Вкус греха. Долгое прощание
Шрифт:
Как она раньше не додумалась! Хорошо, что не позже. По ее подсчетам, у нее катил к концу третий месяц, пора было срочно на чем-то останавливаться…
Она пришла домой, братец, к счастью, отсутствовал и, налив себе чашку кофе, с ходу, чтобы не раздумывать и не отказаться от идеи, — позвонила.
Ответил юношеский басок, крикнул в глубь квартиры:
— Мам! Тебя!
Вера сначала удивилась, но, подсчитав, поняла, что Лельке уже к сорока и парню, видимо, уже лет шестнадцать — восемнадцать…
Подошла
— Здравствуй, вот уже и не узнаю тебя… Куда пропала?
— Повод серьезный, — сразу решила Вера брать быка за рога, — а не звонила… Ведь ты тоже… Мне надо с тобой встретиться, Лелька, — сказала она по-прежнему, как раньше, решив, что выяснения отношений уже вполне достаточно. — Ты сможешь?
Она поняла, что выбор она сделала правильный.
Елена не отказала:
— Давай, — сказал она. — Где?
— В кофейном зале Дома журналистов?
Елена Николаевна сразу же отказалась.
Тогда Вера предложила на улице, около их бывшей совместной работы, спросив:
— Ты там работаешь?
На что Лелька ответила, что да, но почти всегда на дому — берет рукописи…
Лельку Вера увидела издали. В пушистой шубке, белом пушистом шарфе, белых высоких сапогах, как всегда элегантная, но несколько безвкусная.
Она улыбалась Вере прохладной улыбкой, которая означала не антипатию, но равнодушие. Так и было. И Вера вполне понимала Лельку.
Они обнялись, коснувшись друг друга холодными щеками, и Вера увидела, что Лелька подурнела и постарела: лицо отяжелело, а огромные голубые глаза, которые всегда скрашивали все Лелины недостатки, стали будто меньше, тусклее и были грубее накрашены.
— Ты хорошо выглядишь, — отметила Елена Николаевна без зависти, но с некоторой горечью.
Вера действительно была хороша. Видимо, новая, зародившаяся в ней жизнь давала отсвет на все: румянели щеки, сверкали глаза, правда прикрытые очками, — близорукость никуда не денешь! Светились цвета меди волосы, присыпанные снегом…
— Не думаю, — покачала головой Вера, — нет причин хорошо выглядеть.
Ей хотелось, чтобы разговор уже перешел к главному, но Лелька пропустила мимо ушей зацепку, а задумчиво продолжила:
— Ты вдруг как-то сложилась, по-женски. Я еще летом это заметила.
— Летом?.. — переспросила Вера, почувствовав себя неуютно.
— Да, — откликнулась тем же ровным равнодушным тоном Елена Николаевна, — я ехала в троллейбусе, а ты шла…
— Одна? — вырвалось у Веры — она испугалась, что Леля видела ее с Митей!
— Одна, — почему-то усмехнулась Елена Николаевна и тут же спросила: — Как ты живешь? Замуж вышла?
Ох уж этот вопрос, который задают всем молодым женщинам в «критическом возрасте», будучи уверенными, что ответ будет отрицательным!
— Нет, —
Елена Николаевна взглянула на нее более внимательно:
— Тебя это огорчает? Вот не думала! Ты мне казалась такой независимой.
— Дело не в этом, Леля, — ответила Вера, — все сложнее… Я сейчас в довольно щекотливом, что ли, положении, и может быть, поэтому такая…
Она замолчала и подумала, что разговор идет трудно и Лелька не хочет замечать ни тона Веры, ни ее отчаяния…
Она не слушает, — идет медленно под снежной метелью, смотрит вперед, будто там хочет что-то разглядеть.
Елена Николаевна действительно полуслушала Веру. Она думала о том, что знает, почему Вера до сих пор не замужем. Она видела Веру тогда не одну. С Митей. Эта встреча так толкнула ее в сердце, что она долгое время не могла прийти в себя…
А сейчас вспомнила свою краткую безумную близость с Митей… Веру, которая тогда как бы была третьей лишней, а на самом деле — Первой. Она вытеснила ее, Лелю. А сейчас Вера с чем-то пришла к ней! И Леля никак не может взять себя в руки и отнестись к ней нормально — без горечи и неприязни.
Воспоминания же о Мите были сложными — они вбирали в себя все: и острое счастье, и любовь, и ненависть, и ощущение стыда…
Но в конце концов, ей надо признаться, что все это для нее — прошлое, а для Веры — настоящее, и не надо на нее злиться, ведь ей еще предстоит то, что было с ней, Лелей… — таков уж Митя.
— У тебя ведь сейчас роман с Митей, — сказала она утвердительно.
Вера вздрогнула и съежилась. Нужно решать: или полная откровенность или она должна тут же уйти и еще возмущенно кинуть: какая чушь, сплетни!
— Да. Был. А откуда ты знаешь?
— В Москве и не узнать! А почему — был? — спросила Леля.
Вера понимала Лелькино состояние, но раз решила — честность, то так и надо держать. И потом, ей страстно хотелось говорить о Мите… А кто может быть лучшим собеседником на эту тему? Лелька.
— Потому что он опять там. И надолго. Когда появится, — не знаю. А если даже появится, — не знаю, встретимся ли… ты же сама знаешь!
Елена Николаевна взяла ее за руку:
— А ты хочешь его увидеть?
— Очень, — честно ответила Вера.
— Ты считаешь его хорошим? — продолжила свой допрос Лелька.
Они все стояли, и снег совсем почти засыпал их.
— Да, считаю! — крикнула Вера. — И не смей говорить мне о нем плохо!
— Я и не хочу этого делать. Но знаешь, какие тяжелые часы и дни… — Леля помолчала, — я провела из-за него? Он оставил столько боли…
Лицо Веры горело, она заговорила громко и возбужденно:
— А мне? Мне он вот что оставил! — И, придя в ужас от своего жеста, щелкнула себя по животу.