Вкус соли на губах (СИ
Шрифт:
Она просыпается внезапно: словно чувствует, что рядом кто-то есть. Блум открывает глаза и вскрикивает, потому что перед ней, освещенная лунным светом, в одном нижнем белье, скрестив руки, неподвижно стоит лучшая подруга, даже не моргая. Над Алфеей гуляет глубокая ночь. В Алфее стоит абсолютная тишина. И Стелла походит на призрака в своей неподвижности. Ни звука дыхания, ни попытки сменить положение тела. Кажется, что солнечная фея ждет здесь уже не один час.
– Блум, - наконец произносит фея.
– Стелла? Что такое?
– Блум садится на кровати, сжимая рукой одеяло.
–
– Блум, спаси меня!
– умоляет Стелла.
Огненная фея выдыхает. Слова подруги - призыв о помощи. Блум кажется, что стены вокруг дрожат, и она слышит чей-то призрачный смех, переходящий то в крики, то в пьяный шепот. Ее сердце гулко стучит, и фея создает в руке магический заряд. Стелла не двигается. Встать и включить свет? Нет, это для слабых. Блум в свое время пересмотрела много ужастиков. Блум знает, что порядочные героини никогда не включают света, а смотрят на призраков и ждут, когда их укокошат. Но Стелла-то и не призрак, и смех ей скорее всего слышится, но вот почему душа ушла в пятки?
– Блум! Мне нужна твоя помощь, - Стелла наконец-то делает шаг вперед, обрушиваясь на кровать и прямо в объятия лучшей подруги.
– Я знаю, что происходит, но не могу ничего поделать.
– О чем ты, Стелла?
– Блум гладит по волосам девушку, все еще слыша странное бормотание и улавливает тихий плач.
– Это ты плачешь?
Стелла поднимает на подругу абсолютно сухие глаза.
– Я заперта в собственном теле и собственном сознании. То, что ты видишь каждый день - тоже я, но другая я. Ух, как это все сложно!
– Блум слушает и удивляется, до чего же сейчас речи подруги похожи на прежнюю Стеллу.
– Я деградировала. Я стала ребенком. Но я еще здесь есть. И иногда я пробуждаюсь. Но не могу вырваться! Не знаю, почему!
Блум вздрагивает и отстраняется от подруги. Стелла сидит на кровати, лихорадочно сжимая одеяло. Ее глаза бегают туда-сюда.
– Беливикс… Съел. Всех. Нас. Вы вырвались. Я нет, - вздыхает солнечная фея.
– Стелла… - Блум неловко подвигается обратно.
– Но ты же сейчас здесь.
– Сейчас да, а утром уже не буду, - хмыкает фея.
– Как я могу помочь тебе, Стелла? Что могу сделать?
– Блум обнимает лучшую подругу, потому что понимает, как же по ней соскучилась за это время. По ней, а не по той девочке, которая заняла ее место.
– Ничем ты не поможешь мне, Блум… - усмехается солнечная фея. Принцесса Домино непонимающе хмыкает.
– Тогда зачем ты просишь меня о помо…
– Блум, - Стелла легко высвобождается из ее объятий.
– Ты просто должна знать… Мы освободили чудовище. Даже Сиреникс с ним не сравнится.
В спальне огненной феи наступает тишина. Ни смеха, ни шепота, ни плача. Только луна мягко освещает пол, устланный светлым ковром. Блум не шевелится, а Стелла тихонько дышит.
– О ком именно ты говоришь?
– О Мификсе, - Стелла вдруг хватается за горло, словно пытаясь стащить с него чьи-то пальцы.
– Вот черт, он душит меня, Блум! У него теперь есть руки…
– Стелла… - Блум отчаянно вглядывается в шею подруги, освещая ту своим пламенем, но не видит там ничего.
– Блум, сначала он кажется троллем. Безумным,
Блум тянет руки и кричит, но ничего нет, только вокруг звучит странная музыка и слышится смех. А потом она резко просыпается, тяжело дыша. Только сон. Только сон. Но… На душе Блум отчаянно скребутся кошки. А Алфея спит, словно младенец.
***
Иногда он о ней думает. Не любит размышлять, что было бы, но мысли порой крутятся вокруг нее, той, которая уже потеряна навсегда. Иногда он сворачивается в клубок там, где его никто не может найти, глядит на черное небо Бескрайнего, не опороченное звездами, и думает, что было бы, если бы она была жива.
Пусть Дракон бы и сотворил свою задумку, но не сделал ее планетой, а закинул в антимир, оставил бы ее с ним. Что тогда было бы?
Безусловно, они бы любили. Он был бы трансформацией, через которую, словно через контрольный пункт, пачками мчались бы крылатые девушки: счастливые, мокрые и довольные. Он наблюдал бы, как на их хорошеньких личиках постепенно расцветали бы гримасы ужаса, ласкал их души и сводил их с ума. А она?
Она бы терпела, а потом кричала. С каждой новой девушкой, пусть даже у них бы с феями ничего и не было. Омега кричала бы, шипела разъяренно. Нет ничего прекраснее, чем увидеть древнюю змею в ярости, нет ничего прекраснее и опаснее, потому что тогда яд бусинками пляшет на ее языке, глаза сверкают, хвост бьет по воде и по земле. И все вокруг покрывается толстым льдом, который просто так не растопишь.
Он лукаво бы улыбался, пока она вопила, а потом подплывал к ней и сплетался бы с ней хвостом. Она бы отталкивала, она бы бросалась прочь, а он еще неделю по времени Магикса ловил бы ее по всему Бескрайнему, пока наконец не прижал бы где-нибудь в бурном течении и не вошел насильно. Она бы вырывалась, она бы пыталась ускользнуть, она покрывала бы его такими выражениями… Пока не сдавалась бы и не брала контроль в свои руки. Он вел, но на самом деле вела его она.
А еще они точно сбегали бы в Магикс. Гуляли среди людей, влезали в высшее общество. Он знает ее настолько хорошо, что точно может сказать, какую внешность она бы приняла. О, такую женщину желали бы все мужчины. Бледная кожа, до невозможности алые губы и черный волос. И не длинная грива, которую отращивают многие человеческие девушки. Омега носила бы короткое каре, подчеркивающее то, что именно она правит балом, ее желают.
И она точно бы пришлась по вкусу Валтору.
Омега была бы светской львицей и не вылезала с дорогих вечеринок. Дорогие вина, влиятельные люди, высшее общество - ее среда обитания. Змея собирала бы сплетни, но никогда не сплетничала бы сама.
Она стояла бы на балконе и курила сигарету. Тонкую, длинную, с едва различимым ароматом. Курила, выдыхая струйку дыма и ради интереса тут же замораживая ее длинным ногтем. Дым превращался бы в тонкий лед, рассыпаясь в воздухе и опадая куда-то вниз.