Вкус денег
Шрифт:
– Очень интересно.
– А еще я позвонила отцу, твой брат жив, с ним все в порядке, твои сыщики о тебе волнуются. На всякий случай я не стала объяснять, где мы, хотя он очень настаивал.
Оркестр заиграл фламенко, и Наташа, не давая Роберту возможности предаться размышлениям, потащила его танцевать.
Денис Грязнов. 7 апреля
Майский назначил Денису встречу в пять часов - по окончании рабочего дня - возле отделения, по-свойски влез в джип на глазах у коллег и потребовал так, что было слышно на другом конце квартала:
– Поехали пива выпьем для успокоения нервов.
Для кого предназначается весь этот спектакль, Денис спрашивать не стал: в Майском
Когда Денис свернул за угол, Майский повторил просьбу, но скромнее:
– Ну так как насчет пивка? Угощаешь?
– Если необходимо в интересах следствия.
– Необходимо. Кривошеев задолбал! Полчаса мурыжил. Уточкин задолбал! Все меня задолбали!!!
– подтвердил Майский догадку Дениса.
– Навесили на меня половину жмуриков в Москве, а я отдувайся. Четыре штуки! Задница мне! Если хоть какого-нибудь завалященького киллера не найду…
Денис лихо подрулил к пирамиде из ящиков с пивом и купил один прямо у ребят, грузивших их в фургон. Майский смачно приложился к банке, осушил ее залпом, смял в кулаке и около ближайшего светофора на ходу забросил через окно в мусорный бак метров с десяти. Настроение у него от этого улучшилось, и, довольный, он выложил без дальнейших предисловий то, ради чего, собственно, и вызвал Дениса:
– Я выяснил наконец, зачем Лесников приезжал в Москву. Для переговоров с Паршиным, с вице-президентом "Спартака".
– А что Паршин?
– А Паршин улетел в Токио на товарищеский матч, он мне сказал, что заранее игра не планировалась, это Пирожков их в один день построил и приказал лететь в Японию. Паршин с Лесниковым должны были вести переговоры о продаже игроков, но, поскольку Паршин улетел, Лесникову пришлось несколько дней ждать.
– Что-то я не понимаю, - Денис покачал головой, - при чем здесь Пирожков? Можно подумать, он в "Спартаке" главный!
– Пирожков по всей Москве главный!
– заявил Майский назидательным тоном.
– Ну, может, за редкими исключениями.
– А ты проверял, это действительно так?
– Что проверял? Что Пирожков всем вокруг заправляет?
– удивился Майский.
– Что вопрос с товарищеским матчем решился в последнюю минуту.
– Проверял.
– Майский вздохнул: - Все подтверждают. Так что у Паршина алиби: в момент убийства в Москве отсутствовал, к тому же не по собственной воле.
Денис для приличия расспросил о подробностях беседы с Паршиным и все ждал: упомянет Майский про Штангиста или нет. Но Майский больше ничего существенного не сказал, посетовал снова на то, что расследование не продвигается, и попросил отвезти его домой. Под конец Денис слушал вполуха, пытаясь сопоставить новые факты. С одной стороны, Паршин - человек Штангиста, по крайней мере, такие сведения раздобыл Щербак. Это согласуется с тем, что Штангист мстит за убийство Лесникова: чеченца взорвал и от Майского сатисфакции требовал. Выходит, кто-то сорвал Штангисту выгодную сделку. Кто? Гагуа? Но почему у себя в мотеле? Может, кто-то хотел столкнуть Гагуа и Штангиста лбами? Но непонятно, кому это выгодно. Разве что Пирожкову, хотя мотивы все равно не ясны. Но если даже так, мог он использовать Ненашева для какой-то тайной миссии или, наоборот, убрал его, чтобы не путался под ногами?
Ни на один вопрос Денис вразумительного ответа не придумал и решил, что с Паршиным нужно обязательно встретиться лично: Майский не в курсе всех событий, поэтому на его выводы полагаться нельзя.
Буквально через четверть часа он еще больше укрепился в своем мнении. Щербак откопал новые сведения про борьбу между
Роберт Ненашев. 7 апреля
Вечером они гуляли по пустынному пляжу. Слушая шум прибоя и шелест пальм, сидели на прибрежных камнях и смотрели на огромные звезды и тонкий серп месяца, качавшийся на волнах.
Наташа теснее прижалась к Роберту, ежась от прохладного бриза. Он накинул ей на плечи свой пиджак.
– Может, я дура сентиментальная, - вздохнула она, - но я сейчас зареву. Ты луну эту видишь? А море? Мы там себе чего-то возимся, проблемы решаем, личную жизнь устраиваем… Как это все мелко и ничтожно выглядит перед этим морем и этой луной. Ну, родились мы, ну, умрем, а луна будет сиять еще тысячи лет…
Наташа положила голову ему на плечо, на щеках у нее действительно блестели капельки слез. Он осторожно стер их. Хотел было пошутить, разрядить атмосферу, но, сообразив, что ей нужно выговориться, промолчал.
– Знаешь, когда мне было лет десять, мы на лето ездили в деревню. К какой-то троюродной бабушке.
– Наташа отстранилась и посмотрела ему в глаза.
– И я все лето напролет носилась с ордой пацанов по окрестным лесам. Заводилой у них был вечно растрепанный худющий Михей, мой кумир, моя первая детская любовь. Однажды он поймал в силки зайца, а потом маленьким складным ножом разделал его. Мы жарили эту разбойничью добычу на вертеле и, воображая себя дикими варварами, то ли скифами, то ли печенегами, в упоении рвали зубами полусырое несоленое мясо. А шкурка несчастного животного, насаженная на палку, стала нашим штандартом. Тогда мне это казалось геройством… И вот мне самой пришлось убить. Причем не какого-то там кролика. Живого человека. Ты, наверное, меня не понимаешь. Думаешь, это бабские сопли. Ты-то убьешь, если понадобится. Не задумываясь.
– Ну, успокойся. Я тоже не живодер. Я все понимаю.
– Роберт знал, что рано или поздно это произойдет. Реакция и так запоздала, Чаплин ведь уже три дня как преставился. Ему хотелось как-то ободрить Наташу, но убедительные слова не находились, и он только обнял ее покрепче.
Ночью он проснулся от шума воды. Наташа сидела в ванной и отчаянно мылила руки. Зубы ее мелко дрожали. Роберт присел на край ванной.
– Что случилось?
– Мне снится огромный глаз. Только глаз, лица я не вижу. Я медленно всовываю в него нож и проворачиваю вначале в одну сторону, потом в другую. Кровь брызжет мне на руки, а глаз подмигивает, подмигивает…
Роберт аккуратно отобрал у нее мыло и помог выбраться из воды. Отнес на кровать и бережно укрыл одеялом. Но Наташу продолжал бить озноб. Она свернулась в комочек и схватила его за руку:
– И тогда я снова бью его ножом, но он жив, он смеется надо мной. А потом я вижу лицо Чаплина. Он вынимает второй глаз и протягивает его мне. Его и так жуткая улыбка растягивается просто до ушей. Я хочу убежать, но не могу. Я пытаюсь вспомнить, как назывались те, кто похищал детей и делал из них уродцев. Я знаю, что, если вспомню это, кошмар уйдет. Но не могу вспомнить.