Вкус жизни

Бурсевич Маргарита

— Да, — шепнула я раньше, чем моя копия.

Взгляд женщины, так похожей на меня, зло сверкнул. Я с не меньшим напором вцепилась в нее взглядом не позволяя отвернуться.

— Это моя жизнь, мой мужчина. Я сама рожу ему сына. Я. Поняла меня?!

Она упорно молчала, но и взгляд не отводила.

— Я не позволю украсть их у меня.

Мои. Они мои!!!

Я уже не шептала, я кричала во все горло.

— Слышишь, ты, жалкая подделка?!

Я увидела, как она слегка дернулась. Женщина в зеркале вдруг изменилась в лице и напряжено вцепилась руками в туалетный столик.

— Ты всего лишь ошибка оптического эффекта.

Очевидно, она хотела отшатнуться от зеркала, но не смогла отвести глаз от него. Ее стало мелко потряхивать и лоб покрылся испариной.

— Надя, что с тобой? — взволнованно позвал Алексей. — Надюш, не пугай меня.

Беспокойство в голове Алексея резануло по нервам. До смерти захотелось обнять его и успокоить.

— Все хорошо, — ответила я помертвевшими губами.

— Уверена?

— Да.

Я замолчала. Он ответил мне, не ей.

С трудом превозмогая оцепенение я, еще не веря, обернулась на мужа. Он был там, вернее здесь. И я была здесь, в своей комнате. А он рядом. Живой, настоящий, мой.

Могу ли я верить своим глазам или это новый виток моего сумасшествия? И если это так, то я не хочу приходить в себя. Хочу остаться в этом блаженном безумии.

Я вцепилась в мужа как утопающий за соломинку. Покрывала его лицо поцелуями и сжимала в объятиях, как самое ценное и желанное. Ведь так оно и есть.

— Родной мой. Любимый. Лешенька, дорогой, — не останавливаясь, тараторила я как заведенная, не в силах ослабить объятия. Я чувствовала, как слезы орошают лицо, как дрожат губы, как сбивается дыхание.

— Это значит «да»? — истолковал он по- своему мою одержимость.

— Да! Да! Да! — почти кричала я. — На все «да»! Всегда!

Мне понадобилось

еще немало времени, чтобы прийти в себя, чтобы отцепить скрюченные он напряжения пальцы от его рубашки. А потом целовала, целовала и целовала, забыв обо всем и обо всех.

В ответ он ласково гладил меня по волосам и плечам, пытаясь расслабить одеревеневшие от напряжения плечи. Нежно целовал припухшие от слез веки.

— Странно, но у меня такое чувство, что тебя не было дома очень долгое время.

— Целую вечность, — удалось выдавить мне.

* * *

Утром перед самым отъездом в запланированный не мною «медовый месяц» я разбила зеркало, больше не взглянув в него ни разу. Не знаю, была ли по ту сторону моя копия. Не знаю, видела ли она нас и не пыталась ли вернуться в мой мир. Не знаю и больше ничего не хочу о ней знать.

Орудие уничтожение я выбрала со смыслом. Она сама научила меня избавлять свою жизнь от всего, что мешает дышать полной грудью. Так что с огромным наслаждением я наблюдала за тем, как хрустальная пепельница рассыпалась вместе с злополучным зеркалом. Стекло разлетелось тысячью мелких осколков, хороня под собой весь тот ужас, что мне пришлось пережить.

Говорят, что зеркала бьются к несчастью. Бред. Свое зеркало я уничтожала с легким сердцем и чувством правильности происходящего. Каждое мое маленькое отражение в ворохе осколков, я расценивала, как новый день и новую возможность зажить полной счастливой жизнью, не прячась за отражением самого себя.

Я возьму от этой реальности все, что она сможет предложить и обязательно вернусь в этот мир в следующей жизни, чтобы найти Алексея и найти себя. Только найдя себя можно в полной мере почувствовать вкус жизни.

А зеркала пусть бьются к счастью.

Конец