Визит после полуночи

Оганесов Николай Сергеевич

– Скажите подобные сцены имели место раньше?

– Станислав Иванович, - она упорно называет мужа по имени и отчеству, - ревнив сверх меры, но столь строгого объяснения я не припомню.
– Татьяна Николаевна меняет наклон головы, и я вижу мелкую сетку морщин у переносицы искусно скрытую слоем косметики.
– Он говорил всякие гадости и вообще... не заставляйте меня повторять этот бред.

– В котором часу ушел из купе ваш муж?

– В начале десятого. Как раз в то время, когда в соседнем

купе находился грузин.

– А почему вы думаете, что вторым был грузин?

– Один из них говорил с сильным акцентом.

– Как долго это продолжалось?

– Несколько минут. Я легла спать и заснула. Проснулась уже около одиннадцати.

– Значит, между девятью и десятью вечера Виталий Рубин к вам в купе не заходил?

– Нет, - твердо отвечает она.

Поблагодарив Татьяну Николаевну я еще несколько минут сижу молча переваривая все, что услышал. Потом прошу Гаврилыча открыть мне свободное купе и позвать Тенгиза.

– Из четвертого?
– уточняет он - Сей момент. Через минуту ко мне заходит полный мужчина в майке с мультипликационным волком на груди и в спортивных трикотажных брюках. Его загорелое лицо добродушно, слегка заспанно, а губы, растянутые в улыбке обнажают ослепительно белые зубы.

– Ваша фамилия?
– спрашиваю я.

– Зачем слушай, фамилия?
– удивляется он.
– Тенгиз меня зовут. Я тебе без фамилии все скажу. Надо будет - всю ночь буду рассказывать.

Я беру протянутый им паспорт.

– Скажите Чаурия, а вы ссорились с пассажиром из восьмого купе?

– Виталием, да?
– Он грузно опускается на противоположную полку пожимает плечами, отчего волк на его груди строит мне уморительную гримасу.
– Знал что спросишь. Ругались мы да, ругались. Как мы могли не ругаться? Играли в карты, понимаешь, а он спекулянтом называет. За что?! Я не вор, свои фрукты везу не чужие. А он говорит: "Миллион с трудового народа сдирать едешь". Какой миллион?! Какой сдирать?! Своими руками копаю своими руками ращу, какой слушай спекулянт, а?!! Я и есть трудовой народ понимаешь? Два мешка мандарин везу - у меня справка сельсовета есть. Я честный колхозник! Чаурию каждый знает он не спекулянт!

– Этот разговор был во время игры?

– Да.

– А что вы делали после?

– Что делал? Ничего не делал. Чай пил.

– В восьмое купе заходили?

Стыдливо потупив взор, Чаурия подтверждает.

– Да слушай заходил. А ты бы не зашел?! Объяснить человеку надо? Справку сельсовета показать надо? Дорогой, говорю, зачем обижаешь? Зачем спекулянтом называешь? Я не спекулянт, я колхозник! У меня справка есть, свои фрукты везу не чужие.

– И чем закончился ваш разговор?

– Извинился, - небрежно отвечает Тенгиз.
– Сказал что неправ был.

– В котором часу это происходило?

–

Может, в девять, может позже. Я ушел от него, а он в седьмое купе пошел.

– К Жоховой.

– Откуда я знаю к Жоховой не к Жоховой! Кто такой Жохова? Муж и жена там едут Родион едет. Виталий зашел туда, а я пошел к себе чай пить. Потом в ресторан пошел кушать захотел. Пришел оттуда, не успел спать лечь, как закричал кто-то. Выскочил я, а тут такое творится!

– Получается, что после девяти вы Рубина не видели?

– Совсем не видел. Скажу по секрету - нехороший человек Виталий. Со мной ругался, с Родионом ругался. Скандальный человек, не мужчина.

– С Родионом он тоже ссорился?

– А как же! Ссорился. Когда в карты играли.

– Из за чего не знаете?

– Вот этого, дорогой не знаю.

Ноль часов пятьдесят семь минут

– -----------------------------

Дверь открывает худощавый неопределенного возраста мужчина ему можно дать и сорок и все шестьдесят. Несмотря на поздний час, его костюм в полном порядке.

– Лисневский Родион, - представляется мужчина. Вместо "р" он произносит мягкое "в", отчего получается забавное "Водион".

– А отчество?
– спрашиваю я.

– Не слишком ли официально для полуночной беседы? А впрочем - Романович. Вы наверно по поводу несчастного случая?
– продолжает он.

Я киваю и задаю ставший традиционным вопрос.

– Меня интересует, чем вы занимались между девятью и одиннадцатью вечера.

Он светски улыбается и вытаскивает из внутреннего кармана пиджака портсигар из слоновой кости покрытый тонкой серебряной вязью.

– Вы спрашиваете, чем я занимался? Чем обычно занимаются мужчины, дабы скоротать свободный вечер?
– "Вечер" он произносит без последнего "р" зато "скоротать" звучит интригующим "сковотать".
– Играл в преф, побаловался чайком, потом баиньки. Сами понимаете в пути выбор развлечении невелик.

Лисневский щелкает портсигаром и прячет его в карман.

– Меня интересуют подробности.

– Какие подробности?

– Всякие. В частности, ваша ссора с пострадавшим.

– Ага, - говорит Лисневский, вытаскивает огромные часы-луковицу, недвусмысленно смотрит на ажурные стрелки, намекая на время.

– Пусть это вас не смущает, - говорю я.
– В экстренных случаях мы имеем право беспокоить свидетелей в ночное время.

– Да-да.
– "Водион" рассеянно смотрит куда-то поверх моей головы, скорей всего на свое собственное отражение в зеркале.
– Случай безусловно экстренный...

– Итак, Родион Романович? Меня интересует, при каких обстоятельствах произошла ваша ссора с Виталием Рубиным.