Визионер: Бег за тенью
Шрифт:
— Почему нет? Телефонируй, как условишься.
На том и попрощались.
Сев с увесистым мешком в служебный автомобиль, Дмитрий размышлял и анализировал разговор с Глебом. Эх, если бы всё было просто… Сыщик и так, откровенно говоря, чувствовал себя не в своей тарелке. Да, вернулся с войны, неплохо себя показал в полиции после перерыва, но дать ему целый отдел под руководство? В его-то возрасте? Есть люди старше, опытнее. Но нет. Вызвал под Рождество сам Карл Иванович Ламарк, начальник Сыскной полиции Москвы. Хвалил, руку жал и сообщил, что на него, Дмитрия Самарина, возложена серьёзная задача — возглавить новый отдел, который будет заниматься исключительно убийственными делами.
— Такое дело,
— Смертоубийства?
— Они, родимые. И сам знаешь, почему.
Митя догадывался. «Сытинское» дело полгода назад. Тогда в работном доме в Сытинском переулке нашли восемь трупов, и во многом благодаря ему, Дмитрию Самарину, дело раскрыли по горячим следам. Коллеги говорили о редком чутье, а Митя считал, что ему просто повезло.
— Возьмёшь дело в свои руки. Надеюсь на тебя, Самарин. Троих человек тебе в подчинение выделю. Больше пока не могу, уж не обессудь. Но если хорошо себя покажете, то похлопочу, чтобы расширили штат. В общем, с нового года и отдел себе принимай новый — Смертный.
— Может, Убийственный, Карл Иванович? Или Убойный? «Смертный» слишком зловеще звучит.
— Как хочешь называйся, главное результат покажи.
Дмитрий вспоминал и этот разговор, пока автомобиль неторопливо пробирался по заснеженным улицам Москвы. Слева — синий отсвет в стёклах, справа — красный. Это ещё лет шесть назад вышло цветовое предписание к государственным и общественным экипажам — конным и автомобильным. У полицейских выездов два фонаря — синий и красный, у пожарных — оранжевый, у скорых медиков — белый. У извозчиков зелёный должен гореть, если экипаж свободен. Кстати, удобно оказалось. Сразу видно, кто едет и торопится ли, если в придачу есть звуковое сопровождение.
Тут, правда, промашка вышла. По звуку предписаний не выпустили, и начали все придумывать кто во что горазд. Пожарные себе трубные рога на транспорт установили — звук низкий, тревожный от них выходит. Врачи, напротив, партию особых колокольчиков заказали — с высоким, зудящим голосом, ни у кого таких больше нет.
А полиция что? Купила по дешёвке партию артефактов… с собачьим воем. Тогда, в начале Великой войны, магия ещё предметом роскоши не считалась. От того воя полицейские лошади, конечно, неслись как на скачках. Однако люди и животные по всей Москве шарахались, как от прокажённых. Нескольких насмерть в суматохе передавило. За эти завывания московских полицейских даже прозвали «псами государевыми». Обидно. И стилистически неверно, кстати. Полиция давно подчиняется не Государю, а Правительству. Император уже лет пятнадцать назад начал от светских дел отходить после смерти наследника, и сейчас государственным устройством вовсе не занимается, лишь духовными деяниями и благотворительностью.
В общем, через полгода артефакты потихоньку сняли да заменили на клаксоны особого тембра — на кряканье похожего. Так что теперь охранителей порядка иногда «утками» зовут. Но уж лучше утки, чем собаки.
Сам Дмитрий «крякалку» старался не использовать. Если спешишь — так лучше «лихача» нанять, быстрее будет. А для того и гражданский костюм лучше форменной одежды, тем более, что им, сыщикам, к обязательному ношению она не предписывалась.
