: перед смертью Мономах сделал распоряжение об обращении в государственную казну церковных и монастырских доходов, и хотя исполнение распоряжения было остановлено его смертью, [2392] однако же оно переполнило чашу огорчений, причиненных патриарху. Под свежим впечатлением этих огорчений, действительно, не мудрено было помянуть злом отошедшего в вечность государя.

2392

Attal., 51. Ср. выше, кн. 1, с. 432.

В последнее время, при Мономахе, Керулларий находился в оппозиции правительству. В следующие два царствования оппозиция с его стороны была почти непрерывной. Феодора до воцарения была близка к патриарху, относилась к нему с уважением, и после воцарения на первых порах руководилась его советами и указаниями. [2393] Но вскоре, под влиянием партии Льва Параспондила, разошлась с патриархом по вопросу о замужестве, и между патриархом и двором установились натянутые отношения, не улучшившиеся и при Михаиле Стратиотике, который был избран партией Параспондила, не по мысли патриарха. Феодосий Мономах знал о настроении Керуллария и надеялся найти себе в нем поддержку. Однако же практичный Керулларий не счел нужным засвидетельствовать свою солидарность в безумной затее. Иначе он отнесся к обширному и серьезному заговору военного сословия, выдвинувшего Исаака Комнина в соперники Стратиотику. Керулларий, как глава партии, недовольной правительством, сочувствовал заговорщикам. Когда махинация заговорщиков приведена была в действие, первым актом правительства, озабоченного вопросом о мерах сопротивления, было примирение с патриархом, с целью парализовать явное его содействие планам Комнина. Так как никакого договора у Керуллария с заговорщиками заключено не было, дело ограничивалось только сочувствием, открыто не обнаруженным, то примирение без труда состоялось. Оно не склонило симпатий Керуллария на сторону Стратиотика и его приверженцев, однако побудило его в ходе дальнейших событий быть осторожным, сторониться от роли руководителя и принимать в движении более пассивное, чем активное участие. Только тогда, когда вопрос был решен бесповоротно, патриарх вышел из страдательного состояния и стал действовать. От его имени предложено было Стратиотику сойти с престола и постричься в монахи, он же в своих покоях дал первый приют постригшемуся императору, он же отправил к Комнину вестника с извещением об избрании на царство и с приглашением прибыть в столицу. [2394]

2393

Psell., IV, 207.

2394

Подробнее об этом выше, кн. I, с. 193-202.

Хотя в истории переворота Керулларию не принадлежало роли ни инициатора, ни руководителя, заслуга его перед Комнином заключалась только в сочувствии к его делу, устранении от всего, что могло повредить его успеху, и лишь в последнюю минуту в деятельном участии, хотя переворот, без сомнения, совершился бы и помимо патриарха, тем не менее Комнин, благосклонно смотревший на тех, которые до момента пострижения оставались верны Стратиотику и только потом перешли в противоположный лагерь, тем большую благосклонность должен был питать к Керулларию, главе оппозиции, не одобрявшему Стратиотика и признававшему преимущества его противника, Комнина. Комнин щедро вознаградил патриарха. До его времени назначение лиц на должности великого эконома и великого скевофилакса принадлежало царю. Разумеется, императоры, через посредство назначаемых ими лиц, держали под своим контролем финансы патриархии и Великой церкви и, судя по скудости, которую испытывал клир и которая была побуждением для Романа III, особенно же для Константина Мономаха, к выдаче субсидий, этот порядок вещей не был благоприятен для Церкви; очень возможно, что значительная доля доходов ускользала от прямого своего назначения и поступала в распоряжение казны; пожертвования Романа и Мономаха могли быть только слабым возмещением потерь, понесенных этим путем Церковью. Исаак Комнин, по вступлении на престол, в 1057 г., отказался от императорского права назначения великих экономов и скевофилаксов, предоставив право Константинопольскому патриарху. Этим внесен был больший порядок и целесообразность в управление церковными имуществами и доходами, патриарх получил более действительный, чем прежде, надзор за церковным хозяйством и большую возможность устранять возникавшие в этой сфере злоупотребления. Независимо от этого дела, важного и для Церкви, и для патриархии, Комнин выполнил другое, в угоду лично патриарху. У Михаила Керуллария, кроме племянницы Евдокии, жены будущего императора Константина Дуки, было еще два племянника, Никифор и Константин, сыновья старшего его брата. По смерти последнего заботу о них принял на себя их дядя, который с помощью Пселла дал племянникам надлежащее воспитание, был им вместо отца и сильно был озабочен их судьбой. При вступлении Исаака Комнина на престол это были окончившие ученье молодые люди, в возрасте около двадцати лет, и Комнин, желая сделать приятное патриарху, возвел их в высокие чины и назначил на видные должности. [2395]

2395

Attal., 60 (Scyl., 641-642; Glyc., 601; Zon., IV, 191-192; Ephr., 140-141); Psell., IV, 351-353.

