Визионер
Шрифт:
Пинкертону и не снилось такое. Холмсу, пожалуй, тоже. Хорошо быть героем детектива. Там либо всё очевидно сразу, либо чудесным образом находятся невероятные намёки. Тут Митя себя одёрнул. Соня с её книжками и знаниями – тоже удивительная подсказка. И внезапно обнаруженный календарь – необычайное везение. Не надо прибедняться, Самарин.
С другой стороны, ну и бог с этими титулами и званиями. Убийства и среди знати происходят. Аристократы – тоже люди. Со своими слабостями и недостатками. Не небожители. Просто этот преступник оказался чуть умнее.
С такими размышлениями Митя возвращался в здание сыскной полиции. И всё же великодушно сгрузил список гостей на Вишневского, решив начать с «талантливого юноши» Самокрасова.
Подопечный художественного общества отыскался в натурном классе Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Митя не раз, проходя мимо, обращал внимание на это нетипичное здание на углу Мясницкой и Юшкова переулка. Особняк буквально выпирал на перекрёсток округлым «животом» огромного балкона с монументальной колоннадой. Изнутри дом выглядел не менее основательным и богатым, хоть и пустынным. Видимо, урочное время, все на занятиях.
Студент Самокрасов увлечённо рисовал и появлению сыщика явно не обрадовался. Выглядел он именно так, как, по мнению Мити, и должен смотреться начинающий художник. Высокий, худой до измождённости, бледное лицо, встрёпанные чёрные волосы, простая рубашка и фартук, заляпанные краской.
– Руки не подам, сами видите. – Студент повернул к посетителю испачканную узкую ладонь с длинными пальцами. – Чем могу служить?
Глаза у Самокрасова были красноватые и воспалённые. Не выспался?
Митя объяснил цель визита.
– Заурядная рутина, – пожал плечами Анисим. – Собрал, отвёз, проследил, забрал готовые. Я и прошлый календарь тоже помогал делать. Всё как обычно. В девятнадцатом году были натюрморты, в двадцатом – женские портреты. Издательство Сытина их печатало, как и раньше.
– Удивительно, что простому студенту доверили такое ответственное дело.
– Я лучший. – Самокрасов сверкнул глазами. – Заслужил. Думаете, это легко? Седьмой год, изо дня в день, только и доказываю, что могу и достоин.
– Седьмой? Сколько же лет тут надо учиться?
– Художникам – восемь, архитекторам – десять. Конкурс огромный, а вылететь можно в два счёта. Тем более таким, как я – без связей и протекции.
– Ну, тут вы лукавите, Анисим. Общество вон для вас стипендию выбило, поддерживает всячески.
– Да, на пятом курсе только. Но я всё равно благодарен. Они и место помощника преподавателя мне выхлопотали. Копеечка, как говорится, а рубль бережёт.
– Нуждаетесь в деньгах?
– А кто не нуждается? – Анисим удивлённо уставился на сыщика. – Вы разве студентом не были? Кручусь как могу. Художник может быть голодным, но протягивать ноги от голода – увольте. Я ещё стану известным, вот увидите.
– А можно посмотреть, что вы сейчас рисуете? – Митя попытался заглянуть за холст с другой стороны.
– Нет! – резко выкрикнул Самокрасов и для верности даже отодвинул мольберт от сыщика. – Не
«До чего же нервные эти творческие натуры», – поморщился про себя Дмитрий.
– Простите великодушно, не хотел задеть ваш талант. – Мите показалось, что он вложил в слова достаточно сарказма, но студент, кажется, этого не заметил. – Где вы были в ночь с двадцать девятого февраля на первое марта?
– Что? – Анисим изменился в лице. – К чему этот вопрос?
– Мне повторить?
– Я… Дома, наверное. Не помню. Или на ночной смене.
– По ночам работаете?
– Иногда подменяю ночного сторожа. В театре Корша.
– Хм, а это любопытно, я проверю. Проживаете где?
– В «Ляпинке», это общежитие в Богословском переулке. Я не понимаю. В чём меня обвиняют?
– Пока ни в чём, Самокрасов. Но, может статься, вы нам ещё понадобитесь. Так что настоятельно рекомендую пределов города не покидать.
– Это возмутительно! Я буду жаловаться!
– А вы куда-то собирались?
Вопрос остался без ответа. Студент сжал челюсти, на щеках его проступил лихорадочный румянец. Интересно, почему он так негодует?
– Анисим, вот ты где! А я тебя ищу. Через десять минут занятие, а у нас ещё ничего не готово. – В помещение зашёл крупный шатен лет сорока пяти, с аккуратной эспаньолкой. В отличие от растрёпанного и заляпанного всеми цветами радуги Самокрасова этот выглядел очень опрятно – белая рубашка, бордовый галстук, синий жилет с большими карманами, из которых торчали наточенные карандаши. Наверняка учитель.
– Не знал, что у тебя посетитель, Анисим, – озадачился вошедший.
– Фараон, – процедил студент сквозь зубы.
Митя назвался.
– Вот как. – Мужчина улыбнулся и протянул руку Самарину. – Орест Максимович Ганеман, преподаватель натурного класса. Должен сказать, нечасто нас посещают представители закона. Анисим, неужели ты попал в переделку? Не ожидал, не ожидал…
– Ваш студент пока проходит свидетелем по делу об убийстве.
– Убийство, ну надо же. Какая неприятность. Уверен, он окажет всю необходимую помощь следствию. Он, знаете ли, на редкость прилежный и трудолюбивый юноша, хоть и вспыльчивый иногда. Ведь так, Анисим?
Самокрасов мрачно кивнул.
– Что ж, не буду вам мешать, ухожу, ухожу. А вы бы не хотели как-нибудь попозировать нашим ученикам? У вас очень фактурное лицо. Этот шрам…
– Благодарю покорно, – перебил Митя преподавателя. – Служба. Некогда.
– Жаль, жаль. Такая выразительная натура нечасто попадается. Вы всё-таки подумайте.
Ещё чего! Он сыщик, а не модель человека!
А студент что-то слишком нервничает. Надо бы за ним приглядеть.
В общем кабинете происходило что-то нетипичное. Видеть Митя не видел, зато слышал неплохо. Вот Горбунов бубнит что-то неразборчивое низким голосом, вот Мишка что-то весело восклицает, потом женский смех. Женский? Кто у них там?