Владимир Путин. 20 лет у власти

Третьяков Виталий

Вообще, нужно быть осторожнее с терминами и словами. Особенно когда их произносит президент, а не глава, например, ФСБ. Понятно отношение Путина к «некоторым СМИ», но совсем необязательно, более того – противопоказано высказывать это отношение вслух. Президент должен только хвалить прессу, только хвалить. Это правило, практически не знающее исключений.

Это по форме. А по сути – пресса действительно имеет право писать все, что считает нужным. Это может создавать власти и даже стране проблемы, но суммарно пользы от свободы слова гораздо больше, чем от ее ограничения.

Путин,

судя по всему, понимает разницу между обществом вообще и гражданским обществом, а также между гражданским обществом и официальными демократическими институтами (парламент, выборы, политические свободы и проч.). Но, кажется, он не понимает или не хочет понимать, что и губернаторы, и олигархи лишь одной своей половиной являются субъектами политики, частично нелегитимными, частично излишне автономными от центральной власти, частично подменяющими эту власть. Но другой своей половиной и губернаторы, и олигархи – представители, более того – активные члены как раз гражданского общества, то есть общества, живущего на одной территории с государством, но не зависящие от него в повседневной, неполитической жизни. Совершенно понятно, что сотрудники «Медиа-МОСТа», чье материальное благополучие зависит в первую очередь не от Кремля, а от Гусинского, считают покушение на его свободу покушением и на свою свободу. Другое дело, что этим сотрудникам нужно понимать, что если сам Гусинский и «Медиа-МОСТ» в целом претендуют на роль субъектов политики, то их частная жизнь (и тем более работа) попадает в зависимость от политической борьбы.

Ясно также, что губернаторы, требующие демократии для себя, не хотят дать ее тем, кто живет на территориях, где они царствуют, давя и третируя и так-то не выращенное государством местное самоуправление. Поэтому олигархическая и губернаторская автономии суть квазигражданское общество, но иного, кроме низовой заброшенности людей, которые не зависят от государства просто потому, что оно ими не интересуется, у нас нет.

Путин ничего не сказал ни на сей раз, ни до того, как он и его идеальное государство собираются формировать настоящее гражданское общество, члены которого под именем «народ», видимо, воспринимаются Путиным как его самый надежный союзник. Но пока это союзник лишь на основе отрицания «прелестей» ельцинского периода, не более.

Конечно, и олигархов, и губернаторов надо поставить на место. Но зачем же массово терять их как союзников? Бесспорно, значительная часть из них притворными союзниками президента останутся, но ведь реформы нужно не только провести через Федеральное Собрание, но и реализовать. И тут-то «идеальное государство» Путина вынуждено будет столкнуться со вполне реальными Бюрократией, Губернаторами и Олигархами, которых «идеалами» не убедишь и не победишь.

Путин провозгласил замечательную цель – борьба за выживание нации, обозначив опасность – депопуляция страны. Но как эта борьба будет вестись? Построением эффективного государства? От этого дети не рождаются.

Провозгласив такую цель и не изложив (а ведь это могло бы стать настоящей сенсацией) государственную программу повышения рождаемости, Путин продемонстрировал декларативность,

если даже не голую идеологизированность, своего предложения.

Для быстрого возрождения величия России Путин предлагает создание инструмента – эффективного государства. Но, во-первых, это инструмент необходимый, но недостаточный. Во-вторых, обожествляя этот инструмент и абсолютизируя его достоинства, президент рискует целых два срока увлеченно совершенствовать этот инструмент, так и не добившись его искомой идеальности. А реальная политика будет проводиться обычными методами.

* * *

Выступая в Кремле со своим президентским посланием перед виднейшими представителями российского Левиафана, Голиаф-Путин, безусловно, помимо всего прочего, еще раз попытался зафиксировать новую границу власти президента. Это нормально для нового человека в Кремле. На его месте так поступил бы каждый.

Дело теперь за малым. Перевести политическую философию в политическую практику. Самое пристрастное отношение к ней Путин себе обеспечил. Можно не сомневаться – всякое лыко будет поставлено ему в строку.

И это нормально. Блеск политической философии Путина от этого не померкнет, а нищета – снивелируется или даже исчезнет. А победят все равно те идеи, на которые отзовется общество. Не исключая даже и губернаторов.

Независимая газета, 11.07.2000

Режим Путина и Россия

(Антиельцинизм как догма и как творческое учение)

В определенных политических кругах Москвы, назовем их близкими к либеральным и демократическим, висит какое-то тяжелое и одновременно ироническое недоумение. Дескать, что-то идет не так, не в ту сторону, не к тем целям, не теми методами.

Все это напоминает досаду озабоченного многими делами человека, который, выйдя без зонта на улицу и попав в дождь, чертыхается: «Но ведь прогноз погоды был хороший! И поясницу у тещи не ломило! Почему, черт побери, все так плохо, сыро, неясно?»

Кто его заставлял верить синоптикам, да еще всем подряд? Почему тещина поясница надежнее логики и здравого смысла? Отчего не выглянул накануне в окно – небо-то уже было затянуто облаками.

Сегодняшний дождь (а для кого-то, напротив, солнце) – следствие, причем неизбежное, того, что ему предшествовало. И погода завтрашняя тоже будет не той, какой хочется или, наоборот, какой лучше бы не было. Она будет такой, какая только и может быть в сложившихся политических (простите, климатических) условиях.

Сиюминутно анализируя ситуацию с верховной властью России, можно испытывать недоумение и раздражение. Но стоит обернуться назад – сразу станет ясно, как мы дошли до жизни такой.

Другое дело, как эту «такую» жизнь оценивать, как к ней относиться, пытаться ли ей противостоять, или просто плыть по течению, или возводить плотины на самых опасных поворотах течения.

В этом, а не в оценке нынешнего положения дел – гражданский и политический выбор каждого.

Процесс, собственно, развивался так.

Конец ознакомительного фрагмента.