Вкус страсти

Блейк Дженнифер

Дэвид все еще прижимался к ней — такой немыслимо твердый, немыслимо сильный. Она понимала, что это неправильно, но ничего не могла с этим поделать. Он смог себя контролировать, не потерял голову ни на мгновение, его стойкость перед лицом искушения оказалась достойной высших похвал. Он ни на йоту не отступил от кодекса рыцарской чести.

Да, это придавало ей уверенности, даже радовало, но вместе с тем и приводило в бешенство. И если ее обижала такая его способность отказаться разделять с ней наслаждение, она никогда в этом не признается, даже самой себе.

Дэвид баюкал Маргариту в своих объятиях, отчаянно желая, чтобы

сердце билось не так быстро, а тело расслабилось. Это оказалось нелегко, во всяком случае, пока в его венах кипели удивление и восторг от того, что он прижимал к себе ее теплое обнаженное тело. Ее волосы щекотали его, проникая в самые укромные местечки его тела, а их аромат, аромат света и маргариток, кружил ему голову. Ее теплое дыхание у него на груди, ее нежная кожа под его ладонями утоляли печаль, о существовании которой он и не подозревал. Он хотел не шевелиться как можно дольше. Впервые за много лет он почувствовал себя так, словно когда-то потерялся, а теперь нашелся.

Но сколько же в ней отваги, если она позволила ему вот так прийти к ней! Ее храбрость и доверие потрясли его. Он получил от нее такой подарок, о котором не смел и мечтать, — возможность доставить ей удовольствие. Хотя он жаждал получить нечто большее: вонзиться в нее на пике страсти и ощутить, как она сжимается вокруг него, проникать в ее мягкие влажные глубины, пока не почувствует биения ее сердца, — он довольствовался и тем, что мог просто лежать рядом с ней, и вспоминать, и радоваться. Что произойдет на следующий день, на следующей неделе, в следующем месяце, он не знал, но, по крайней мере, у него навсегда останется сегодняшняя ночь.

Астрид тихонько сопела в своем углу, все еще погруженная в сон, и слава богу. Ливень закончился, сменившись легкой моросью, хотя и она стекала с крыши во внутренний двор замка. Сырость и холод просачивались через ставни, и по разгоряченной коже Дэвида поползли мурашки. Но он по-прежнему не шевелился.

Уже скоро он выпустит Маргариту из своих объятий, отползет в сторону, нежно укутает ее покрывалом. Потом он вернется в свою холодную и пустую постель и приложит максимум усилий, чтобы уснуть. Впрочем, маловероятно, что ему это удастся: его губы все еще хранили ее вкус, руки помнили шелковистое прикосновение ее кожи, и все произошедшее бесконечно прокручивалось у него в голове. По правде сказать, ему не хотелось спать — так приятно было предаваться воспоминаниям. Возможно, он больше никогда не уснет.

В конце концов он все же провалился в легкую дремоту, когда утренний свет начал просовывать розовые пальцы в щели ставен и петух приветствовал умытый дождем рассвет. Не прошло и часа, как в комнату шумно влетел Оливер и разбудил его.

— Подъем, сэр! — проворчал оруженосец, сунув ему в руку кружку эля. — Король требует вашего присутствия в большом зале. Вам оказана честь завтракать вместе с королем.

Когда Оливер торжественно объявил о неожиданной привилегии, усы у него печально повисли. Дэвид не сомневался, что у него на лице тоже появилось кислое выражение. Они оба знали, что король должен пить эль и есть хлеб и мясо в своих покоях, готовясь к обещанной охоте. Тот факт, что вместо этого он отдает приказ, замаскированный под официальное приглашение, нельзя было считать добрым предзнаменованием.

— А как же леди Маргарита?

Быстрого взгляда в сторону хватило, чтобы увидеть: ее тюфяк аккуратно убран. Ни ее, ни

Астрид в комнате не было. Ему следовало догадаться. Будь дамы здесь, Оливер не ворвался бы так бесцеремонно.

— Позавтракала в зале и присоединилась к леди Джоанне в ожидании предстоящего дня в седле.

Ему очень хотелось бы увидеть ее до того, как она оденется, посмотреть, как она встает — сонная, растрепанная, соблазнительно-нагая, закутанная в пробуждающийся свет, омытая водопадом волос. Возможно, ему удалось бы похитить поцелуй или даже насладиться ее грудью: обхватить ладонью, погладить, любоваться ее нежными очертаниями, вместо того чтобы изучать в темноте.

Он многое мог бы сделать, если бы люди рождались равными, а жизнь была справедливой.

— Как там Астрид? — грубовато поинтересовался он. — Ты ведь ее видел? Она хорошо себя чувствует?

— Ничуть не хуже, чем обычно, и, как всегда, не в духе. — По веселому лицу оруженосца скользнула сардоническая улыбка. — Бедная крошка вчера вечером просто немного переутомилась.

— Если бы она тебя сейчас слышала, то показала бы тебе, какая она «бедная крошка».

— О да! — Оливер внимательно посмотрел на него. — А вы? Вы достаточно окрепли, чтобы провести верхом целый день?

Дэвид фыркнул.

— Мне все равно придется поехать, не так ли?

— Я бы мог извиниться за вас и сказать, что у вас опять лихорадка. Пусть остальные бродят по колено в грязи, а вы могли бы остаться в постели, снова стать предметом заботы леди Маргариты.

Искушением было таким сильным, что у Дэвида закружилась голова. Не то чтобы у него не хватало физических или моральных сил, чтобы не отставать от короля. Однако как сладко будет лежать в постели с Маргаритой, завернувшись в теплое одеяло, когда все уйдут, а по крыше снова застучит дождь. Ради такого незапланированного отдыха он легко мог забыть о верности королю, забыть о короне, и заговоре, и чести.

Но самое важное — забыть о чести.

Дэвид вполголоса выругался и сильно потер ладонями лицо, затем взъерошил волосы. Вскочив с кровати, он быстро оделся, натянул обувь и пошел узнавать, чего на этот раз хочет от него Генрих.

Король был в задумчивом настроении, но принял рыцаря весьма любезно. После того как Дэвид поприветствовал его должным образом, он дал ему знак сесть рядом и навалил ему на тарелку говядины с королевского блюда. Дождался, когда подадут эль, а слуга уйдет, и лишь тогда заговорил.

— Мы заметили, что ты был вчера вечером в зале. Нам очень приятно снова видеть тебя в здравии.

Дэвид ответил, как приличествовало случаю, и стал ждать, что будет дальше. За последние несколько дней, проведенные королем на охоте, разгладилось его напряженное лицо, отметил Дэвид, но этим утром в серо-голубых глазах монарха сверкала решимость.

— Леди Маргарита — отличная целительница, судя по всему. Ты сможешь сесть на коня?

Дэвид понимал: никто не верит, что силы к нему вернулись полностью, и в этом виноват он сам. Он преднамеренно затянул процесс выздоровления. Отчасти — из-за удовольствия от близости Маргариты, отчасти — испытывая желание защитить ее. Ей не могло угрожать назойливое внимание Галливела, пока она сидела в четырех стенах комнаты Дэвида, ее не беспокоили любопытные взгляды и издевки придворных. В конце концов, ему просто нравилось лежать и смотреть на нее, когда она читала ему или аккуратно штопала одежду.