Влада и заговор Тьмы
Шрифт:
С потолка свисала липучка, которую вешают от мух, только сейчас на ней дергалась парочка темных сущей, бормоча про безобразия и врача-бездельника.
На самой дальней из нескольких кушеток, стоящих вдоль стены, что-то громко храпело, накрывшись простынкой.
– Эй! – крикнул Гильс. – Переполнен! Тойво! Батори порезал пальчик и бежит сюда, шухер!
Храп перешел в испуганное хрюканье, с кушетки поспешно скатился полноватый паренек в белом халате и, увидав столько народу, схватился за голову. У него были голубые
– Чтто таккое, каккое баттори? – заговорил он со странным акцентом, растягивая слова и тараща сонные глазки на вошедших. – Гильсса шуттат, таа? Чтто так мнокко, таа?
«Финн, наверное», – подумала Влада, вспомнив, где она могла слышать такой интересный акцент.
– Мы праздновали день рождения, – начал было Григо Бертович, но финн вдруг разразился смехом.
– О, ттаа… Настояшший ттень рожденния и толжен прохходитта в медпункккта!
Он воззрился на вурдалака, которого Гильс уже плюхнул на кушетку.
– Раасказывайтта…
– У вурдалака истерика от испуга, – указав на трясущегося как лист Горяева, объяснил Григо Бертович. – Есть что-нибудь успокоительное?
– Фурдалакка истерикка? – переспросил доктор. – Та таковво нетта… Не можетт быттта. У фурдалакка нетта страхха, не бояттся, ттаа…
Он уставился на дрожащего Горяева, хлопая белесыми ресницами.
– Как видишь, Тойво, не всегда, – не согласился с ним Григо Бертович. – Первый случай, сам посмотри… Перепуган до полусмерти.
– Горяев полз на запах торта, – заметил Гильс. – Напоролся на гвоздик в стене, испугался. Банок сто с валерьянкой, и Федька будет как огурчик…
Пока они спорили и поили вурдалака валерьянкой, Влада вдруг почувствовала, как из носа потекло что-то горячее, оставив соленый и горький вкус на губах. Она быстро приложила руку к лицу – на пальцах осталось красное пятно. Шахматные черно-белые плитки на полу почему-то начали закручиваться по спирали, а противное жужжание с потолка стало громче в несколько раз.
– Кроффа носса! – Доктор Тойво всплеснул руками и, запихнув в пасть вурдалака целиком банку с валерьянкой, кинулся к стеклянному шкафчику, начав бренчать бутылочками. – Ложиттса кушетткаа, лётт на переноситтса…
Через секунду Влада оказалась лежащей на кушетке, а зеленые и багровые глаза перепуганно вглядывались в нее, паря где-то возле жужжащего в вышине потолка.
– О, черт, – услышала она голос Гильса, – кажется, я ее об стенку автоматически двинул, не рассчитал.
– Это для темноглазов опасно? – спрашивал Егор, а Григо Бертович твердил про какие-то капли для носа на фоне стенаний Горяева.
В какой-то момент Тойво не выдержал, громко завопил и выставил всех из медпункта вместе с вурдалаком.
– Вамппиры, силла есть, на люттей плеффать, –
– Да, спасибо, – прошептала Влада, глядя, как потолок возвращается на прежнее место. Только сейчас она осознала, что Гильс кинулся спасать именно ее, а не кого-то другого, и готова была прыгать от радости. Это было так здорово, чувствовать защиту Муранова…
– Скажите, Тойво… А почему такая странная табличка на двери медпункта – Переполнен?
– А-а-а… – заулыбался финн. – Перепольненн Тойво – такк саффут йа. Финно-угорсккая уппырья йа…
Влада фыркнула со смеху, чуть не уронив лед с переносицы.
– Сущща вратта шта йа безделькка… – разоткровенничался доктор, трагически покачивая круглой головой. – А если не хоттят болетта, аа? Кроффа из пальса сдатта и таа – кухаркинна Митта оратта, убегатта… тьфу… не смеятта, кроффа носса!
Влада заставила себя успокоиться, хотя ее продолжал разбирать смех. Она представила, как «финно-угорская упырья» гонялась за орущим Митенькой по медкабинету, чтобы взять у того анализ крови.
– Пфф… – Тойво ностальгически скривил пухлые губы. – Затто котта Алеккса Мураноффа был здесса, таак студентта оппля бамса в медпунктта, таа… прекраасна…
– Скажите, Тойво… – перестав хихикать и становясь серьезной, решилась спросить Влада. – А вы помните Инферну, которая тут работала раньше?
– Таа… Помню… Инферна, упырья… странная, таа… – разоткровенничался доктор, трагически покачивая круглой головой.
– Она была ненормальной, наверное? – осторожно продолжала расспрашивать Влада.
– Пфф… – Тойво задумчиво скривил пухлые губы, – как сказатта… или не в себе… бутта под наффаждением… либо…
– Что – либо?
– Кафарят, она плохха закончила жизнь, таа?
– Не знаю, наверное, – Влада вздрогнула, и это не укрылось от глаз Тойво.
– Тты боясся ее? – Доктор кинул на нее внимательный взгляд.
– Нет, я боюсь крыс и злых собак, – призналась Влада. – В последнее время мне с этим не везло, нападали.
– Напаттали всегда не проста такка… – вдруг сказал Тойво. – Все имеет смыссла… пфф… если не наффажденья…
– Наваждение? Какое, от кого?
– Студентка Огнева беседует с врачом об учительнице истории, – пробормотал хорошо знакомый голосок из угла комнаты, и темный сущик, затопав коготками, юркнул в вентиляционное окошко под потолком.
Тойво дернулся было к ноге за сапогом, но, бросив быстрый взгляд на Владу, спохватился и сделал вид, что просто почесывает ногу.
– Йоо… сущща доклаттывать Мрачнюкка, – сокрушенно посетовал Тойво. – Уже итти, Огнеффа… Носса поряттка, таа…
Гильс с Егором, разумеется, дождались ее в коридоре и, стараясь не показывать вида, что чувствует себя виноватым, вампир коротко поинтересовался, как она себя чувствует.