Визитатор
Шрифт:
Освободившись от лекаря, он тут же погрузился в собственные тревожные мысли и едва не попал под колеса, ехавшей мимо телеги.
Во время сбора винограда с раннего утра и до того момента как солнце начинало клониться к западу, на внешнем дворе аббатства царил несусветный хаос. Поднимая клубы пыли, от давильни к воротам неслись пустые телеги, крестьяне громко спорили с прижимистым келарем 4 за каждый причитавшийся им денье, ослы ревели под тяжестью корзин с виноградом, словом, благочиние напрочь покидало монастырские стены.
4
Келарь —
Но братия переносила временные неудобства воистину с христианским смирением, если не сказать с едва скрываемой радостью, как впрочем, и любые перемены в однообразии монастырской жизни. Даже самые ревностные исполнители устава, вроде ризничего, сдерживали неудовольствие, в конце концов вино — непременный атрибут церковной службы, да и монашеская трапеза без вина не трапеза вовсе.
Брат Антуан — сторонник чистоты и порядка — тщательно отряхнул припорошенную пылью рясу, отпустил нелестное замечание вслед удалявшейся телеге и двинулся дальше. Он как раз поравнялся с монастырской гостиницей, когда со стороны амбара донесся шум и, о ужас, смех! И не какой-нибудь, подавляемый усилием воли смешок, а самый настоящий здоровый и раскатистый смех!
Он ускорил шаги, обогнул конюшню и направился к амбару, откуда послышался новый взрыв хохота. Ризничий зажал уши руками — нельзя же одобрять подобное бесчинство! Между тем пункт 55 устава, который обязан чтить всякий монах, запрещает часто и громко смеяться.
Немыслимо! Что подумает святой Аполлинарий?! Хорошо еще, что он, брат Антуан, стал свидетелем сего безобразия. Уж он-то побеспокоится о суровом наказании для святотатцев.
Ризничий осторожно выглянул из-за угла и оцепенел от нежданно открывшейся картины. Перед распахнутым настежь амбаром на пожухлой траве развалились — он быстро подсчитал — семь монахов. И, конечно, среди них был пономарь — бездельник и пустобрех.
Брат Антуан схватился за сердце. Семеро трутней бьют баклуши и веселятся в часы работы! Куда смотрит приор? Только и умеет, что гнусавить по утрам устав, а кто будет следить за его соблюдением? Что если святой Аполлинарий разгневается и покарает обитель?
Он с опаской поднял глаза вверх. По синему небу мирно плыли молочной белизны облака. Брат Антуан прочитал краткую молитву и прислушался к разговору. В следующее же мгновение он лишился дара речи.
— А вот теперь, братья, я вам кое-что расскажу.
— Ну-ка, ну-ка, послушаем пономаря.
— Если снова о пирушке в деревенской харчевне…
— Что с того? Лучше послушать еще раз брата Жана, чем зануду приора. А уж если история будет касаться дамы, то…
Пономарь, круглолицый здоровяк, самодовольно ухмыльнулся и подтвердил:
— Да, речь пойдет о молодой даме. Прошу внимания, братья, а кто грамотен, пусть записывает. На сей раз я преподам вам несколько заповедей о том, как можно скоро соблазнить целомудренную девицу.
Слушатели одобрительно загудели — брат Жан имел славу непревзойденного рассказчика. В его устах даже самые тривиальные события превращались в захватывающие дух истории, скрашивая
— Так вот. Много лет тому назад случилось мне давать уроки одному мальцу…
Внезапно рыжий монах вскочил на ноги.
— Постойте, брат Жан, не начинайте без меня. Я мигом, только амбар запру.
Остальные монахи недовольно зашумели.
— Вечно вы, брат Гийом, суетитесь не к месту.
— И то правда, после запрете.
Пономарь нетерпеливо поднял вверх руку с толстыми короткими пальцами, призывая к тишине. Брат Гийом вернулся на свое место, монахи расселись полукругом и превратились вслух.
— Итак, братья, как я уже сказал, случилось мне учить грамоте одного мальца, — брат Жан полуприкрыл глаза, погружаясь в воспоминания. — Отец его был известный в Туре купец. Не жаден, назначил мне хорошую плату за уроки, но часто дома не бывал. А вот жена его — скряга — так и норовила за малейшую оплошность из причитавшейся мне платы высчитать. То я на прошлой неделе, говорит, опоздал два дня кряду, то третьего дня раньше закончил урок, то еще чего-нибудь придумает. В общем, изводила меня старая курица, жизни не давала. Но я нашел способ поквитаться с ней. Дело в том, что кроме сына, была у них еще дочь, — брат Жан поморщился и покрутил в воздухе короткопалой пятерней. — Так себе девица, ничего особенного, знавал я и получше. Она как раз в возраст вошла, округлости, где надо, ну точно, как у нашей козы Бланш…
В этом месте пономарь вынужден был прервать изложение обещанных «заповедей»: ризничий покинул свое укрытие и медленно приближался к амбару. Выражение его изможденного частыми постами лица не оставляло сомнений — провинившихся монахов ожидали крупные неприятности.
— Вот значит как! Прекрасно, нечего сказать. Жаль, конечно, огорчать господина аббата, но другого выхода нет. Я лично потребую самого сурового наказания для вас, — брат Антуан обвел хмурым взглядом вытянувшихся в струнку монахов. — Что ж вы стоите, будто истуканы? Принимайтесь за работу!
Монахи поспешили ретироваться, вполголоса переговариваясь.
— У, наушник аббатов, теперь точно донесет, — прошептал брат Тома.
— Может, остынет? — не очень уверенно предположил рыжий Гийом.
— Как же, остынет он. Видали, как у него уши покраснели? Чуть не лопнул от злости ризничий. Эх, сидеть нам теперь неделю на воде и хлебе. И это еще в лучшем случае.
— А вы, брат Тома, и впрямь думаете, что ризничий доносит настоятелю?
Брат Тома остановился и боязливо огляделся по сторонам, сердце в его тощей груди учащенно забилось. Но никого поблизости не было, сновавшие по хозяйственному двору крестьяне, разумеется, не в счет. А ризничий — гроза рядовых монахов — чинно сворачивал в сторону храма.
Брат Тома проводил его прямую, словно доска, фигуру неприязненным взглядом. Стервятник, подлинный стервятник в монашеской рясе!
Ризничего он боялся до дрожи в коленях, до замирания сердца в тощей груди. Да и как не бояться, когда по его милости бедный брат Тома три раза попадал в карцер, не считая менее суровых наказаний. И хоть бы было за что, а то ведь — и это самое обидное — а мелкие оплошности, которых с кем не бывает! Но ризничий — подлинный стервятник — взъелся на брата Тома и не знал снисхождения.