Владимир Петрович покоритель
Шрифт:
— Вовремя вы.
— Так песню знакомую услышали, решили, что хором петь веселее получится. — Он снова заржал. — Вот и поспешили. Ты отдохни, сейчас покушать быстренько приготовим, перекусишь, и домой. Ты у нас как младенец на мамкиных руках поедешь, обещаю. Сиську только предложить не могу, нет такого ни у кого. — И он снова покатился от смеха. Ну что с него возьмешь, дыня, она и есть дыня.
Перекуса я не дождался, вырубился мгновенно, лишь только тот замолчал, улетел я в нирвану сна.
Сколько провалялся не знаю, глаза открыл ночью. Везут меня на «веере» с комфортом.
— Попить дайте, садисты. — Прохрипел я.
— Стоять, лагерь разбиваем, — Прогремел знакомый голос, и надо мной склонилось довольное лицо Дына. — Проснулся. С добрым утром. Сейчас водички дам, только горлышко не отгрызи. И кушать будем.
— Какое утро? — Засмеялся я, ночь на дворе.
— Самое что не наесть настоящее. Фаст проснулся — Утро наступило. — И ржет шутник, блин. И чего он всегда такой довольный?
— Давно я так валяюсь?
— Вторые сутки идут.
Я попытался встать, но меня придавили к импровизированной постели.
— Лежи отдыхай.
— Памперс сам мне потом поменяешь?
— Что?
— Чурка ты зеленая, в кустики мне сбегать надо, до конфуза недалеко.
— Ааа…. — Рассмеялся он. — Это конечно необходимо.
Я сидел у костра и наминал куски непрожаренного до конца мяса с кровью, вытирал текущий по подбородку розовый сок и хлебал с наслаждением кисленький компот (Ну нет у них ни чая ни кофе), а сидящий напротив друг делился последними немногочисленными новостями, протягивая мне все новые и новые куски.
— Ты кушай, кушай, мы тебя и в круглом виде дотащим, не сомневайся, нам еще легче, кати себе, красота. — Надсмехается гад над моим зверским аппетитом, прерывая иногда такими вот замечаниями свой рассказ. — Так вот. Мы вперед ушли, тебя в поселок доставить надо, а там, с бляхсами, двое наших остались. Ты конечно не предупреждал, что так поступить надо, но я подумал, что так правильно будет. Тащат их наши по тихонечку за нами по следу. Нельзя думаю оставлять черных уродцев без присмотра, как бы не потерялись в лесу. Где их искать потом? Мы им такую встречу великолепную приготовили. Все как ты придумал. Даже лучше.
— Вот это лучше меня что-то напрягло. Что вы там задумали?
— Увидишь…. — Вот ведь зараза загадочная. Теперь не уснуть будет.
— Далеко нам еще?
— Нет, к утру будем
Блошиная рыбалка
Меня так и тащили до конца на волокушах, не давая встать. Даже мои уверения, в том, что уже отдохнул и готов сам идти не помогали. Как только мы показались в зоне видимости поселка, перевалив за последний скрывающий нас пригорок, ворота распахнулись, выпустив орущую толпу. Пространство загудело встревоженным ульем, и топотом множества приближающихся ног.
— Что с Фастом?! — Громыхал взволнованный голос Строга.
— Если не сбереги, удавлю!!! — Это уже Гоня радостно встречает. Чувствуется что домой вернулся.
— Дайте
Прыжком принял вертикальное положение, прямо со спины на ноги, красиво получилось, самому понравилось, топор в руке в верх вскинул, фастиров своих приветствуя. Выпендрился блин. Аполлон хренов. Ну почему так? Нет эффект вышел потрясающий. Толпа взревела гудком парохода. Даже волосы на голове зашевелились. Только вот чуть в стороне стояла Лариния. Блин. А я опять голый.
Поначалу растерялся. Но я уже калач то тертый. Быстро сообразил, что делать нужно. Шкуру на которой ехал, с волокуш подхватил, и на плечи накинул. Завернулся. Чем не плащ? Толпа вообще взревела. На руки меня подхватили и в поселок поволокли.
Фат — Смерть Врага вернулся!! — Скандируют. Слава Кардиру. — Это чего, это? Это зачем? Мне что, новый титул нарисовали? Когда успели? «Смерть Врага», звучит конечно громко, но как-то стесняюсь я такого отношения к своей персоне. Да и не заслужил вроде. Блин, еще Лариния на колено опустилась. Думал она смеяться начнет, а она вон серьезная какая. Кругом гомон, крики, народ меня обветривает, на колени падает, лбами стучится. Да что тут такое происходит вообще?
Только уже дома мне объяснили в чем дело. Оказывается, оставленные мной дозорные вернулись, и в красках, привирая после каждого слова, расписали мой эпический выстрел, положивший конец жизни одной из блох. Из их правдивого рассказа, следовало, что я в одиночку, вышел с одним только ружьем, против ненавистной толпы захватчиков, никогда не знал, что толпа может исчисляться пятью особями, и сражался с ними на равных и даже одного убил. В общем я сделал то, что не смогло сделать целое племя. Ну и как мне теперь в глаза, после этого, смотреть своим фастирам. Поймаю этих охламонов, высеку.
Но делать нечего, толпа перед домом беснуется, своего Фаста видеть желает, надо свой стыд засунуть куда ни будь подальше и предстать пред их ясные очи. Оделся я и уже вроде как выходить собрался, но меня Гоня остановил.
— Погоди. Накинь на плечи. — И шкуру сакура протягивает, но не ту на которой я ехал, а другую, новую и выделанную, лоснящуюся всю, черными пятнами на сгибах играющую. Где только такую здоровенную откопал.
— Зачем? Вроде не холодно, в меха кутаться.
— Как зачем. Ты же сам себе символ властный выбрал?
— Чего я выбрал?
— Символ власти говорю. Ты, когда его на плечи накинул, да топором на солнце указал, мы сразу все поняли, и поддержали. Очень красиво смотрится. Нам нравится. — Да. Слов нет. Выбрал себе блин царский наряд. Пришлось надевать. И выходить в нем к толпе.
Ждут. Речь Фастира выслушать желают. А мне какого. Как думаешь, когда я последний раз перед толпой выступал? Правильно, никогда. Лучше еще раз блох по лесу погонять, чем такое пережить. Мандраж на меня жуткий напал. Но что делать. Вышел. Глазами хлопаю, рот раскрыл, а сказать не могу ничего. А потом Ларинию увидел, она чуть в сторонке стоит, и внимательно на меня смотрит, ждет. Как током шибануло, сразу очнулся и меня понесло: