Визит лейб-медика

Энквист Пер Улов

Он также внимательно понаблюдал и за Струэнсе. За столом тот сидел напротив королевы. Он «косился» на королеву таким образом, что это не понравилось шведскому кронпринцу. «Но самое странное то, что Струэнсе сделался хозяином дворца, и что он управляет даже королем. Недовольство этим невероятно велико и, похоже, с каждым днем нарастает. Если бы у этой нации было столько же сил, сколько на данный момент существует недовольства, дело могло бы принять серьезный оборот».

Дело происходит осенью. Шведский кронпринц, впоследствии король Густав III — он унаследует трон в тот же год, но позднее — полагает, что кое-что подметил.

И кое-что действительно

произошло.

Глава 8

Живой человек

1

Гульбергу часто казалось, что он видит историю, как реку, которая, неумолимо расширяясь, течет к морю и там соединяется с большой водой, представлявшейся ему прообразом Вечности.

Перемещения этих вод были волей Господней. Сам он — лишь неприметным наблюдателем на берегу.

Это, по всей видимости, отводило ему не такое уж большое место в историческом процессе. Но в то же время он думал, что этот маленький неприметный наблюдатель, Гульберг, то есть он сам, со своими ясными, холодными голубыми глазами, благодаря своей незначительности, выносливости и своим зорким, никогда не мигающим глазам, был наделен некой ролью. Он был не только наблюдателем неумолимой власти Господней, но и толкователем водоворотов. Река эта по своему характеру была непостижимой. Но кое-кому было дано видеть подводные течения, овладевать логикой непостижимого и проникать в тайны Господней воли.

Именно поэтому он, на всякий случай, и организовал себе осведомителей.

После свидания со вдовствующей королевой в Дворцовой церкви, он понял, в чем заключается его задача. Не только в роли толкователя. Ведь толкование должно иметь какое-то направление. Его задачей было любить ее маленького сына, этого маленького уродца; и через любовь к нему, самому ничтожному, Господня воля, в конце концов, воплотится в Дании.

Но Господня воля заключалась, прежде всего, в том, чтобы выжечь всю грязь и спалить просветительские мысли в великом Господнем огне.

Свидание в Дворцовой церкви имело очень большое значение. Но он не сделался каким-то нанятым подручным. Эта задача, это призвание не были результатом жажды вознаграждения. Его нельзя было купить. Он хотел сказать это вдовствующей королеве во время свидания в церкви, но так и не смог. Слово «вознаграждение» его обидело. Она не понимала, что его нельзя купить. Он не стремился к получению титулов, вознаграждений, власти; он хотел оставаться неприметным человеком, чьей задачей было истолкование великих и непостижимых вод Господних.

Развитие ситуации вызывало у него большое беспокойство. Связано это было с тем, что он полагал, будто Струэнсе тоже нельзя было купить. Если на самом деле купить его было можно, то Гульберг пока еще не знал чем. Возможно, купить его было нельзя. Возможно, это большое дерево следовало валить иначе; но тогда ему необходимо было раскусить Струэнсе, понять, где у него уязвимое место.

Струэнсе был парвеню и в этом отношении походил на самого Гульберга. Они оба были маленькими кустиками среди больших, поднявшихся высоко деревьев. Эти образы он обожал. Кустик, дерево, поваленный лес. И финальный триумф. Иногда он мог ненавидеть Струэнсе с любовью, почти с сочувствием, быть может, с нежностью. Но он знал, что его задача заключается в том, чтобы его раскусить.

Он боялся, что Струэнсе не был обычным интеллектуалом. Но он догадывался, где находится его уязвимое место. Только Гульберг, стоящий на

берегу реки, понял это. Как не парадоксально, но слабость Струэнсе состояла в том, что он не жаждал власти. Что его лицемерный идеализм был искренним. Возможно, Струэнсе не хотел давать власти захватить себя, сделать себя продажным. Возможно, он уклонялся от большой игры. Возможно, он был абсолютно чистым человеком, но служившим злу. Возможно, он питал наивную надежду, что чистота реальна. Возможно, он не хотел мараться о власть. Возможно, ему удастся противостоять грязи власти, не убивать, не уничтожать, не играть в большую игру власти. Суметь остаться чистым.

И что именно поэтому Струэнсе был обречен на гибель.

2

Гульберг следил за большой поездкой по Европе на расстоянии, почти день за днем, благодаря своим информаторам. Никак не меняясь в лице, он читал письма об этом сумасшедшем расточительстве. Тем не менее, он совершенно не волновался, пока не пришли первые письма из Парижа.

Тогда он понял, что появилась новая угроза.

Кто мог это предвидеть. Предвидеть мог Рантцау. Он рекомендовал Струэнсе и должен был знать. Сообщение о встрече короля с энциклопедистами переполнило чашу. Поэтому в июне он имел с графом Рантцау продолжительную беседу.

Она прошла в деловом тоне. Гульберг воспроизвел выдержки из curriculum vitae Рантцау, включая утверждения о его шпионаже в пользу русской императрицы и то, как важно было забыть об этом незначительном инциденте, учитывая невероятно жестокие наказания за государственную измену. Он кратко набросал условия игры. В некоторых вещах они сошлись: что Струэнсе был парвеню и что он смертельно опасен.

Рантцау, со своей стороны, в основном молчал или проявлял нервозность.

Гульберг получил подтверждение всему. Рантцау был человеком совершенно бесхарактерным.

Кроме того, у него большие долги.

Во время разговора Гульберг принуждал себя к величайшей сдержанности, чтобы его презрение оставалось незамеченным. Высокие, красивые деревья можно было покупать, и тогда они будут повалены.

А маленькие кустики — нет.

В мае ситуация стала непонятной и потому опасной. В июле ему пришлось особым образом отчитываться перед вдовствующей королевой.

Встречу они назначили в Придворном театре, где едва ли могли быть заподозрены в том, что их беседы в ее ложе носят конспиративный характер, и поэтому, благодаря высокой степени публичности, это место прекрасно подходило для ведения секретных разговоров.

Кроме того, оркестр настраивал инструменты.

Он быстро и подробно изложил основное. В мае маленькому кронпринцу было сделано кровопускание, которое прошло успешно. Это укрепило позиции Молчуна. Интрига заключается в том, что Хольк — в немилости, Рантцау — в милости, но бесхарактерный и неопасный человек. Бернсторфа осенью должны отправить в отставку. Струэнсе уже больше не протеже Рантцау и скоро завладеет всей властью. Поэтому Рантцау его ненавидит, но считает себя единственным и ближайшим другом Струэнсе. Бранд — в милости. Король, абсолютно бесконтрольно, механически подписывает декреты. Струэнсе на следующей неделе должны назначить конференц-советником с годовым жалованием в тысячу пятьсот риксдалеров. Послание, касающееся запрещения, или «прекращения» выдачи орденских знаков и вознаграждений, которое король подписал на прошлой неделе, было написано Молчуном. Ожидается поток «реформ».