Недолго однако же продолжалось согласие между императором и патриархом: в сентябре 1057 г. Комнин вступил на престол, а в ноябре 1058 г. Керулларий был низвергнут с престола. [2396]

В характере Исаака Комнина были некоторые общие черты с Керулларием, как-то: двойственность поведения в домашней и официальной жизни, суровое и высокомерное обращение с людьми. Разница главным образом состояла в том, что у Комнина было менее, чем у Керуллария, рассудительности в поступках, менее стремления приноравливаться к обстоятельствам и более нетерпимости, бесцеремонности, резкости и решимости в действиях. В лице Керуллария и Комнина сошлись две натуры одинаково устойчивые и неподатливые, два самолюбия одинаково исключительные, натура теоретика, неуклонного в преследовании излюбленной теории, столкнулась с натурой солдата, не признававшего узлов, которых нельзя было бы рассечь мечом; честолюбие патриарха, для которого не было достоинства и власти выше патриаршей, с честолюбием императора, не допускавшего в мире власти, выше императорской. Трудно было ужиться рядом представителям двух противоположных направлений, при характере, исключавшем возможность уступки с той или другой стороны. Одна сторона необходимо должна была сойти со сцены, и необходимость выпала на долю той, которая была физически слабее.

2396

Для определения хронологии решающее значение имеет показание Атталиота (63), что патриарх был арестован в праздник Архангела Михаила, в ноябре, ранее похода. Показание это, с пропуском месяца, повторяется писателями, в основу которых легло сочинение Атталиота. Так как поход был в сентябре 1059 г., то низвержение Керуллария произошло в ноябре 1058 г. Это согласно и с показанием каталога, присоединенного к Георгию (879, 883), по которому Керулларий патриаршествовал 15 лет (круглая цифра) и в котором удаление его отнесено ко второму году царствования Комнина. Заключение Барония, основанное на каталоге, было поэтому совершенно правильно, и Паджи (вслед за ним Лебо, XIV, 424-425, и др.) напрасно хотел сделать поправку, поставив событие под 1059 г. (Annal., ed. 1869, t. XVII); Купер (De patriarchis Constant., 126) с полным правом предпочел Барония. Относительно дня низложения Паджи указал на 8 июня. Гфрёрер на 6 сентября, — тот и другой совершенно упустили из виду праздник 8 ноября.