Так и доехал в раздумьях до Малого Гнездниковского переулка, где размещалась Московская Сыскная полиция. Внешность легкомысленного трёхэтажного особнячка в стиле модерн (обильная лепнина и французские балконы)
Дежурному Митя кивнул, поднялся на второй этаж и через общую комнату, где размещался весь его невеликий отдел, прошёл к себе в кабинет. Трое сотрудников были на местах, сдержанно поздоровались. Сидят, работают, икону Жизуса вон повесили в красном углу, надо же. Туда бы лучше портрет Видока. Или Ивана Путилина*. Самарин сообщил подчинённым: «Через 15 минут — ко мне». И сел разбирать мешок с вещами и запиской от Шталя.
Находки без труда разместились на большом дубовом бюро. Его основательный остов вкупе с несколькими креслами, потёртым диваном и парой шкафов красного дерева и составляли всю обстановку небольшого кабинета.
Итак, Снегурочкина шуба, шапка и варежки — все явно из одной «коллекции». Ткань дорогая, златотканая. Но ни ярлыков, ни монограмм нет. Производителя бы найти. Отыщем. А вот бельё наоборот — простенькое, хлопковое, такое небогатые девушки носят. Глеб в записке отметил, что платья на девушке не было, под шубой сразу исподнее. Вряд ли она сама бы так оделась, если до сих пор невинна. Значит, шуба, скорее всего, не её. А вот остальное…
Поборов первое стеснение, Митя всё-таки рассмотрел бельё внимательно. Самодельное, руками сшитое, с простенькой вышивкой по краю, но видно, что изготовлено со старанием. А вот и подсказка — на сорочке теми же нитками, что и вышивка — маленькие буквы «П.М.». И на нижней юбке те же инициалы, и на кофточке, и на чулках. Это уже хорошая зацепка. Ботинки особой информации не дали, кроме той, что подошва у них почти прохудилась. В общем, самая обычная дешёвая обувь.
А тут и подчинённые собрались.
Дмитрий оглядел свою команду. Более разношёрстный коллектив представить себе было трудно. Наскребли, как говорится, по сусекам.
Старший по возрасту, но не по званию — Семён Осипович Горбунов. 55 лет, бывший городовой, недавно перешедший на «штабную» работу. Всегда спокоен, немного ленив, усами и корпулентностью фигуры напоминает моржа. Зато по выслуге лет обладает многочисленными связями и знакомствами в самых разных кругах. Знает почти все городские сплетни и слухи.
Младший в команде — Михаил Афремов, Мишка. 18 лет, выпускник полицейских курсов. Рыжий, тощий, с неуёмным темпераментом. На месте усидеть не может, хочет быть везде и сразу, на самые сложные задания вызывается первым. Правда, бестолковости от его действий тоже бывает много ввиду малого опыта, зато энергии в нём хоть отбавляй.
Ну, и третий сотрудник — Лев Вишневский. 33 года, «человек в футляре». Он вообще из Управления статистики вдруг решил пойти в полицию. Обществу людей предпочитает бумаги, всегда чисто выбрит и строго одет. Неразговорчив, зато незаменим для самой скучной работы, за которую никто не хочет браться. Написать длинные отчёты, сверить сотни таблиц построчно, отыскать в картотеке одно лицо из тысяч — для него в радость.
Эти трое и сейчас совсем по-разному ждут совещания. Семён Осипович в кресле развалился, неторопливо набивает трубку табаком. Мишка примостился на самом краешке стула, каблуком нервно стучит по полу, а Лев блокнотик с карандашом достал, готов записывать.
Вот такая команда.
Ну, и начальник над ними — Дмитрий Самарин, 25 лет. Учился в церковной школе, потом на полицейских курсах, а после на юридическом факультете Императорского Московского университета. На госслужбе уже четыре года (с недолгим перерывом на военные действия). Высокий худой брюнет, левый глаз — зелёный, правый — карий. Из особых примет — шрам на левой брови. Человек энергичный, работоспособный, умеет сходиться с людьми…