Вкус коньяка
Шрифт:
– В школу. Я больше убегать не буду. Ты прости меня дядя Сережа.
Я вроде как не в себе был вчера. Побродил по городу, подумал… Я больше так не буду… поступать.
– А часы-то твои где?
– Есть захотел. Продал, чебурек купил.
– Ладно, давай, дуй в школу… Чебурек!
– Я побежал!
– и Мишка поскакал вниз по ступеням.
– Эй, чебурек!
– окликнул я его.
– Из школы придешь, что есть будешь? Что тебе приготовить?
– А все равно!…Суп с фрикадельками.
Я вернулся к Анне. Она сидела за столом задумчивая, грустная.
–
– Помянем?
Анюта кивнула головой, но, взяв рюмку в руки, только пригубила и поставила ее на стол. Я тоже только пригубил.
– Я когда Лешу схоронила, - начала она, - посмотрела на Марусю.
Жалко ее, совсем одна осталась. Соседи… Соседи - люди не родные. У них свои заботы, свои проблемы. Мы с Гошей пожили у нее, да и уехали. А она одна осталась. Плохо бабе одной. Не должна баба одна жить. Был бы сын… Вот у меня тоже… Брат есть, родная кровь.
Вернулись домой, он к себе уехал. Понятно - его семья ждет. Мы с ним брат с сестрой, а как те же соседи. Встречаемся иногда. Часто, но все равно - иногда. Гоша уехал, а я домой пришла - пусто, холодно. К тебе в дверь позвонила, Мишка открыл. Я его как увидела… - Анна подняла на меня глаза.
– Я помню, как ты Зоиньку любил. И сейчас любишь…
Я положил свои руки на Анютины. Они были теплые, даже горячие.
– Не говори ничего, - сказал я ей ласково.
– Теперь у меня другая семья. Это ты и Мишка.
– Правда?
– с надеждой в голосе спросила Анюта.
– Правда. Ты и Мишка. А Зоиньку, конечно, я всегда буду помнить.
– Конечно…
Вечером, когда мы с Аней и Мишкой на моей кухне уже заканчивали ужинать - доедали любимый Мишкин суп с фрикадельками - пришел
Платон. Как всегда в его руках был кейс.
– Привет, Платон, - по-свойски поздоровался Мишка, - суп с фрикадельками будешь?
Платон посмотрел на часы и сказал:
– Поздновато для супа. А чайку выпью с удовольствием.
– Может, кофе?
– предложила Анюта.
– Можно и кофе.
Мишка посидел с нами недолго. Я видел, что ему ужасно хочется баиньки - его черные, обычно широко распахнутые глаза-виноградины стали похожи на две недозревшие маслины. Устал и не выспался этой ночью. Его усталость была видна всем, но Мишка не уходил - клевал носом, но сидел. Платон строго сказал:
– Детское время кончилось. Иди-ка дружок спать, а то за столом уснешь. А мне с твоими… с дядей Сережей и с тетей Аней поговорить нужно.
Я отправил Мишку в его комнату. Через минуту зашел - Мишка спал без задних ног, из-под одеяла, там, где была его голова, выдувалось легкое ровное дыхание. Одежда была аккуратно сложена на стуле. Я постоял немного, прислушиваясь к Мишкиному сну и вернулся на кухню.
Платон раскрыл свой кейс и выложил на стол что-то тугое, замотанное в прозрачный полиэтиленовый пакет. Это были доллары, я разглядел через полиэтилен зеленовато-серые пачки.
– Это Мишкина квартира.
– Нашел-таки этих мошенников?
– Нашел. Бывшего директора и владельца фирмы. Он не мошенник, просто - порядочная
– И отнял у него деньги?
– Грамотно наехал, - поправил меня Платон.
– Но предварительно собрал кое-какие материалы. И на фирму, от которой он избавился и на него самого. Пришлось поездить. Нашел главного бухгалтера, секретаршу, еще кое с кем поговорил.
– Платон, но это же шантаж, - не особенно активно возмутился я.
–
Или как - рэкет?..
– Если действуешь в благих целях, то подобную акцию неправильно называть шантажом и уж тем более рэкетом. Мишка получил финансовую компенсацию за незаконно отнятую у него квартиру. Надо было бы еще за Мишкиного отца у этого гада потребовать, но…
– А что, там и, правда, был криминал? Мишкиного папу убили?
– Да нет. Он сам умер. Его не ножом зарезали, не ядом отравили, не из пистолета застрелили. Он умер от сердечного приступа, а вот приступ ему директор организовал.
– Как это?
– Дело в том, что Андрей Ильич Петров был действительно фирме должен. Он ведь Мишку в школу искусств устроил. Школа платная, дорогая. Андрей Ильич ссуду взял, чтобы Мишкины занятия оплачивать.
А директор взял и потребовал от него срочно долг погасить. Там долг-то небольшой был. Но директор на Мишкиного отца наорал, пригрозил уволить и квартиру отобрать. У Андрея Ильича сердце больное было. Мишка о болезни отца ничего не знал, тот скрывал от него. Болело сердце, а он молчал, делал вид, что здоров как бык. А после разговора с директором…, он, директор, кстати, знал о том, что у его работника с сердцем проблемы, после разговора с директором у Петрова приступ случился. Скорую вызывать не стали. Петров из офиса ушел, а по дороге домой упал и умер. Так что, косвенно в смерти Мишкиного отца директор виновен. Но только косвенно. Посадить за решетку его не удастся…Берите Сергей эти деньги, они Мишкины по совести. Уверен, вы ими правильно распорядитесь.
Я взял пакет в руки. Он был довольно весомым.
– Здесь сто девятнадцать тысяч долларов, - сказал Платон, увидев, что я взвешиваю в руках пакет.
– Объем большой потому что купюры разные. И крупные и маленького достоинства. Взял те, какие у него были. Тысячу я потратил на акцию. В таком деле расходы неизбежны.
– А твоя доля?
Платон махнул рукой:
– Да бросьте вы, Сергей. Негоже у сирот гонорары брать.
– Мишка теперь не сирота, - вступила в разговор Анюта, - у него теперь мы с Сережей есть.
– И она придвинулась ближе ко мне.
Платон посмотрел на нас с улыбкой, подмигнул и, сказав на прощанье: "Гоше Егоровичу привет передавайте", ушел.
*35.*
На кладбище мы теперь всегда ходили втроем. Заходили к моим родителям, потом шли к Зое, Мишке, Светлане и Лизоньке. На обратном пути заходили на могилку к Николаю, Аниному мужу. Где лежит Мишкин отец мы еще не знали, но со дня на день должны были получить информацию. Николай Петрович Первачев пообещал разобраться в этом вопросе, поднять необходимые архивы и выяснить место захоронения