Владетельница ливанского замка
Шрифт:
— Едем1
Не успел маленький автомобиль выехать на Дамасскую дорогу, как я велел шоферу повернуть.
Огромный провал внезапно открылся мне в моем плане. Необходимо, чтобы в Калаат-эль-Тахаре Ательстана была одна. Но легко могло случиться, что я там кое-кого застану. Следовательно, сначала я должен был удостовериться в присутствии этого «кого-то» в Бейруте.
Указывая шоферу дорогу, я скоро доехал до дома Гобсона за Великим Сералем.
— Хозяин дома? — спросил я каваса, вышедшего навстречу мне на лестницу.
Он сделал утвердительный знак,
Гобсон работал за столом. Абажур сгущал свет над его тяжелой рыжей головой. Он ее не поднял, когда я вошел. Должно быть, он слышал, как я вошел, но думал, что это слуга.
— Добрый вечер, Гобсон. Он вздрогнул едва заметно.
— О, добрый вечер. Это вы?
Я стоял рядом с ним, настолько близко, что мог разглядеть, чем он занят. На его столе лежала карта Генерального штаба, свернутая так, что перед глазами его находилась как раз область Южного Джезире. Если раньше я мог еще сомневаться, то теперь это было уже невозможно.
Увидев меня, Гобсон сделал было движение, чтобы закрыть эту часть карты листком бумаги. Но спохватился: такой жест был бы красноречивейшим признанием.
Он всегда был хорошим актером, и в эту минуту также. Он запрокинулся, потягиваясь в своем кресле.
— Очень рад вас видеть! Я совсем закис над бумагами.
— Я к вам мимоходом. Два слова. Завтра вечером я обедаю с одним другом, который находится в Бейруте проездом, всего на три дня. Сделайте мне удовольствие — пообедайте с нами.
— Это доставит удовольствие и мне.
Мы посмотрели друг на друга с полуулыбкою людей, вынужденных постоянно обманывать друг друга и никогда не дающих себя обмануть.
— Вы работаете?
— Ах, эта проклятая граница Тигра, — сказал он. — У меня просят донесения. Малоинтересная вещь!
— Уж будто бы малоинтересная?
Я насмешливо посмотрел на него. Веки его слегка дрогнули. Я попал в точку. Я продолжал дерзко пользоваться своим выгодным положением.
— Один вопрос, Гобсон.
— Говорите.
— Предположим, что какой-нибудь наш агент, — если только допустить, что наши два народа пользуются еще, со времени войны, тайными агентами друг против друга, — итак, предположим, что агент предлагает мне доставить сведения, для такого донесения. Сколько, вы полагаете, я должен был бы заплатить ему?
Теперь он в свою очередь посмотрел на меня.
— О, немного, — сказал он небрежно. — Двадцать тысяч фунтов стерлингов. Это была бы хорошая цена.
— Черт побери! Я думаю! А почему именно эта цифра, а не другая?
— О, — сказал он, — потому, что я сам заплатил бы, — конечно, при том же невероятном предположении, какое вы высказали, — сам заплатил бы эту сумму молодцу, который принес бы мне какой-нибудь ваш документ в этом роде. Англия — великодушная страна.
Мы оба засмеялись. На стене суданские кастеты из полированного черного дерева отбрасывали темные тени.
— Какой документ, например?
— Боже
Он говорил не сводя с меня глаз. Я не дрогнул. Право, это был настоящий поединок на рапирах.
— Теперь я знаю свою цену! — сказал я. — Благодарю вас! Но не преувеличиваете ли вы немного, по своей любезности?
Он зажег трубку и пустил клуб дыма.
— Не преувеличиваю.
— Вот еще! Вы не заставите меня поверить, что не могли бы сами составить такого рода статистику.
— Конечно, — сказал он, — могу. Но работа противника — всегда наилучший способ контроля. Например, когда я был мальчиком, в лицее я был первым по математике. Несмотря на это, при письменных работах, как бы я ни был уверен, что мое решение задачи правильно, я всегда старался заглянуть в тетрадь моего соседа. Это еще усиливало мою уверенность, понимаете? Забавны мы бываем детьми, не правда ли?
— Очень забавны, Гобсон. А взрослыми?
Он деловито сложил свою карту, привел в порядок бумаги. Потом налил в два стакана виски.
— Я уже сказал вам, — ответил он серьезно. — Люблю, очень люблю играть против вас!
— А пока что — мы условились на завтра. В восемь часов вечера!
— Идет!
На нем были туфли. Я мог быть спокоен. Очевидно, в этот вечер он не имел намерения выходить из дому.
Мы приехали в Софар немного позднее одиннадцати. Автомобиль остановился по моему приказанию у маленькой кофейни, как накануне. Она была освещена. Без четверти двенадцать мы поехали дальше. Было немногим больше двенадцати, когда «Форд», свернув с дороги Аин-Захальта, выехал на шоссе Джемаля. Сколько событий в двадцать четыре часа! Как в трагедиях, события долго, долго нагромождаются, усложняются… Потом внезапно наступает драматический кризис.
Мы проникли в ущелье Нагхр-эль-Хайят. Дорога, до сих пор лунная и желтая, потемнела. Автомобиль замедлил ход.
— Стой! Подожди меня!
Вода во рвах слабо светилась справа и слева от перекинутого через них моста перед большими воротами главного двора. Я запасся электрическим фонарем. Он был мне нужен, чтобы отыскать кольцо звонка. Я потянул его. Хриплый колокольчик звякнул очень далеко в темноте. Раздался шум шагов. Все ближе и ближе. В толстом дереве ворот открылось окошечко. Голос окликнул меня по-арабски:
— Чего вам?
— От имени майора Гобсона, — ответил я на том же языке. — К твоей госпоже. Спешное и важное известие.
Ворота открылись, чтобы впустить меня. Я не ошибся. Какой сезам имя этого Гобсона! Двое слуг встретили меня и закрыли ворота. Мы вместе пошли по темному двору. Я не различал их черт. Они были среднего роста и одеты, как городские египтяне, в длинные белые рубахи.
Мы вошли все трое в огромный приемный зал. Сидя на ковре перед подносом с чашкой кофе, какой-то старик раскладывал пасьянс. Это был чудовищный негр, с мягкими отвислыми щеками. Его маленький хищный глаз вопросительно посмотрел на меня. Невозмутимо я повторил ему мои слова.