Истинная

причина кризиса, постигшего патриарха, скрывалась в личных качествах императора. Керулларий был совершенно последователен и верен себе, поступал при Комнине так, как он поступал прежде, но последовательность и погубила его; роковая его ошибка заключалась в том, что он не хотел принять в расчет, что императорский престол занимает суровый Комнин, а не легкомысленный и переменчивый Мономах, не слабая женщина и не дряхлый старик. Повод к столкновению был аналогичен с причиной, вызвавшей недовольство Керуллария Мономахом в самое последнее время жизни Мономаха, а именно политика Комнина относительно Церкви, секуляризация церковных и монастырских имуществ. Патриарх, как защитник церковных интересов, не мог безучастно отнестись к этому поступку. [2397] Он смело заговорил с императором и старался отклонить его от принятого решения, хотел подействовать сначала пастырскими вразумлениями и кротостью, когда же это не помогло, грозил епитимией. [2398] Неизвестный источник, принадлежащий перу какого-то автора из лагеря недовольных Керулларием, каких, разумеется, было немало среди духовенства, испытывавшего на себе строгость патриарха, передает крайне подозрительные подробности о том, как он грозил Комнину лишением престола, употребляя вульгарное выражение , , (я тебя слепил, печка, я же тебя и разобью), и как он надевал багряные туфли, императорскую обувь, говоря, что это — принадлежность древнего архиерейства и что Константинопольскому архиерею прилично ей пользоваться, так как достоинство архиерея нисколько не ниже достоинства царя, относительно же предметов высших даже преимуществует. [2399] В этих подробностях ясно обнаруживается тенденция обвинить в глазах народа Керуллария и оправдать факт его низложения. Керулларий, несомненно, пользовался популярностью среди константинопольского населения, к составу которого он сам принадлежал по рождению. Популярность вела свое начало еще от того времени, когда Керулларий выступил против Михаила Пафлагона с заговором, в котором пробиваются и признаки народного протеста против злоупотреблений. Популярность еще возросла в патриаршество Керуллария: стремление поддержать достоинство Константинопольского престола и охранить чистоту кафолической веры, обнаруженное во время столкновения с Римом, неустрашимое предстательство перед верховной властью за правду, за права и интересы Церкви, беззаветное обличение пороков и противозаконных деяний в императорах, — все это не могло не производить обаяния на народ. Враги Керуллария, выступившие на борьбу с ним, должны были считаться с его популярностью и оправдывать свои поступки в глазах преданного патриарху населения. И вот они заговорили понятным народу языком, доступными народу выражениями и образами; являются на сцену вульгарная пословица, императорские туфли. Керулларий был не настолько тривиален и прост, чтобы говорить и действовать таким образом. Нельзя однако же оспаривать, что в изложении неизвестного писателя нашло себе место указание, хотя в грубой форме, на внутренний смысл столкновения и на намерение Керуллария. Смысл столкновения: спор о преимуществах двух властей — власти императорской и власти патриаршей; намерение: выдвинуть соперника Комнину. То и другое частью выяснено прямо, частью пробивается в намеках у Пселла, знавшего многие скрытые для других пружины этого дела и имевшего побуждения собрать обстоятельные сведения, так как на него возложена была обязанность составления обвинительного акта против Керуллария. Пселл старается объяснить, что если выдается два доблестных мужа, соперничающих между собой в превосходстве над остальными, то между ними единомыслие и согласие возможны только тогда, когда один уступит и покорится другому. В данном случае этого условия не было соблюдено: император не отличался уступчивостью и не желал играть второстепенной роли, патриарх тоже высоко ставил архиерейское достоинство; император хотел подчинить себе патриарха, тот не поддавался, хотел заградить ему уста, а тот становился еще смелее, ни на что не обращая внимания; патриарх действовал прямо, заботясь об общей пользе, император же подозревал козни и боялся за собственное положение, с тревогой взирая на преданность патриарху народной массы. [2400] Какие козни подозревал Комнин в Керулларии, можно заключать из слов того же Пселла, что патриарх предугадывал будущее высокое положение Константина Дуки, мужа своей племянницы. [2401] Если принять во внимание, что у Дуки вышли около того времени какие-то неприятности с Комнином, вследствие которых он был удален на службу в провинцию, то легко сделать вывод, что Керулларий, недовольный Комнином, готовил своего родственника ему в соперники, обещая поддержать его дело своим влиянием на константинопольское население, и Дука потому и был удален из столицы, что именно здесь он был наиболее опасен.

2397

Рассказ о столкновении патриарха с императором и его низвержении помещается историками вслед за рассказом (Psell., IV, 243 (Zon., IV, 193); Attal., 61-62 (Scyl., 642-643; Glyc., 601)) о секуляризации имуществ, — связь обоих фактов несомненна. Новейшие исследователи совершенно произвольно (отчасти по незнакомству с Атталиотом) утверждают (напр., Лебо (XIV, 424); Гфрёрер (III, 625)), что патриарх не принимал к сердцу интересов Церкви и монастырей и раздор с императором произошел по другой причине, — по Гфрёреру, причина заключалась будто бы в неумеренных притязаниях Керуллария, в том, что он требовал от Комнина, чтобы только те государственные акты признавались имеющими силу, которые получат его патриаршее одобрение. Опровергать это фантастическое объяснение излишне. Папарригопуло (IV, 413) ближе к правильному пониманию.

2398

Attal., 62; Psell., IV, 245.

2399

Scyl., 643 (Olyc., 601).

2400

Psell., IV, 367-368.

2401

Psell., IV, 380-381. Ср. выше, кн. I, с. 210, прим. 2.

