Вкус денег
Шрифт:
– Был заказ на цветы (белые розы, двадцать одна штука, с капельками росы и без обертки, связанные голубой тесемкой) для Чекалиной Веры Ильиничны, - взялся объяснять он.
– Номера, в котором она поселилась, заказчик не назвал. Нужно было доставить цветы именно сегодня, по возможности ровно в 14.30. К букету требовалось приложить открытку с амурчиками и текстом: "С годовщиной. Илларион".
– Курьер протянул Денису открытку. Действительно, с толстенькими нахальными амурчиками, тисненными золотом сердечками и пестрящей вензелями вышеуказанной надписью на обороте, выполненной цветным лазерным принтером.
–
– Правда…
Бережной удивленно поднял бровь:
– Заказное?
– Почему заказное?
– Ну, не знаю… - он замялся и совсем по-детски покраснел, - солидный мотель все-таки, бомжи за бутылку не дерутся, семейный скандал со сковородками тоже вряд ли… Мне просто интересно, я два курса на юридическом отучился, ушел в академку, теперь думаю восстанавливаться. Рад бы вам помочь, только я ничего не видел и теперь от вас вот узнал, что случилось.
– То есть на этажи вы не поднимались?
– Нет. Зачем?
– И полтора часа просидели на одном месте?
– Ну, во-первых, уже два, а во-вторых, я ходил звонить в агентство, выходил, извините, отлить. Еще пошел намочил платок, бармен даже трехлитровую банку пожалел для цветов, а их, может быть, еще кому-то вручать придется.
Роберт Ненашев. 24 марта
Господи, еще два часа лету! Кончится это когда-нибудь или нет?!
Роберт тщетно пытался расслабиться, но девушка в соседнем кресле с упоением молотила по клавишам ноутбука, и клавиши эти противно чавкали и клацали каждая на свой манер. Знал бы, что придется так мучиться, захватил бы беруши или хотя бы плейер. Он мельком взглянул на экран:
"…немецкие коллеги позитивно прореагировали на все Ваши предложения. Окончательное согласование состоится в ходе конгресса, они оставляют за собой право на доработку документов, но принципиальное согласие получено".
Неужели заканчивает?
Соседка доколотила дату и время.
Закончив работу, она кокетливо улыбнулась Роберту:
– Нервничаете?
– Очевидно, его беспрерывное ерзанье в кресле она приписала страху высоты, клаустрофобии или чему-то вроде того.
– Я тоже не люблю летать. Кстати, меня зовут Наташа.
– Роберт.
– А по профессии?
– Студент.
– А я журналистка. И что вы изучаете?
– Криминалистику.
– Да?! Как интересно!
– Ее глаза загорелись любопытством, она даже придвинулась поближе.
– Расскажите что-нибудь ужасное, про маньяков, например. Вы уже проходили маньяков? Ну, пожалуйста.
– Не проходили.
– Роберт отвернулся к окну, не желая поддерживать беседу. Кто его вообще за язык тянул? Сказал бы, что
Сделав еще пару безуспешных попыток разговорить Роберта, она вновь застучала по клавишам.
Он изрядно устал. Вначале утомительный перелет через Атлантику. Потом три часа во Франкфурте - и снова в самолет. Во Франкфурте его должны были встретить мать или дед. Но ни матери, ни деда в аэропорту он так и не дождался. Выходит, можно было лететь прямо из Нью-Йорка в Москву…
В Москву, черт возьми, на историческую родину. На родину, с которой его, родившегося и выросшего в Нью-Йорке, абсолютно ничего не связывало. Конечно, язык он знал, дома и бабушка и отец разговаривали только по-русски. Но в России никогда не был и, честно говоря, желания особого побывать там не испытывал. Однако, как регулярно повторяет бабушка, человек предполагает, а Господь располагает.
Что могло случиться с отцом? Роберт не совсем понимал, как может бесследно исчезнуть взрослый человек, не беспомощный калека и не идиот. И почему московская милиция до сих пор не нашла никаких следов. Бабушка была уверена, что он уже наверняка мертв, и желала только одного: присутствовать на похоронах. А Роберт все еще надеялся, что у отца очередная головоломная любовная интрига, которые и до того случались с завидной регулярностью, и он просто сбежал от одной пассии к другой, умело обрубив концы. Только почему не предупредил бабушку?
Щелканье клавиш, которое Роберт уже воспринимал как некий звуковой фон, прекратилось. Наташа, о чем-то раздумывая, пощипывала себя за мочку уха и улыбалась собственным мыслям. Роберт покосился на ее ноутбук и опешил:
"…Он вошел в клуб "Романтическая ночь" и, окинув отрешенным взглядом зал, утопающий в клубах сизого табачного дыма, выбрал столик у окна. У него было красивое слегка вытянутое лицо, обрамленное небольшой светлой бородкой, тонкий нос и серо-голубые умные глаза. Дорогой костюм, говоривший об утонченном вкусе, галстук с изысканным рисунком (множество крохотных золотистых леопардов на черном фоне), строгий темно-серый плащ. Он был явно чем-то подавлен, то и дело ворошил ежик светлых волос на голове и покусывал губы.
Столик был не слишком тщательно вытерт. Скатерть отсутствовала. Он поднял свою красивую тонкую руку с едва заметным шрамом на тыльной стороне ладони. Из-под полы пиджака показалась рукоятка огромного черного пистолета, покоящегося в наплечной кобуре. Он поманил девушку, стоявшую у стойки бара. Она подошла, грациозно покачивая бедрами, и присела ему на колени:
– Салют, я Жозефина.
– А я Роберто.
– У тебя такие грустные глаза. Ты болен? Откройся мне, и я излечу твое сердце.
– Я потерял ее… Навсегда!
– Ах…"
Роберт не верил своим глазам. Он машинально взглянул на свой галстук, затем на правую руку. Если в достоверности описания "умных грустных" глаз еще можно было сомневаться, то насчет всего остального сомнений не было - и леопарды, и шрам, и борода были его. Он почувствовал себя обнаженным натурщиком:
– Благодарю покорно, что вы меня увековечили. Позвольте поинтересоваться, вы уверены в нетленности данного шедевра?
Она бросила на него лукаво-невинный взгляд: