Визави французского агента
Шрифт:
А 22 апреля, в свой день рождения, вечером, я пошла в манеж, куда меня заранее пригласил Марсель. Там мы даже не зашли на конюшню, а сразу поехали вместе с Бернаром, «покататься на машинке». Остановка оказалась за столиком «На Седьмом небе», я никогда там не была и действительно оказалась на седьмом небе. Марсель немного смущался, зато Бернар просто излучал веселье, время от времени толкая Марселя локтем.
– Давай, не тяни! – он наполнил бокалы шампанским.
Марсель взял меня за руку и очень тихо сказал:
– Тебе сегодня 17 лет, через год будет 18, и мы поженимся, я увезу тебя во Францию. А теперь
Я просто потеряла дар речи, пытаясь осмыслить то, что он сказал. А Марсель уже бережно прижал меня к себе и впервые поцеловал в губы. Это оказалось совсем не так, как «в щечку».
Я удивленно смотрела на Марселя.
Бернар тем временем пододвинул нам салфетку с колечками. Марсель мне одел на пальчик одно, я ему другое.
В голове у меня звенели колокольчики. Все это, наверное, не со мной – я скоро проснусь и пойду на работу, или еще куда…
Мы сели за столик и подняли свои бокалы. Бернар изображал, как он утирает скупую мужскую слезу. Шутник!
Я никак не ожидала такого поворота. Я-то думала – так и будем дружить… Ведь в Советском Союзе не принято было обсуждать интимную жизнь. Как будто ее вообще не существовало. О ней не говорили, не писали, тем более не показывали по телевизору. Я и не задумывалась об этом, у меня было так много интересных дел!
А тут такое… Даже опомниться не успела. Почему-то я доверяла Марселю безоглядно, меня не смутило, что он даже не спросил, согласна ли я. Конечно, согласна! Ведь это мой принц. И он предлагает поехать с ним в его прекрасную страну!
На следующий день, в Моспроекте, меня попросили зайти в партком. Там сидел незнакомый молодой человек, который меня спросил, куда это я вчера вечером ездила. У меня сердце ушло в пятки: колечко-то я еще не сняла, так хотелось хоть чуть-чуть поносить. Сжала кулачки и честно ответила:
– На «Седьмое небо», у меня был день рождения.
И все, меня больше ни о чем не спросили и отпустили. Какое счастье!
Потом был май, июнь, когда Марсель приезжал в Москву, мы много ездили верхом. Он не любил лошадей, он вообще не любил вещей, где нет логики, а лошадь существо не всегда предсказуемое. Интересно, что лошади, как будто знали о его неприязни к ним и платили той же монетой. Самые спокойные начинали хулиганить, когда он на них садился. Со стороны казалось, что лошади развлекаются, стараясь показать своему всаднику, что они правда такие своевольные. Однажды, когда мы возвращались с прогулки, сзади с шумом вспорхнула стайка воробьев. Этого оказалось достаточным, чтобы лошадь Марселя понесла, ну а моя, за компанию. Лошади любят, воспользовавшись удачным поводом, изобразить страх и побегать вволю. Мне удалось быстро успокоить Фарна, а конь Марселя сам вдруг остановился как вкопанный. И так резко, что Марсель оказался на шее лошади. Когда он попытался вернуться в седло, опираясь на руки, конь начал опускать шею, и как ни старался Марсель вернуться в седло, он медленно сошел по опущенной шее на землю. Это было довольно комичное зрелище. Да еще и долго залезть не мог, конь вертелся. Я очень волновалась за него, тем более, тогда у Марселя болело колено. Вообще, все, что касалось травм, Марсель старался не афишировать. Отвечал, обычно шуткой,
– Что ты хромаешь?
– Бандитская пуля. Бандитские пули изрешетили меня всего!
Он настолько привык к разным мелким ушибам, царапинам, порезам, что относился к ним как к досадной помехе, и только.
Возвращаясь к лошадям, можно добавить и такой случай: потянувшись за веткой сирени, Марсель получил мощный удар конским затылком в лицо, даже кровь потекла из носа. Он же не знал, что наши всадники часто ломали ветки на хлысты. Конь и шарахнулся. Лошади то на ногу ему наступали, то укусить пытались, хотя это было трудно, реакция у Марселя была отменной. Я иногда даже давала советы, но все было напрасно.
В то же время, когда с ним на прогулке был Бернар, один или с подругой, лошадки были как шелковые. И никакой логикой это не объяснялось.
Тогда и запретили конные прогулки в Измайловском парке. К этому и так все шло, да еще мы подлили масла в огонь. Ехали мы на своих лошадках и обнимались, болтали, смеялись и вдруг, выезжая из леса на полянку, Тога, моя лошадь, пошла пассажем, что такое? Я посмотрела вниз: под лошадьми оказались загорающие граждане, мы проехали поперек двух упитанных, бледных тел. Пенсионеры загорали, и вдруг из леса выплыли огромные лошади, аккуратно перенесли свои копытища через их нежные животики!
В общем, разразился скандал, и руководство парка запретило езду по лесу. А тогда, выслав своих лошадок, мы, сопровождаемые матерщиной, смеясь, унеслись прочь…
Для меня тренировки не прошли даром, я сдала на третий разряд по конкуру, потом на второй, стала участвовать в небольших соревнованиях. Но соревнования не особенно меня привлекали, самое большое удовольствие было от работы с лошадью, когда возникало понимание, когда от малейшего движения рук, наклона корпуса, лошадь, будто читая мысли всадника, легко переходила от одного аллюра к другому, останавливалась или поворачивала.
Несмотря на разгульное времяпровождение, я, наконец, поступила в институт, блестяще сдав все экзамены, только по сочинению получила трояк. Знаки препинания я ставила, как хотела – тогда ведь не было компьютера, который подчеркивал бы ошибки.
Между прочим, во французском языке нет правил пунктуации – вот еще и за это я его любила.
Потом начались события в Чили, ребята стали туда ездить. А я стала следить за ситуацией по газетам – главное уметь правильно читать советскую прессу. Работали они с окружением Риккардо Лагоса, который должен был стать послом Чили в СССР, теперь, кстати, он президент Чили. Это было только одно из направлений. Луи тоже ездил туда и однажды не вернулся. Аннет, когда заходила к братцу, спрашивала, когда он приедет.
На что Марсель с неизменной улыбкой отвечал:
– Забудь о нем, сестричка! Он верен лишь одной даме – политике, и таким милым девочкам с ней не тягаться.
– Но он мне так нравится!
– Но он тебе изменил с этой мерзавкой!
– С кем?!
– С политикой!
Аннет уходила ни с чем. На самом деле Луи попался в лапы ДИНА – тайной разведке (аналог гитлеровского гестапо и сталинского НКВД) подчинявшейся лично Пиночету. Люди просто "исчезали". До сих пор не выяснены имена тысяч "пропавших без вести". О Луи тоже не было никаких вестей. В лучшем случае, он стал работать на ДИНА.