Определить точно момент, когда стала назревать вражда Комнина к Керулларию и когда запала в душу императора решимость устранить неприятного себе патриарха, мы не можем, главным образом потому, что с точностью неизвестно, к какому году и месяцу следует относить меру относительно монастырей, к концу 1057 или к 1058 г. Во всяком случае несомненно, что еще до 8 ноября 1058 г. были не только размолвки между императором и патриархом, но и попытки со стороны Комнина установить modus vivendi. Понятно, что попытки не могли увенчаться успехом, если условием полагалось, как говорит Пселл, подчинение патриарха императору, покорность всем его притязаниям. Император решился на более сильную меру, но открытием враждебных действий медлил из опасения народного волнения, — выжидал, пока патриарх выедет в какойнибудь пригородный храм, подальше от столичного населения. 8 ноября такой случай представился: патриарх отправился в основанный им монастырь, находившийся в пригородном месте, за западной городской стеной. Император и тут понимал, на какой опасный шаг он решается, и сделал последнюю попытку примирения: он отправил одного из приближенных к себе духовных лиц для переговоров с патриархом о некоторых секретных предметах и, если понадобится, для назначения времени свидания. Попытка и на этот раз ни к чему не привела, и вот явился отряд императорской лейб-гвардии, так называемых варягов, патриарх был насиль ственно совлечен с кафедры, посажен на мула и окольными путями привезен к влахернскому берегу: здесь ожидала хеландия, которая отвезла его в заточение на остров Приконис. Весть о событии скоро распространилась в столице, народ пришел в волнение. Император встревожился и стал размышлять о способах предотвратить неблагоприятные последствия. Приближенные советники указали ему единственный исход — соблюдение установленных законом на этот случай формальностей. Закон допускал два пути для устранения патриарха с престола — добровольное его отречение и низложение по суду в патриаршем синоде. Первый путь был проще и во всех отношениях надежнее, император к нему прежде всего и обратился. Некоторые митрополиты были отправлены к Керулларию на остров убедить его сложить достоинство добровольно, с тем чтобы не было нужды разбирать дело публично в синоде. Керулларий не сдался на убеждения и пристыдил митрополитов. Когда те возвратились и сообщили императору о неудаче, решено было начать процесс на соборе, собору же собраться не в Константинополе, где ежеминутно можно было ждать какой-нибудь вспышки разъяренной толпы, а в одном из городов Херсониса Фракийского. Сделаны были все приготовления, подобраны члены судебного трибунала, причем некоторые державшиеся прежде хорошего мнения о патриархе, из угождения к императору перешли в лагерь врагов, обвинительный акт должен был составить Пселл, старающийся заверить читателя, что нет в мире вещи, которой нельзя было бы истолковать и в хорошую, и в дурную сторону и по поводу которой, вооружившись риторикой, невозможно было бы говорить «за» и «против». Затем отправлен был корабль, который должен был взять Керуллария из его заточения и доставить на место соборных заседаний. Путь лежал через Геллеспонт, на европейском берегу Геллеспонта расположен был город Мадит, в котором почивали мощи угодника Божия, Евфимия, источавшие благовонное миро. Причалили к Мадиту, Керулларий вошел в храм, приложился к мощам святого, и так как был вечер, то весь кортеж расположился на ночлег. Во сне явился Керулларию св. Евфимий и возвестил ожидающее его в скором времени преставление в лучшую жизнь, о чем проснувшийся патриарх и сообщил сначала караулившему его солдату, а потом еще нескольким спутникам. Взойдя на корабль, поплыли дальше и пристали наконец к месту назначения. Но не привелось собору судить патриарха. Исполнилось бывшее ему в Мадите предсказание: изнуренный телесно голодом и лишениями во время приконисского заключения, еще более потрясенный душевно, с разбитыми идеалами, носителем которых и неодолимым защитником почитал он себя, Керулларий скончался, молясь в последнюю минуту за свой народ, им любимый и ему преданный; рука его так и застыла в форме для благословения, в чем его современники видели чудесное знамение. Впечатление от его смерти было потрясающее, — общественное мнение было наэлектризовано, кредит императора поколеблен, и гордый Комнин, предвкушавший победу при жизни патриарха, был им побежден после смерти: он публично раскаялся в своем поступке, оплакал свой грех, останки почившего перевезены были в византийское предместье и погребены в том же монастыре, в котором Керулларий был арестован варягами по приказу императора. Племянники Керуллария, возвышение которых было результатом императорской благосклонности к патриарху и которых постигла опала вслед за арестом их дяди, опять были приближены и восстановлены в прежнем положении. [2402]

2402

Psell., IV, 245 (Zern., IV, 194), 368-380; AttaL, 62-66 (Scyl., 644; Zern., IV, 193-194; Glyc., 601-602); Ephr., 404.

