Владимир Мономах
Шрифт:
Особенно свирепствовал Василько. Он приказал пленных не брать, сечь всех поголовно.
Давыд затворился во Владимире, а братья вскоре обступили главный город Волыни. Не приступая к осаде, они послали своих людей к горожанам и объявили, что воюют не с пими, а с Давыдом и требуют, чтобы им выдали тех, кто учинил расправу над Васильком, - Туряка, Лазаря и Василя. В этом случае обещали город пощадить. Городское вече согласилось с требованием Ростиславичей и предложило Давыду выдать своих людей братьям. «В противному случае, - сказали горожане, - отворим городские ворота, а ты сам промышляй о себе».
Давыд
За Василем и Лазарем была послана стража, и вскоре Давыд выдал братьям их обоих.
А на другой день на рассвете Ростиславичи повесили Василя и Лазаря за ноги на специально сколоченных для этого виселицах и приказали расстрелять их тела из луков.
Так Василько рассчитался со своими обидчиками.
После этого братья ушли в свои волости.
И лишь в это время двинулся Святополк на Волынь, как обещал Мопомаху и Давыду и Олегу Святославичам. Но было ясно, что пе для расправы с клятвопреступником Давыдом, не для восстановления попранных прав идет Святополк на Волынь, а для того, чтобы верпуть волость, как это было в стародавние времена, Киеву. Это стало видно уже из того, что киевский кпязь направился сначала к Берестыо, где встретился с польскими1 князьями, противниками Давыда. Тот бежал в Польшу к королю Владиславу, прося помощи и против князей, и против Святополка.
И началась новая большая игра, и ляхи включились в нее, приведя к Бугу свою рать. В конце концов Святополк выбил Давыда с Волыни.
Теперь, нарушив все обещания, данные братьям под Киевом, Святополк вторгся в волости Ростиславичей. На Рожном поле, что находилось в верховьях Буга неподалеку от Звенигорода, Святополка ждало объединенное войско подошедших сюда Ростиславичей.
Отчаянно дралась в этой сече Дружина Василька, и Святополк первым не выдержал ее натиска и, бросив своих людей, побежал во Владимир-Волынский.
Ростиславичи его не преследовали и решили стоять на своей меже - не захватывать чужих волостей, вернулись в свои города Теребовль и Перемышль.
Святополк же, изгнав Давыда, посадил во Владимире своего сына' Мстислава, а другого сына Ярослава послал
к венгерскому королю Коломану уговаривать к выступлению против Володаря, обещая отдать венграм часть иеремышльских земель.
Венгры во главе с Коломаном и двумя епископами двинулись на Волынь и осадили Перемышль, где накрепко затворился Володарь Ростиславич, а вместе с ним его семья и семья Давыда Игоревича, который вдруг появился из Польши, помирился с Ростиславичами против Свя-тополка и венгров. Самого же Давыда в городе не было: он с несколькими людьми поскакал в степь на поиски своих старых друзей - половцев.
Давыд нашел давнего недруга русских земель - Бо-пяка, который осквернил Печерский монастырь, не раз выжигал русские города, встревал во все междукняжеские усобицы, поддерживая князей - братоубийц и клятвопреступников. Вот и на этот раз Боняк быстро появился иа Волыпи. В междуречье рек Вагра и Саны, под самым Перемышлем, Давыд
Давыд же, захватив Сутейск, Червей и другие города, осадил Владимир. Во время одного из приступов погиб Мстислав Святополчич, пораженный стрелой, пролетевшей в скважину между досками деревянного крепостного забрала. Стрела попала ему под пазуху, и ночью молодой князь скончался.
Теперь взмолились владимирцы и послали за помощью в Киев, сказав Святополку: «Вот сын твой убит, а мы изнемогаем от голода. Если не придешь, люди хотят продаться, не могут терпеть голода».
Киевская рать вновь двинулась иа Волынь.
Два лета было потрачено на эту котору. Издали следил Мопомах за междоусобицами князей. Да и что он мог сделать один, когда все они, за исключением Олега, затаившегося в Севере, оказались в страшном смертоубийственном водовороте. Горели города, и падали в сечах воины, вытаптывались поля смердов и грабились подчистую лавки купцов и мастерские ремесленников. Венгры, ляхи, половцы приходили на Русь, включаясь в княжескую котору, и уходили вспять, уводя с собой возы награбленного добра, сотни гривен золота. Князья захватывали друг друга и мирились, обступали города и морили
их голодом и снова мирились, чтобы наутро преступить крестное целование.
И когда через два года закончилась котора, то все оказались на своих местах, иа своих столах, будто и не было этих двух страшных, последовавших за Любечским съездом лет.
Их отзвук доходил в Переяславль в виде посольств, которых засылали к Мономаху враждующие князья.. То Святоттолк слал к нему людей и жаловался на Давыда и Ростиславичей, то Давыд просил его учинить суд над Святополком, гнавшим его из Владимира, то Рости-славичи просили переяславского князя унять Давыда, приведшего на Русь орду Боняка.
А Мономах сидел, не двигаясь, в своем стольном городе. Он продолжал укреплять Переяславль, отстроил заново сожженный в бытпость половцами Остерецкий го-родок. Война в эти два года обходила его стороной. Затихли па время и половцы после отчаяипых схваток с объединенными силами киевского и переяславского князей.
Мономах и эти годы побывал в Ростово и Суздале, которые быстро отстраивались после пожаров и разорений все того же несчастливого 1096 года, заезжал он в Смоленск и в Любеч. И всюду вместе с ним ехала Гита. Ей было уже за сорок. Она стала чаще болеть, потеряла прежнюю легкость и стремительность в походке, теперь уже не выезжала на охоту вместе с князем и перестала садиться на коня, но упорно интересовалась всеми делами княжества, следила за жизнью своих сыновей: ведь они сидели и в Новгороде, и в Ростове, и в Смоленске, становился юношей Святослав, подрастал и маленький Юрий, которому тоже нужен был стол. Она тряслась в летнем возке под жарким молодым июньским солнцем, укачивалась и засыпала под медвежьей полстью в зимнюю стужу, слыша сквозь сон завывание метельного ветра, а потом, сидя рядом с Мономахом, слушала молодые запальчивые речи сыновей, постигала цепким, практичным женским умом тайные нити междукняжеских хитростей.