Владимир Набоков: русские годы

Бойд Брайан

В отличие от эсеров и особенно марксистов социал-демократов, кадеты подчеркивали внеклассовую природу своей партии⁵⁵. Для них были в равной степени неприемлемы и вера царя в то, что он призван Богом определять интересы всех и каждого, и намеренное обострение большевиками классовой борьбы, и ее прославление как средства построения будущего бесклассового общества, предписанного теорией. Если существуют различные классы и если различия между возможностями, интересами и видами деятельности неизбежно ведут и к различиям социальным, то необходимо, утверждали они, прежде всего уничтожить неравенство классов перед законом и установить такую систему правления, которая позволила бы разрешать вопросы, связанные с интересами различных групп общества, в ходе аргументированных дискуссий между выборными представителями. Нежелание Набокова признать существование социальных классов как таковых (хотя

он и допускал, что классовое сознание — увы — действительно существует)⁵⁶ — это и догматическое искажение одной из главных идей Владимира Дмитриевича о внеклассовой природе кадетской партии и ее политики, и развитие его теоретических взглядов на приоритет индивидуального, и рефлексия на поведение отца и подобных ему людей — поведение, которое так явно расходилось с тем, что, казалось бы, должен диктовать им «узкоклассовый» интерес.

VIII

Краткий период существования Первой Думы был временем наибольшего влияния партии кадетов: отчасти потому, что социал-демократы и эсеры бойкотировали выборы и осознали свою ошибку только перед созывом Второй Думы; отчасти потому, что правительство просчиталось, когда выделило слишком много мест крестьянской курии, полагая, что, преданные царю и церкви, крестьяне не станут голосовать за консерваторов (правительство тоже быстро убедилось в ошибке и в последующих Думах сильно ограничило крестьянское представительство); отчасти же потому, что реакция на волнения 1905 года еще не привела к консолидации правых сил.

Лучшие дни В.Д. Набокова как политика были связаны с Первой Думой. Максим Винавер, еще один лидер кадетской партии, заметил, что это было счастливейшее для В.Д. Набокова время: все его таланты смогли наконец проявиться, и дух раскрылся в полной мере. Как отмечает Винавер, Набокову была нужна открытая политическая арена. Он не мог ограничиться сухой бумажной работой бюрократа старого стиля, но в то же время его логика, ясность, элегантность и сдержанность манер не могли как следует проявиться в революционной атмосфере, когда все решал темперамент, грубый жест или сила. Ему нужна была аудитория, но аудитория культурная, способная оценить острую мысль, едкую иронию, меткое слово, — и именно ее он и нашел в Первой Думе. Его ярко индивидуальный, выразительный, прекрасный русский язык, его легкая ирония в безукоризненной джентльменской оправе, его мастерство кристально ясной формулировки идей — все это сделало В.Д. Набокова одним из лучших ораторов Думы⁵⁷.

Хотя В.Д. Набоков мог прекрасно разбираться в хитросплетениях любой политической интриги, он не любил козней власти и предпочитал им упорядоченную и открытую дискуссию по принципиальным вопросам. Известный английский историк России Бернард Парес оказался здесь как раз в период работы Первой Думы, заседания которой он прилежно посещал. «В самом парламенте, — сообщает он, — истинное первенство в дискуссиях удерживал молодой кадет Владимир Набоков — человек незаурядных способностей и подающий большие надежды парламентарий»⁵⁸. В зале заседаний Таврического дворца энергичность и уверенность в себе В.Д. Набокова настолько сильно бросались в глаза, что казались некоторым барским высокомерием. В собрании, куда представители крестьянства часто приходили в деревенском платье, Набоков не стеснялся своего богатства. Его сюртуки были безукоризненны, а его изысканные галстуки, которые он менял каждый день, считались одной из думских достопримечательностей⁵⁹. По мнению В.Д. Набокова, его материальное богатство было для него таким же естественным, как для крестьянских представителей их речь и костюм.

Столь же заметной и куда более важной была несуетливая деловитость Владимира Дмитриевича как организатора работы парламента. По словам Пареса, он «часто с большим интересом следил за ним, чем за ходом дискуссий»⁶⁰. В.Д. Набоков был избран докладчиком комиссии по составлению проекта ответного адреса на тронную речь Его Величества, инициаторами которого выступили кадеты, предпринявшие попытку наделить Думу полномочиями Учредительного собрания. Тогда как эсеры и социал-демократы не приняли Октябрьский манифест из-за ненадежности и недостаточной демократичности его положений, а умеренные октябристы согласились с его основными условиями, кадеты попытались совместить обе позиции: работать в соответствии с Манифестом, то есть в рамках Думы, ограниченной в своем представительстве и в полномочиях, и одновременно настаивать на реформировании этой Думы, которую в существующем виде они считали абсолютно недееспособной. Именно недееспособность и почти полное бесправие Думы — увы — обрекали попытку использовать ее для достижения более

демократической конституции на неизбежный провал. Но это была дерзкая попытка, и особенно сильное впечатление произвела на Пареса деятельность В.Д. Набокова. Несмотря на широту и смелость ответного адреса на тронную речь, документ был принят Думой единогласно, чему в немалой степени способствовали такт и энергия В.Д. Набокова, когда он с трибуны парламента примирял партии, расколотые кардинальными противоречиями.

