Визит из преисподней

Серова Марина Сергеевна

— Но я слышала, он был крупным авторитетом?

— Кто — Артист? Брось. Никаким авторитетом Артист никогда не был. — Гарик поудобнее развалился в кресле, словно готовясь прочесть небольшую лекцию стажеру школы милиции. — Что такое авторитет, Таня? Авторитет — это прежде всего организация, которую создает вор в законе. Организация, основанная на строгом единоначалии, на соблюдении воровской дисциплины, криминальных законов. Пусть их законов, — Гарик сделал особое ударение на слове «их», — преступных, воровских, паскудных, но все же — законов! И, конечно, на безусловном авторитете того, кто эту организацию создал. Отсюда и термин. А Артист…

Он не удержался и сплюнул.

— Артист

никогда не признавал никаких законов. Ни этих, ни тех, — Папазян снова расставил ударения. — И, строго говоря, не имел никакого авторитета в криминальной среде. Его боялись — да, с ним считались — да, ему завидовали — конечно! Завидовали его преступным талантам, его дьявольской удачливости, дьявольской способности выходить сухим из воды. Но его люто ненавидели — все, всегда и всюду. Не раз его пытались убрать свои же, но подонок всегда выворачивался. Артисту не могли простить и то, что у него не было никаких воровских корней. То есть вообще никаких! Никто не знал, кто он, откуда, какого роду-племени… Его настоящее имя неизвестно. Ты не поверишь, Таня, но у нас даже нет ни одной его фотографии!

В это и правда трудно верилось. Я удивилась:

— Он что же — ни разу не был задержан?

— Да нет же! В том-то и фикус-пикус, что — нет… Случай, невероятнейший в истории криминалистики, просто позор на нашу голову, иначе не скажешь! И это при том, что за ним числилось по меньшей мере десяток убийств, а еще — наркота, притоны, порнобизнес… Букет моей бабушки! Кстати, его еще называли Галантерейщиком, и знаешь почему? Обожал душить своих жертв их же собственными галстуками! Если они у них были, конечно. Для женщин шли в ход колготки, чулки, шарфы — в общем, всякая бытовая дребедень. Ты помнишь наших ребят? Так называемое «галстучное дело»… — Его кулачищи непроизвольно сжались. — Так это тоже был Артист!

Я, разумеется, помнила это дерзкое убийство, потрясшее в свое время весь город. Я тогда еще училась в юридическом. Трое оперативников, находившихся в засаде где-то на явочной квартире, были усыплены каким-то газом, а потом задушены своими же галстуками. Боже мой!.. Я уже сама не знала, на что мне надеяться: то ли на то, что Артист жив, то ли на то, что он покойник…

— А киднеппинг? — осторожно ввернула я.

— Что? — Гарик даже приподнял свои очки, и меня просверлили острые буравчики его черных глаз. — Нет, такого я за Артистом не знаю. А почему ты спрашиваешь?

— Да так… — Я искренне пожалела, что распустила язык!

— Ох, смотри у меня, Татьяна! Я к тебе со всей душой, а ты… Папазян не тот человек, чтобы держать его за лоха!

Дело могло принять серьезный оборот. Пришлось подольститься к Кобелянчику невинной лаской. Как я и думала, подействовало безотказно: он снова отмяк и даже заказал еще одну бутылочку красненького.

— Теперь ты понимаешь, дорогая, почему существование этого козла Гарик Папазян всегда воспринимал как личное оскорбление. Пять лет я гонялся за ним… — В подтверждение он показал свою левую ладонь с растопыренными пальцами, так как правая была занята бокалом. — Пять лет! Не один я, конечно… И — ничего. Ни-че-го! Ни свидетелей, ни улик — одни трупы. Да словесный портрет…

На этот раз я не спешила проявлять свою осведомленность. Но Гарик не заставил меня долго ждать:

— Рост — не больше ста шестидесяти пяти, худой… Соплей перешибешь! Но в руках у него, говорили, была страшная сила: подковы гнул… Черты лица правильные, нос крупный, заостренный, губы тонкие. Глаза серые или серо-голубые. Волосы прямые — он обожал менять их цвет. И вообще обожал всяческие мистификации, переодевания, трюки,

