Владимир Петрович покоритель
Шрифт:
— Крюкшеры, это что такое.
— Вот тут, пожалуй, сложно описать. Первый раз такое непотребство видел. Представь себе, как из глиняной стены торчит длинный розовый сосок, а над ним, сверху огромные красные губы, на такой же красной кишке — шее, тоже как будто к глине приклеенной, и больше ничего нет, ни ног, ни рук, ни туловища. Так вот сосок этот надо подоить, из него что-то вроде молока течет, только густого, и все бы вроде ничего, что тут сложного, но беда в тех самых губах кроется. Они постоянно за тобой охотиться, и всосать в себя пытаются. Точно говорю, всосать. Чмок и все, ты уже где-то там внутри. Поцелуй смерти, называются. Видел
— Где!!! — Я вскинулся на ноги, схватив топор, готовый бросится спасать жену, а рядом подпрыгнул Рутыр.
— Да сядьте вы, успокойтесь. — Окатил нас взглядом Строг. — Вдвоем вы там ничего не сделаете, а из меня помощник сами видите какой. Там два десятка охранников. В лучшем случае стенки доить отправитесь, а в худшем сами понимаете… Ничего хорошего вобщем.
Видимо главная черта моего характера, это то, что чтобы начать соображать, надо получить как следует по морде. Слова зеленого друга как раз и послужили тем кулаком, который поспособствовал усилению умственной активности. Я оглянулся по сторонам. Нас обступало племя ткачей, с любопытством прислушивающихся к разговору.
— Строг? Как относились к тебе вот эти? — Я ткнул рукой, в направлении вздрогнувшей от моих слов толпы, конкретизируя вопрос.
— Нормально. К ним не может быть претензий, они как могли поддерживали меня. Большего от рабов ждать бессмысленно.
Я кивнул, принимая его ответ.
— Каплютчи! Вы хотите обрести свободу, чтобы самим решать собственную судьбу! — Обратился я к затихшему сборищу подземных ткачей.
— Ты что задумал Фаст. Строг на столько заволновался после моих слов, что попытался встать, но у него ничего не вышло, и он со стоном упал на землю. — Они не воины. У них нет ни оружия, ни навыков. Их там перебьют.
— Я не дурак друг мой, и все понимаю. Никто не потащит их сражаться. Мне только нужна помощь. Ну так как? Вы готовы?!!
Да. Вдохновения в их затравленных взглядах не наблюдается. Придется в добровольно принудительном порядке выбивать из них рабскую дурь, а о помощи не просить, а приказывать.
— Молчание знак согласия. Свелира. — Я повернулся к хранителю света.
— Назначь шестерых, сделаете носилки и поможете Рутыру отнести вашего бывшего пленника к выходу их подземелья. — Блин. Сам себя не узнаю. Откуда во мне эта властность. — Затем покажешь мне здесь все. И поговорим. Остальные приберитесь тут. Живете как свиньи. Выполнять. — Вот думаешь зачем остальных припахал? Да все очень просто. Чтобы стать человеком, надо и жить как человек. Начнем перевоспитание с чистоты. Да еще какую-то ответственность за них в душе почувствовал. В общем от Владимира Петровича во мне ничего уже не осталось.
— Кардир. Я не оставлю тебя здесь одного. — Другой реакции на свои слова, от этой горы мышц, Рутыра я и не ждал. Смотрит на меня молодым бычком.
— Ты хочешь поспорить со своим Фастом? — Я в гневе засверкал глазами, хотя на самом деле ничего подобного не испытывал. Мне и самому, в общем-то не хотелось оставаться в одиночестве, но надо было спасать Строга, затем, собрать и привести подкрепление. Все это нужно сделать быстро, и это мог сделать только он. — Выполнять! — Рявкнул я.
И вот остался один на один с жителями поселка. Назвать это убожество, именовавшееся местными: «Деревня», язык не поворачивается.
Хаотично разбросанные прямо на земле грязные тканевые подстилки, убого обозначали места проживания семей. Такая скромная попытка обозначить уют домашнего очага за прозрачными, несуществующими стенами. Очень я хочу сказать скромная попытка.
По полу, ползают, зарываясь в кучки мха дети, напоминая копошащихся в песке бельков, что в совокупности с валяющимися на подстилках инфантильными жителями, и создает впечатление песчаного морского побережья, с неизменными его, ленивыми на вид, обитателями. Бедность и безысходность пропитала все на столько сильно, что только одно присутствие в этом месте вызывает желание завыть.
В дальнем, наиболее освещенном углу, грохотало станками местное производство. Естественно, что это меня очень заинтересовало, и я отправился туда, порадовать свое любопытство. Не скрою, планы имел в голове грандиозные, по переносу местных реалий к себе в племя. Я прихватил за плечо Свелира и направился в ту сторону, по дороге слушая его рассказ и задавая наводящие вопросы.
— Ну так, что же ты всё-таки знаешь о пленниках с поверхности. — Прервал я его нытье, описывающее тяготы и лишения рабской жизни.
— Так ничего толком не знаю. Небыл там никогда. Только все, по слухам. Место говорят жуткое. Темень и сырость. Живут там тоже не долго. От того вяленые уши частенько на поверхность за новыми пленниками и отправляются на охоту. Только все время в разные места. Действуют очень аккуратно. Еще не разу никому не попались. Вы первые.
Мы как раз подошли к ткацкому станку. Свелира замолчал, а один из аборигенов любезно принялся мне объяснять, не отрываясь от перекатывания туда-сюда каретки, и трамбовкой очередного ряда нитей рейкой, принцип происходящего процесса. Ничего особенного я конечно не узнал. Примитивнейший древний ткацкий станок, который я когда-то видел, в прошлой жизни, в краеведческом музее, приведенный туда на экскурсию своей неудавшейся второй попыткой женитьбы.
Но интересно. Мастер явно был профессионалом, и прекрасно понимал не только суть происходящего на моих глазах действия, но и принципы самого производства, начиная от создания станка, до выпуска ткани. Явный фанат своего дела. Такое вызывает уважение.
Я заслушался, засмотревшись на магию движения ловких рук, и пропустил появление новых лиц. Дурак, что с меня возьмешь. Забыл, что на вражеской территории нахожусь. Расслабился. Удар по затылку, сбивший меня с ног, и заломленные назад руки напомнили о допущенном разгильдяйстве. Добро пожаловать в ад.
Плен
Сознание я не потерял, мозг не отключился, но толку от этого было мало, а радости еще меньше. Мое бедное тело мгновенно скрутили шелковыми веревками, превратив в такой своеобразный кокон бабочки — шелкопряда. В итоге получилась куколка переросток, дрыгающая ногами. Рот залепили какой-то гадостью, со вкусом молока, чтобы не матерился, и потащили по коридорам. Ощущал я себя в данный момент беспомощным мешком с дерьмом.
Болело все, казалось, даже кончики волос на голове вопили от страдания, связанные руки уже ничего не чувствовали — затекли, жестко сдавленные путами. Нос и глаза залепило плесенью с пола, отчего орган обоняния с трудом вдыхал воздух, а зрения различал только оттенки красного, сквозь сомкнутые веки.