Вкус жизни

Бурсевич Маргарита

* * *

Я на самом деле считала, что больше ничего в моей жизни не сможет вызвать у меня слезы. Опять ошиблась. Только теперь это были слезы не боли, а нежности.

Глупо, наверное, но я плакала, когда Алексей тайком ушел рано утром, чтобы вернуться с букетом цветов. Это было невероятно трогательно. Я не стала накручивать себя и рвать душу, просто постаралась подумать об этом, как о его попытке сделать приятное МНЕ. Она выглядит, как я, говорит, как я, наверняка и пахнет, как я. Для него она — это я.

Осталось

лишь придумать, как вычеркнуть из этого уравнения лишнее.

— Леша, — ласково сказала я, обведя его отражение пальцами по контуру, словно погладила. — Любимый.

Он вздрогнул и обернулся к зеркалу. Я застыла, не поверив глазам. Услышал?

— Леша! — более настойчиво позвала я.

На этот раз больше ничего не произошло, но чувство маленькой победы поселилось во мне. Почему так вышло? Почему именно сейчас?

Стала ли я сильней и уверенней? Или это была просто игра воображения, подбросившая то, что я хотела увидеть и услышать?

Но сомнения растворились, когда я встретилась взглядом со своей копией. Злость, бешенство, угроза промелькнули в них. Она испугалась и тоже была не намерена уступать.

— Любимый, — она потянулась как кошка и словно невзначай стянула покрывало с обнаженного тела. — Как думаешь, может нам стоит устроить себе «медовый месяц»? Убежать ото всех на пару недель, чтобы никто нас не нашел и не дозвонился. Только ты и я.

Алексей, едва касаясь и вызывая предвкушающие мурашки, провел губами вдоль оголенной ножки, потом поднялся до самой груди, где задержался для более настойчивой ласки.

— Надюш, я так давно не слышал таких слов, что готов отправиться на край света, лишь бы снова их услышать.

— Прости, дорогой, наверное, нас жизнь слишком замотала.

— Наверное. Я и сам давно не говорил о том, как сильно люблю тебя.

Он произнес это, глядя ей в глаза, но мне было плевать. Он говорил их мне — своей жене, вот что главно. Я услышала эти слова сердцем и душой. Они подарили мне крылья, еще тогда в нашем прошлом, я просто забыла о том, что они у меня есть. Но теперь я вспомнила и никогда не забуду.

— И я люблю тебя, родной, — шепнула я сквозь зеркало. — Очень люблю.

Алексей не открывая глаз, сжал объятия сильнее. Слышит! Он слышит!

Мое отражение встрепенулось, и сев в постели, обхватило лицо моего мужа ладонями и потребовало:

— А давай прямо завтра уедем. С утра. Я готова ехать куда угодно. Хоть к черту на куличики, хоть в Антарктиду, хоть на Луну.

Алексей рассмеялся.

— Куда скажешь, Надюш, хоть в Атлантиду.

Теперь их поцелуй не принес боли. Он принес страх. Она поняла тогда, что я завишу от ее присутствия и не преминула воспользоваться возможностью от меня избавиться. А ведь я надеялась, что у меня еще есть время. Именно теперь, когда я смогла пробиться через толщу зеркала и отчуждения. Именно тогда, когда Алексей мог стать решающим звеном в этом затянувшемся кошмаре.

— Не смей увозить его! — ударила я кулаком по зеркалу. — Не смей!

Она

слышала меня, несомненно, но не показала этого, ни единым движением. Но я не имею права сдаваться.

Весь день я преследовала ее повсюду, куда могла попасть. Я впервые так смело покидала место у большого зеркала, мечась в темноте. Тогда-то и выяснилось, что я могу видеть из всех отражающих поверхностей, которые есть в доме. Так я и ходила за ней, то на кухню, то ванную, то в прихожую.

Она намеренно игнорировала мои попытки заговорить с ней, спокойно собирая чемоданы.

Алексей под благовидным предлогом был выслан из квартиры. Она все продумала и целенаправленно готовилась к отъезду, понимая, что у нее есть все шансы сбросить со счетов третьего лишнего.

— Ты, дрянь! — завопила я не сдержавшись.

Она впервые за день подняла глаза прямо на меня.

— Прости, но это конец.

Полотенце, наброшенное на зеркало в прихожей, скрыло ее от меня. Она целенаправленно завешивала все мои оконца, отбирая любую возможность подсмотреть или заговорить.

Я стояла у последнего зеркала в спальне, ожидая печального конца, ведь моя копия уже приготовила простыню и для этого последнего источника света.

— Что ты делаешь? — полюбопытствовал Алексей.

— Накрываю, чтобы не запылилось, — ответила она.

— Мы ж всего на неделю, усмехнулся он.

— Я не теряю надежды, что ты украдешь меня у всего мира, — обняла она его за плечи у большого зеркала, единственного, что еще было мне доступно.

— С удовольствием, любимая.

Когда Алексей вышел, моя копия, усевшись за туалетный столик, с маленькой толикой грусти посмотрела мне в глаза.

— Ты сама виновата. Это место предназначено для того, кому оно по — настоящему нужно. Мне нужно.

Что я могу сказать. Мне нужнее! Она не поймет. Она уверена, что знает и чувствует его лучше. Неправда. У нее были только эти несколько дней, мне принадлежала вся его жизнь со всеми взлетами и падениями. Я была с ним, когда наше чувство состояло лишь из мимолетной симпатии. Я была с ним, когда чувство расцвело и превратилось в пожар. Да я была и тогда, когда оно начало гаснуть. Но и это тоже принадлежит нам с ним, не ей.

Наше сражение взглядами прервал сам Алексей. Он прошел в комнату и, встав за моей копией, посмотрел в зеркало. Пусть он не видел меня в нем и даже не догадывался о том, что обнимает копию, зато я смогла насладиться его близостью. Он, сам не зная того, смотрел прямо мне в глаза.

— Роди мне ребенка.

В ожидании ответа он прикрыл глаза и уткнулся лицом в макушку моего отражения.

А я и мое отражение смотрели на Алексея со смесью благоговения и надежды. Я не раз пыталась поднять эту тему, но он все время находил тысячу причин отложить, еще подумать, дождаться лучшего момента. Наверное, он тоже чувствовал, что наши отношения висят на грани. А сейчас, как и я, осознал возможность не просто возрождения, а нового начала.