13 (26) мая высокомерный и чванливый председатель Совета министров Иван Горемыкин раздраженно объявил Думе, что правительство не принимает программы, предложенной в ответном адресе на тронную речь. Когда Горемыкин закончил свое выступление, В.Д. Набоков сорвался с места. «С гордо поднятой головой и благородной осанкой, в изящном светло-сером сюртуке, он ровным убедительным голосом чеканил обвинительный акт против правительства»⁶¹. «Мы не имеем и зачатков конституционного министерства, мы имеем все те же бюрократические лозунги… Господин председатель Совета министров приглашает Думу к созидательной работе, но вместе с тем… категорически отказывает в поддержке наиболее законным требованиям народа»⁶². Он закончил словами, которые долго еще будут звучать в российской политике: «Исполнительная власть да покорится власти законодательной!»

Речь В.Д. Набокова была встречена громом аплодисментов. Его пример воодушевил депутатов, один оратор за другим осуждал правительство все более и более резко, и Дума вынесла вотум недоверия Совету министров. Известный русский юрист заметил даже, что, задав тон всему заседанию, В.Д. Набоков «был косвенным виновником роспуска Думы»⁶³ почти два месяца спустя. Елена Ивановна, следившая за заседанием с галереи для публики, «всегда с гордостью вспоминала эту речь»⁶⁴. С другой стороны, министр императорского дворa граф Фредерикс онемел от изумления, взирая на В.Д. Набокова с министерской скамьи. Возможно ли, чтобы этот дерзкий народный трибун был всего несколько лет назад камер-юнкером императорского двора?⁶⁵

IX

Это было началом той фактически патовой ситуации, которая так и не изменилась вплоть до роспуска Первой Думы. Тогда как правительство не скрывало своего презрения к народным представителям, сами эти представители усердно работали в комиссии, составляя дальновидные и далеко идущие конституционные законы, с которыми Горемыкин был категорически не согласен. На последующих — менее плодотворных — общих заседаниях Думы В.Д. Набоков редко брал слово, за исключением его выступлений против новых погромов и за введение закона, запрещающего смертную казнь (это, кстати, был единственный закон, принятый Думой)⁶⁶.

Ситуация по-прежнему оставалась на мертвой точке, и тогда кадеты вступили в переговоры с придворными кругами об образовании кабинета, полностью или частично состоящего из кадетов, которые заменили бы нынешних царских министров и получили бы поддержку большинства Думы. Тридцатипятилетнего В.Д. Набокова выдвинули на пост министра юстиции в кадетском теневом кабинете. П.Н. Милюков, выступавший на переговорах от кадетской партии, не питал особых надежд на удачный исход: придворные круги, полагал он, скорее согласятся принять аграрную программу кадетов, которая представлялась им столь мерзкой, чем допустят назначение В.Д. Набокова министром юстиции. Эти планы так ни к чему и не привели⁶⁷.

Проснувшись в 6 часов утра 9 (22) июля 1906 года, В.Д. Набоков узнал, что Дума распущена⁶⁸. Делегаты, которые не слышали еще этой новости, явились в Таврический дворец на утреннее заседание, но увидели закрытые ворота, охраняемые пулеметами.

В стратегии кадетов совершенно неприемлемым для правительства оказалось, во-первых, требование создать министерство, подотчетное Государственной думе, выдвинутое в памятном выступлении В.Д. Набокова, и, во-вторых, — требование насильственного отчуждения земель, на котором настаивал М.И. Герценштейн, выступавший в Думе по аграрному вопросу от кадетской партии. Кадеты надеялись, что правительство не решится оспаривать программу, поддержанную всей Думой, а значит, и всей страной, которую Дума представляла. Впоследствии, анализируя эти события, В.Д. Набоков понял, что царь пока еще чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы не капитулировать: отчасти повинен в этом был аппарат кадетской партии, ничего не сделавший для того, чтобы взбудоражить и привлечь на свою сторону общественное мнение по всей стране⁶⁹. Отдавая себе отчет в том, что Дума не отступит, правительство просто ее распустило.