Вкус вишнёвой лжи

Андес Марсия

Мы мчимся по дороге, обгоняя автомобили, виляем между ними, оставляя позади недовольно-сигналящих водителей. Поток ветра набрасывается будто течение непослушной реки, но я прячусь за спиной Стаса. Руки леденеют, пальцы перестают слушаться. И лишь рёв двигателя сопровождает нашу поездку будто преданное животное.

Наконец мы добираемся до моего района и едем в сторону дома Кости. К этому моменту я уже перестаю чувствовать тело — оно будто задеревенело, стало твёрдым и неподвижным как статуя.

Мотоцикл

сбавляет скорость и сворачивает к жилым зданиям, вскоре окончательно останавливаясь. Стас глушит мотор, упирается ногой в землю и снимает шлем. Мне же требуется время, чтобы сообразить, что мы приехали.

С трудом оторвав руки от талии парня, снимаю шлем и, облегчённо вздохнув, слезаю с байка.

— Транспорт для самоубийц, — замечаю я, и Стас коротко смеётся, разряжая обстановку.

Он забирает у меня шлем, спрыгивает со своего железного коня и кивает, чтобы я следовала за ним.

Обычный жилой квартал старых пятиэтажных домов, детская площадка, на которой резвятся и кричат школьники, припаркованные машины в стороне, с окон глазеют вышедшие на балкон жильцы. Ничего интересного, в моём дворе точно такая же атмосфера.

Догоняю парня и следую за ним в сторону подъезда. Домофон вырван и висит на парочке проводов, двери распахнуты. Лифта нет. Мы поднимается по лестнице на третий этаж, подходим к ближней двери и останавливаемся. Стас достаёт ключи, собираясь отпереть преграду, но, прежде чем сделать это, поворачивается ко мне.

— Только это… У него мать дома. Так что особо не кричи на счёт ранения и всё такое, — просит парень.

Киваю. Щёлкает замок, и дверь открывается, впуская нас внутрь. В коридоре останавливаемся, чтобы разуться, — здесь полутемно и пахнет жареной рыбой. Сбоку вешалка для курток, маленькая тумбочка у зеркала, разбросанная обувь на пороге. Напротив закрытая дверь, слева, очевидно, кухня, а справа ещё парочка запертых комнат. Здесь тихо и как-то странно, будто в этой квартире живёт старый умирающий человек, который вот-вот должен покинуть этот мир.

Мы направляемся направо к самой дальней двери — Стас открывает её и заходит первым, я же неуверенно прохожу следом, скользя взглядом по помещению. Комната небольшая, захламленная. Вещи валяются везде, где только можно. Да… Уборка здесь точно не помешает.

Назаров лежит слева на небольшой узкой кровати и, скорее всего, спит. Его брови нахмурены, лицо красное, дыхание глубокое и тяжёлое.

— Давно в отключке? — тихо интересуюсь я, подходя к Косте.

— Пару часов, — предполагает Стас. — Я уходил, он ещё продолжал скалиться, чтобы я тебя не приводил сюда.

Ничего не отвечаю, нависая над Назаровым, прикладываю костяшки пальцев ко лбу, проверяя температуру. Горячий…

Отодвинув одеяло, которым накрыт парень, смотрю на повязку. Бинты новые, чистые, видно, что Стас хорошо

постарался. Замечаю на тумбочке перекись, йод, зелёнку и почти наполовину пустую бутылку водки. Даже не хочу спрашивать, пили её или же использовали для дезинфекции.

Скользнув взглядом по напряжённому лицу Кости, снимаю рюкзак, бросаю его на пол и присаживаюсь на корточки рядом с кроватью.

— Дай ножницы, придётся бинты разрезать. Слишком плотно замотал, — говорю я.

Стас осматривается, ища нужный предмет. Находит лишь спустя пару минут под кучей одежды, которую Костя свалил на стол. Снова бросив взгляд на Назарова, осторожно разрезаю бинты и отодвигаю в сторону, раскрывая рану.

Она покраснела и немного опухла, как и говорил Стас. По краям измазана зелёнкой.

— Запаха нет, гноя тоже, — тихо говорю я. — За раной нужен уход, а не просто забинтовал и жди, пока заживёт.

Замечаю на полу у кровати старые грязные бинты.

— Что он вообще с ними делал? — не понимаю я.

— Чёрт его знает, — Стас садится на стул. — Как обычно шлялся по подворотням, махался кулаками и выяснял отношения. Чем ещё он может заниматься?

Вспоминаю надпись перед подъездом и поджимаю губы. Ладно, сейчас не время жаловаться на глупый поступок Кости.

— Повязку надо каждый день менять. Обрабатывать рану антисептиками. Я не знаю, какой именно подойдёт, нужно в аптеке спросить, — говорю я. — И постельный режим. Рану не мочить, не тревожить, а то долго заживать будет. Температуру надо сбить… Слушай, — шумно вздыхаю и поворачиваюсь к Стасу. — Я не врач. Ему нужно в больницу, и ты это прекрасно знаешь. Если жар не спадёт, а рана начнёт гноиться, то без врача никак.

— Да знаю я, — бурчит парень. — Но Костян не пойдёт туда. В этом проблема. Вся надежда на тебя…

Вот влезла же на свою голову.

— Ладно, сделаю, что в моих силах, но если будет хуже, поведёшь к врачу. И мне плевать, кого вы там грохнули, отправили в кому или обокрали, — Стас послушно кивает, потупив взгляд. — Сейчас идёшь в аптеку и спрашиваешь какую-нибудь мазь от воспаления. И заодно прихвати мне лекарств, я тебе дам денег и рецепт.

— Хорошо, — снова кивает, поднимаясь на ноги.

Хмурюсь, смотря на Назарова. Его грудь вздымается, дыхание шумное и хриплое. Может, он просто заболел? И никакая это не инфекция? Потому что, единственное, что я в силах сделать, — это обработать рану и наложить повязку.

Надо спросить у Элли, есть ли у неё знакомые врачи, которые смогут помочь нам и при этом не засветить в официальных бумагах. Чёртов Назаров! Почему именно я должна разгребать его проблемы?..

Ложь 19. Ира

Хуже обмана может быть только одиночество. (Женщины ждут, Пауль Лобелиус)