эффекты — словом, актерские штучки. Из особых примет — только родинка на левой щеке. Можешь себе представить, Таня-джан: этот гад до сих пор мне снится! А ведь даже не довелось встретиться с ним нос к носу… — В усмешке Гарика опять блеснул волчий оскал: — Нет, не прощу Батыру, что отнял у меня Артиста! Хотя, если по совести, одно это следовало бы ему зачесть, когда придет его черед…

— А что у него было с Батыровым?

— Ну, я ведь тебе сказал, что Артиста все ненавидели. Он, считай, каким-то чудом столько лет держался на плаву в криминальной параше. И потому просто вынужден был то и дело пристраиваться под «крышу» к какому-нибудь настоящему авторитету. Как рыба-прилипала… Использовал их, ну а они — его, конечно. До тех пор пока «крыша» не протекала, его не трогали. Только ведь этот подонок ни с кем не мог долго ужиться! И очень скоро начинал кусать руку, которая его пригрела… Ну так вот: Батыр стал последним из покровителей Артиста. У него этот фраер был чем-то вроде советника по экономическим вопросам. Отвечал за связи с крупным бизнесом…

С крупным бизнесом?.. Внезапная догадка поразила меня будто молния. Все сходилось… Но как ни велико было искушение произнести название фирмы «Бутон» — я сдержалась. Папазяну только палец протяни — он всю руку оттяпает!

— …Только вскоре, как и следовало ожидать, вышел у них развод. Подробностей я не знаю. Известно только, что под «крышей» хозяина он организовал собственный «кооператив». Имелась информация, что у Артиста был какой-то прихват в ГАИ. Может, и был, только связь эту так и не раскрыли. Не успели… Ну, словом, за все эти художества Батыр и загасил Артиста, с помощью Аллаха. Вернее, совсем наоборот! — Гарик довольно ухмыльнулся своей волчьей ухмылкой.

— В каком смысле?

— В прямом. Не загасил. «БМВ» Артиста рванул так, что Волга вышла из берегов. На усть-кушумской дороге дело было.

— На усть-кушумской?

— Ну да. Чему ты удивляешься? Батыр ведь в Кушуме обретается. От него Артист и ехал.

Ну дела… Похоже, нынче все дороги ведут в Усть-Кушум!

Я взглянула на часы. Пора было трогаться, а то опоздаю в «Бутон». Гарик между тем разлил остатки. Под это дело я отважилась на подвиг:

— Папазянчик, а что ты сказал бы, если б, к примеру, я тебе заявила, что Артист вполне может оказаться жив-здоров?

— Я сказал бы тебе одно из двух: либо у тебя не все дома, либо ты — самый классный сыщик нашего времени. Ну а так как второе невозможно, потому что самый классный сыщик нашего времени это я, значит, остается первое.

— Ну Гарик, а серьезно! Есть хоть какая-нибудь вероятность? Ведь труп, как я поняла, опознать было невозможно…

Он уже ощутимо начинал беситься: ставить под сомнение информированность Папазяна было опаснее, чем шутить с огнем.

— Послушай, Татьяна. — Он приблизил ко мне свои черные непроницаемые стекла. — По меньшей мере десять человек видели, как он садился в ту машину. По меньшей мере двадцать человек видели, как машина взлетела на воздух. Опознать головешки, разумеется, нельзя, но все же было очевидно, что это останки человека, а не динозавра! Совпали многие параметры. И все знали, что в этой чертовой машине он был один. Правда, кое-кто считал его оборотнем, но не до такой же степени! Это — первое. А кроме того, если б даже Артист каким-то чудом уцелел — неужели ты думаешь, что эта сволочь до сих пор, за два-то года, нигде и никак не проявилась бы? А если б он проявился — то я бы об этом знал! Уж поверь мне! Я тебя уважаю, и даже больше, но… давай покончим с этой темой, ладно?