Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы
Шрифт:
Ольгерд хотел включить в состав Литовского княжества все русские земли, шаг за шагом продвигаясь на восток и усиливая давление на Смоленск и Новгород. Главным противником Ольгерда на этом направлении была Москва. Ольгерду порой приходилось очень туго, поскольку после принятия им православия на Литву ополчились Польша и немецкие крестоносцы, за спиной у которых стоял папа римский. Христиане-католики натравливали на Ольгерда его родных и сводных братьев, желая перетянуть Литву в лоно Римской Церкви.
Первым браком Ольгерд был женат на витебской княжне Марии Ярославне. Благодаря этому брачному
Ольгерд был выдающимся полководцем, свои военные приготовления он всегда держал в глубокой тайне. По словам летописца, никто не знал — ни свои, ни чужие, — куда и когда Ольгерд замышляет поход. Потому-то войско Ольгерда всегда сваливалось на противника как снег на голову. Сам Ольгерд был отважным и умелым воином, не робевшим вступать в единоборство с лучшими вражескими богатырями, неизменно выходя победителем из таких поединков.
Недруги называли Ольгерда «седым волком» за его умение тихо, по-звериному выводить свои полки к месту решительной битвы. Ольгерд приравнивал неожиданность нападения к наполовину выигранной сече. Недаром на стяге Ольгерда был изображен волк.
Михаил Александрович чуть ли не на коленях умолял Ольгерда выступить против Москвы. О том же упрашивала литовского князя его жена Ульяна Александровна, радевшая за брата. Ольгерд по своему обыкновению не говорил ничего определенного и обнадеживающего своему шурину. Ему нужно было все обдумать одному, без советников. И самостоятельно принять решение. Михаил Александрович был горяч и нетерпелив, в делах часто рубил с плеча. Ольгерд был не таков, он привык действовать хладнокровно и наверняка.
Глава четвертая. Мария Александровна
Люди тысяцкого Василия Вельяминова схватили в Твери слугу вдовствующей княгини Марии Александровны. После сурового допроса сей схваченный слуга сознался в том, что его госпожа тайно и спешно отправила его в Тверь, дабы предупредить Михаила Александровича об угрозе вторжения московской рати. Предупрежденный сестрой Михаил Александрович без промедления поспешил в Литву вместе с семьей и приближенными.
Василий Вельяминов настоял на том, чтобы Мария Александровна была привлечена ко княжескому суду за измену. Поскольку совет из ближних бояр поддержал тысяцкого, Дмитрию ничего не оставалось, как послать в Марьино своих гридней, чтобы те под стражей доставили Марию Александровну в Москву.
«Кабы не вмешательство твоей тетки, которая привыкла всюду совать свой нос, то наглец Михайло Александрович не ускользнул бы от нас! — нашептывал Дмитрию Василий Вельяминов. — Сидел бы теперь этот злыдень в порубе вместе с женой и детьми. А у тебя, племяш, одной заботой было бы меньше. За нанесенный тебе вред, по моему разумению, Марию Александровну нужно постричь в монахини, отняв у нее все достояние, коим она владеет по завещанию Симеона Гордого».
Дмитрий
Лето прошло. Наступила осень. Дождей было мало.
Снег укрыл поля в конце октября и пролежал без оттепелей до ноябрьских холодов.
Бояре собрались в гриднице великокняжеского терема — уже в который раз! — дабы продолжить суд над Марией Александровной. Время для судебных разбирательств всякий раз выбирал тысяцкий Василий Вельяминов, выступавший главным обвинителем. Все это тянулось уже больше месяца с той поры, как московское войско вернулось домой из похода на Тверь. Сторонники тысяцкого среди московских бояр, настроенные непримиримо к Марии Александровне, уже растратили все свое красноречие, стараясь убедить князя Дмитрия осудить Симеонову вдову на заточение в одном из дальних женских монастырей.
Дмитрий никак не решался сурово наказать свою тетку, которую рьяно защищали митрополит Алексей и те из бояр, кому в прошлом Мария Александровна сделала добро.
Вот и на этот раз Василий Вельяминов и его единомышленники расселись на скамьях по одну сторону гридницы, а митрополит Алексей со своими сторонниками расположились у противоположной стены просторного покоя. На небольшом возвышении, застеленном восточными коврами, восседал Дмитрий на троне из мореного дуба.
На нем была длинная княжеская багряница, расшитая золотыми нитками, его густоволосая голова была увенчана золотой диадемой с рубинами и сапфирами. Золотой жезл — символ власти — лежал на коленях у Дмитрия.
Мария Александровна пришла на суд в своем неизменном длинном темном платье, с черным покрывалом на голове. Для нее был поставлен стул посреди гридницы, она сидела лицом к Дмитрию. Как всегда, Мария Александровна была спокойна и невозмутима. Ее прямой стан, горделивый подбородок, прямой взгляд — все говорило о том, что в ней нет раскаяния за содеянное, что виноватой она себя не считает. И если все же ей суждено понести наказание по воле князя Дмитрия, то о пощаде она просить не станет.
За узкими окнами гридницы валил снег.
По широким скрипучим половицам расторопно скользили челядинцы в длинных белых рубахах, подносившие дрова к двум большим печам, во чреве которых гудело сильное пламя. Чадили масляные светильники на высоких бронзовых подставках; пахло копотью и кислым дымом сгорающих осиновых поленьев.
Как обычно, первым взял слово Василий Вельяминов, собираясь в очередной раз выплеснуть на Марию Александровну череду обвинений в измене и всю свою неприязнь к ней. Однако обвинительная речь тысяцкого была прервана самым неожиданным образом.