День смерти Керуллария неизвестен. Разумеется, обстоятельства его ареста, заточения, переговоров, приготовлений к собору и пр. потребовали не одного дня, прошло, может быть, несколько недель до окончательной развязки. Обычные формальности и некоторые особенные усложнения при избрании ему преемника тоже потребовали срока, так что возведение нового патриарха на престол падает на конец января или начало февраля 1059 г. [2403] Новым патриархом, преемником Керуллария, был Константин Лихуд.

2403

Хронология определяется только приблизительно следующими данными. Константин Лихуд патриаршествовал 4 года и 6 месяцев. См.: Zon., IV, 201; Georg., 883. По смерти Лихуда кафедра оставалась праздной пять месяцев, а в пятый год царствования Дуки (начавшийся в декабре 1063), 1 января (следовательно, 1064 г.), был возведен на патриарший престол Иоанн Ксифилин. См.: Georg., 884. Таким образом, простое арифметическое вычисление дает вывод, что Лихуд вступил на престол в конце января или начале февраля 1059 г. и умер в конце июля или начале августа 1063 г.

Константин Лихуд, подобно Керулларию, был уроженец Византии и принадлежал к аристократической фамилии, был наследственный сенатор. С ранних лет он обнаружил большие способности и легко усвоил науку. Особенную склонность он проявил к изучению риторики и законов, с их помощью развил свой природный дар слова и приобрел искусство управления. Он умел приноровлять свое красноречие к потребностям, слово его, блиставшее аттической красотой, становилось просто и удобопонятно, когда он говорил о делах государственных. Если к его происхождению и политическому образованию присоединить еще приятную наружность, статность и гибкость тела, звучность и ясность голоса, а также его благовоспитанность, умение вовремя промолчать, высказать свою мысль скромно, уважить свободу чуждого мнения, мягкость манер в обращении с людьми и строгость привычек в домашней жизни, то понятен будет успех, с каким этот человек сделал свою карьеру. [2404] Начало его возвышения по службе относится ко времени Михаила Пафлагона, но на высоту положения он взошел при Константине Мономахе, назначившем его первым своим министром. Если при других императорах первые министры пользовались громадным влиянием, то при Мономахе, не любившем серьезных занятий, первый министр был как бы царь de facto, и Лихуду принадлежало решающее значение во всех гражданских и военных вопросах; не только в административной, финансовой и судебной сфере от него исходили решения, но, например, во время осады Константинополя Торником от него зависела диспозиция войск, оборонявших столицу, причем, как показали последствия, он обнаружил недостаточную стратегическую компетентность. [2405] Возвышение Лихуда не развратило его и не изменило его привычек, как это нередко бывало с другими. Он сохранил честность и неподкупность, естественность и простоту в отношении к ближним, снисходительность к их недостаткам, в пище и одежде умеренность, целомудренность в поведении; современники, привыкшие к другим примерам, удивлялись тому, что он неохотно носил даже присвоенные его званию пурпуровые нашивки и вел монашеский образ жизни. Женат он не был и детей не имел: известный своей печальной судьбой Стефан, управлявший Васпураканом, был его племянник, сын его сестры. [2406] Но что Лихуд был евнух, [2407] это недоразумение, обязанное, вероятно, своим происхождением тому обстоятельству, что Лихуд занимал при Мономахе и Исааке Комнине должность протовестиария, которая действительно большей частью поручалась евнухам, хотя и не исключительно, так что мы знаем протовестиариев, заведомо не евнухов. [2408]

2404

Psell., IV, 188-189, 390-393, 395-397; PG, CXX, 1151.

2405

Ср. выше, кн. I, с. 184, 302.

2406

Psell., IV, 398-404; 411; PG, CXX, 1151; Cedr., П, 563,570. Ср. выше, кн. I, с. 333-334.

2407

Georg., 883; Ephr., 404.

2408

Напр., Андроник Дука. См. выше, кн. I, с. 303.