Вкус убийства
Шрифт:
Андрей сразу представлял себе эту косу, и ему хотелось обнять любимую, поднять на руки.
– Отпусти, неудобно, люди смотрят… – улыбалась Вера. – А вон стоит дом с колоннами, похожий на слона. Я его так и называла – дом-слон. В этом доме, дед мне рассказывал, пытали Искру и Кочубея по приказу Мазепы. Я его спрашивала, кто такая Мазепа и почему искрит кочубей, а он мне что-то рассказывал об измене, о царях Петре и Карле… А вот через этот двор можно было пройти, протиснуться между гаражами, пролезть вдоль глухой стены,
Они выходили на набережную. Перегибались через чугунную ограду и смотрели вниз, на темную днепровскую воду, на стоящих в тени рыбаков. Солнце жгло совсем не по-осеннему, и они убегали с набережной, взявшись за руки, как школьники. Ну что, теперь куда – наверх? – да, наверх, на фуникулере, рассекая зеленые волны Владимирской горки!..
Потом Двинятин вел Веру за руку по таинственному тихому Георгиевскому переулку, мимо старой, местами осыпавшейся древней стены – и выводил на Стрелецкую.
– Гляди, вот через этот двор мы попадали в Софию. Вот по этому дереву залезали на крышу сарая, с крыши через стену прыгали вниз.
– Сумасшедшие мальчишки! Там же высоко.
– Откуда знаешь?
– Я тоже в Софиевском заповеднике яблоки собирала, по вишневым веткам лазила.
– И орехи там были, и… Ух ты! Как же мы с тобой тогда не встретились?!
– Не знаю. Может, и встречались. Там полно всяких шалопаев было. Только успевала косу и портфель спасать…
– Да, мы такие, – гордо усмехался в свои усы Андрей. От полноты чувств ему хотелось шалить, как щенку. – Хочешь, покажу, как я залезал на это дерево?
– Я те покажу! – Лученко удержала его за локоть. – Верю-верю, ты сильный и ловкий.
Потом Андрей предлагал:
– А хочешь вот сейчас оказаться в лесной чаще?
– Ты шутишь, – отвечала Вера.
– Ах так? Ну иди за мной! Сюда, сюда… Здесь был летний кинотеатр, таких уже нет. Родители сюда ходили… Лето, теплый вечер, индийское кино, мне скучно, я смотрел вверх, а там в лучах из будки киномеханика переливались клубы табачного дыма… Тут перейти улицу, пройти в ущелье между двумя домами… Вот сюда, на Гончарку, я ходил гулять с собакой. Ты не представляешь, – говорил Андрей, – где можно оказаться, если вот тут спуститься вниз.
– Где? – спрашивала Вера.
– Среди зарослей и травы. Да. Посреди города – такой себе хуторок. Маленьким я здесь бегал с ребятами. Там за заборами стояли хатки, росли фруктовые сады. Представляешь? Как у Гоголя. И в пяти минутах ходьбы наверх, по деревянной лестнице, которой сейчас нет, – улица Житомирская, троллейбус, каменные дома, в общем – город.
Они спускались вниз, шли по тропинке, все больше углубляясь в настоящие заросли. Сквозь листву вдали проступали зеленые холмы, и невозможно было поверить, что это центр столицы. Андрей что-то продолжал рассказывать про свое детство, про какие-то ракеты,
Она остановилась, села на какой-то пенек. Задумчиво сунула травинку в рот.
– Что? – спросил Андрей.
– Какое-то странное чувство, – медленно проговорила Вера. – Похожее у меня было в Севастополе, среди руин Херсонеса… Будто сгущается воздух и возникает энергетика… Здесь, в этом месте, поколение за поколением и год за годом жили люди. Это место пропиталось их жизнями. Стало обжитым, хотя сейчас заброшено. И я почему-то это остро ощущаю.
– Понятно…
– Вот эта яма, – Вера кивнула, указывая под ноги, – наверное, была фундаментом небольшой хатки. Над ней, гляди, нависала груша. Она теперь одичала без присмотра. Вокруг ствола расстелился ковер из упавших маленьких плодов… Кислым пахнет. А вот этот коричневый обломок – вишневое дерево. Смола проступила и пахнет вишней…
Андрей сел на траву рядом, прижался к ее ногам.
– Ты умница, – сказал он. – Ведь все точно угадала. Я помню еще развалины этой хатки и фруктовые деревья помню.
Они помолчали. Потом одновременно посмотрели друг на друга и улыбнулись.
– Ты то же самое подумала? Да? – спросил Андрей.
– Конечно. Мы вот так же точно сидели в Феодосии. Всего полтора месяца назад, а кажется, целая вечность прошла!
Андрей кивнул. Они тогда пошли гулять к Генуэзской крепости и, усевшись на большой валун, наполовину заросший травой, любовались видом города, открывавшегося во всей своей южной красе. Вера, как и сейчас, покусывала травинку и смотрела на гавань, порт и уходящие вдаль пляжи, тянувшиеся плавной подковой…
Они поднялись вверх, на пешеходную дорожку, вышли к историческому музею и Андреевской церкви. Вера объявила, что хочет перекусить и выпить кофе. Рядом оказались белые пластмассовые столики кафе в тени липы. Они присели, заказали пиццу, кофе с пирожными и воду без газа. Сидели, закусывали и глядели на забор, окружающий фундамент Десятинной церкви. Ее собирались восстанавливать. Рядом с забором дежурили пикетчики, протестующие против восстановления.
– Ну как пицца? – спросил Андрей. – Ты любишь пиццу?
– Ничего, сойдет для голодающих, – сказала Вера. – Я к пицце равнодушна. А люблю я соленую рыбку с жареной картошечкой. – А ты?
– И я тоже… Вот здорово! Хорошо, что мы совпадаем.
– По-другому и быть не могло, – улыбнулась Вера. Помолчала, вздохнула. – Хорошо-то как здесь гулять… Спокойно, уютно.
– Ну да, немного иначе, чем в Феодосии. Там мы были в гостях, а здесь – дома. Но ты знаешь, когда я с тобой, мне кажется, я все окружающее вижу по-новому. Даже мысли свежее, что ли. Был бы поэтом, стихи бы писал. Вот хочешь знать, о чем я думал, когда мы бродили?