Вкус манго
Шрифт:
— Сама съешь. — Мне казалось, что я не заслуживаю ее доброты.
Я бродила по улицам, чуть ли не волоча пакет по земле. В тот день я денег не заработала, но на следующий день подняла пакет чуть выше. Постепенно я снова начала разговаривать с Адамсей.
— Меня выбрали для одной программы, — по секрету сообщила она мне как-то вечером, когда мы шли домой. — Возможно, я поеду в Германию.
Я порадовалась за сестру, как радовалась за всех детей, участвующих в программах зарубежных некоммерческих организаций. Лагерный чиновник был прав, когда говорил, что Запад все больше интересуется Сьерра-Леоне.
— Но это не программа
— А где эта Германия? — спросила я.
— В Европе, — ответила Адамсей, показывая на север, будто страна под названием Германия расположилась за фритаунскими горами. — Говорят, там много зелени.
— Ох! — Я опустила глаза, внезапно осознав, что ее отъезд будет значить для меня.
— Не беспокойся, — попросила Адамсей и обняла меня своими крупными руками. Когда сестра уже хотела отстраниться, я неожиданно для себя прижалась к ней и долго стояла, уткнувшись в мягкое плечо Адамсей. Она пахла травой, чем напомнила мне Магборо. Захотелось вернуться туда, вернуться в те времена, когда мы с сестрой и моей подружкой Мариату ходили на ходулях, играли вместе и лепили куличики из песка, уговаривая Мари их попробовать.
В следующую субботу меня навестила моя тезка Мариату, которая жила в лагере. Моя ровесница, она была похожа на меня внешне и тоже лишилась рук: мятежники изувечили ее при атаке на Фритаун.
По выходным мы не ходили попрошайничать, потому что деловые люди в такие дни не работали, и вместо них оживленные улицы Фритауна наводняла бедная деревенщина, бегущая от войны. Беженцы сами просили у нас деньги, так что выбираться в город смысла не было. По выходным мы болтались в лагере, стирали свои немногочисленные вещи, мололи кассаву и слушали рассказы о войне.
Свою тезку я знала очень неплохо, потому что она частенько ходила побираться со мной и с Адамсей. Сейчас я доедала завтрак, а Мариату сидела рядом.
— Виктор считает, что театральная труппа помогла бы тебе развеяться, — заметила она.
Мариату звала меня туда еще до того, как я родила Абдула, и даже брала на репетицию, когда я была на восьмом месяце беременности.
В труппе было человек двадцать пять, все пострадавшие на войне ампутанты: один безногий, остальные безрукие. Каждые выходные участники собирались в центре лагеря. В основном в кружок входили мои ровесники, но были и взрослые. Когда я впервые попала на репетицию, ребята ставили пьесу о войне. Мариату играла себя, девочку из поселения на северо-востоке Сьерра-Леоне, которая вместе с матерью пришла во Фритаун, спасаясь от мятежников. Два парня изображали малолетних бойцов, которые ее изувечили. Их слова были до боли знакомыми.
— Иди к президенту! — сказал один парень.
— Попроси у него новые руки, — добавил другой.
После репетиции Мариату представила меня Виктору, который руководил театральным кружком.
О наших мытарствах он знал не понаслышке. Самого Виктора мятежники не изувечили, но разгромили его деревню, убив немало его родных и близких.
Сценарий разбудил слишком много неприятных воспоминаний, поэтому я вежливо сказала Мариату и Виктору, что не хочу играть на сцене.
— Мне же придется ухаживать за ребенком, — пояснила я. — Спасибо, что пригласили. Может, как-нибудь в другой раз.
И вот теперь «другой раз» настал, и Мариату не принимала никакие отговорки.
— Тебе полезно отвлечься
— Но я не умею играть роли, — сетовала я.
— Зато петь умеешь, — сказала Мариату.
— И петь не умею.
— Значит, умеешь танцевать, — настаивала Мариату. — Покажи мне хоть одну местную девушку, которая не умеет танцевать!
С этим я поспорить не могла. В Сьерра-Леоне девочки учатся танцевать чуть ли не с рождения. Именно этим вся деревня занималась у костров почти каждый вечер. Мы с подругами надевали юбки из травы, африканские бусы и по очереди танцевали то парами, то тройками, пока мальчишки били в барабаны, а остальные жители Магборо хлопали и пели.
— Хорошо, — сказала я Мариату. — Сегодня я приду на вас посмотреть. Делать мне все равно нечего. Но к труппе не присоединяюсь.
После того как я доела завтрак и вымыла посуду, мы с Мариату пустились в путь меж палатками, добравшись до центра лагеря как раз в тот момент, когда театральная труппа собиралась разыграть сценку про ВИЧ/СПИД.
Я мельком слышала о том, что этот вирус убивает жителей Сьерра-Леоне, но у нас в семье его никто не подхватил, и мы никогда о нем не говорили. Я понятия не имела, как можно заразиться ВИЧ, пока в тот день не увидела представления. Частью сюжета служили похороны умершей от СПИДа. Участники церемонии стояли не шевелясь, а двое старших участников труппы, мужчина и женщина, объясняли, что эта болезнь передается через половые сношения. Когда объяснения закончились, сценка возобновилась.
Мариату исполняла роль дочери, лишившейся матери. Играла она хорошо — слезы выглядели настоящими.
— Она была хорошей женщиной и заботилась о своих родных! — рыдала осиротевшая дочь.
Когда похороны закончились, все участники пьесы встали рядом и запели песню про ВИЧ/СПИД:
СПИД косит Африку, Африку, Африку! Кто сможет его остановить? Только сам сможешь его остановить. Будь верен мужу, жене или партнеру.— Ты все-таки пришла. — Глава труппы улыбнулся и осторожно похлопал меня по плечу.
— Просто хотелось посмотреть, — пояснила я.
— Мы с удовольствием примем тебя в наш кружок, — заверил он.
Высокий красавец с овальным лицом и очень короткими волосами, Виктор, улыбаясь, чуть заметно опускал глаза, отчего лицо приобретало невинный вид. Прежде мы с этим юношей встречались всего пару раз, но он мне сразу понравился.
— В последнее время мне пришлось нелегко, — призналась я. — Не знаю, готова ли я исполнять роли, петь и танцевать.
— Знаю, что твой малыш умер, — сочувственно проговорил Виктор. — Я давно хотел позвать тебя к нам, но понимал, что еще рановато. Стать мамой в двенадцать лет — испытание не из простых.
Мне хотелось сказать, что это я убила Абдула, что не стоит Виктору говорить со мной, но вслух я произнесла другое:
— Да, было очень тяжело. Смерть ребенка — как нож в сердце.
— Так, может, присоединишься к нам и выплеснешь свою боль в постановках? — предложил Виктор. — Тут собрались хорошие люди, — Виктор обвел рукой актеров, которые сидели на земле и негромко переговаривались.