Владимир Святой (3-е издание)
Шрифт:
«Владимир, собрав воинство великое, и Добрыню, вуя (дядю. — А. К.) своего, призвав с новгородцы, пошел на болгоры и сербы в лодиах по Днепру, а конныя войска руские, торков, волынян и червенские послал прямо в землю болгорскую, объявив им многие их нарушении прежних отца его и брата договоров и причиненные подданным его обиды, требуя от них награждения».
Болгары здесь однозначно понимаются как дунайские. В числе участников войны с Владимиром Татищев называл и сербов. Далее в его «Истории» приведены подробности похода:
«Болгоры же не хотя платить онаго («награждения», или иными словами дани. — А. К.), но совокупившись
Весь этот текст, конечно, осмыслен и истолкован самим Татищевым. Можно вычленить летописную, известную из «Повести временных лет», канву его рассказа. Но версия похода — совершенно иная, чем в «Повести временных лет». Татищев, разумеется, не сочинил ее, но позаимствовал из более ранних средневековых источников — русских или, что более вероятно, польских. Так или иначе, основа «дунайско-сербской» версии похода Владимира — древнерусская.
О войне Владимира с дунайскими болгарами и сербами знают и польские средневековые хронисты, использовавшие в свою очередь русские источники. Так, польский хронист XVI века Мацей Стрыйковский сообщал, что Владимир «собрал большое войско, с которым, переправившись через Дунай, подчинил земли: Болгарскую, Сербскую, Хорватскую, Семиградскую, Вятницкую (Вятичскую. — А. К.), Ятвяжскую, Дулебскую, и те земли, где теперь волохи, мултаны и татары добручские, и всех их привел в послушание одним походом и возложил на них дань…»{142}.
Как мы видим, сведения польского хрониста относительно войн Владимира путаны. Поход Владимира на восточнославянских (но не балканских!) хорватов имел место, например, в 992 году; тогда же, возможно, Владимир воевал и в Седмиградии (Трансильвании). Войны же с вятичами и ятвягами летопись датирует 981–983 годами. Но откуда попали в «Хронику» Стрыйковского и в «Историю» Татищева сербы?
Свет на события проливает внелетописный источник, к которому мы уже обращались в нашем повествовании и информативность которого оценили очень высоко. Этот источник — «Память и похвала князю Русскому Владимиру» Иакова мниха. Именно в ней находится тот текст, который, очевидно, и вызвал недоумение средневековых описателей русской истории, но который сегодня способен дать однозначный ответ на вопрос о том, какие же болгары подверглись нападению Владимира в 985 году. После сообщения о победе князя над радимичами, вятичами и ятвягами мы читаем следующее: «…и серебряныа болгары победи»{143}.
Название «серебряные болгары» было достаточно ясным для древнерусского читателя. Это именно волжские, или камские болгары, основавшие свое государство еще в VII или VIII веке на средней Волге и Каме. «Серебряными» их называли и позднее. Так, южнорусский летописец, составитель Киевской летописи, рассказывая о походе суздальского князя Всеволода Большое Гнездо в 1183 году «по Волге на болгар», уточняет: «Сами же (суздальцы. — А. К.) поидоша на конях… к Великому городу серьбреных болгар»{144}. Упомянутый здесь город — Болгар (или, позднее, Биляр), столица Волжского государства; русские называли этот город Великим. Еще в прошлом веке на основании данных топонимики было установлено, что местность вокруг самого Великого города в древности получила наименование «Серебряной»; так называлась и речка, впадавшая в реку Билярку{145}.
Но
(Вот и еще повод посетовать на неразработанность источниковедения нашей древнейшей истории. Сколь хрупка, оказывается, фактическая основа наших исследований. Один миф порождает другой. Легко догадаться, сколько споров вызвал этот несуществующий поход, сколько копий было сломлено, сколько предположений о причинах и последствиях похода было высказано. Как менялся взгляд на внешнюю политику Владимира, на историю русско-болгарских и русско-сербских отношений!)
Итак, поход 985 года был направлен на восток, в земли волжских болгар. На основании имеющихся источников это можно утверждать совершенно определенно.
Не первый раз Русь сталкивалась с миром ислама. Но если раньше походы русских в мусульманские (главным образом, прикаспийские) области больше напоминали пиратские, грабительские набеги, имевшие целью лишь захват добычи, то теперь Владимир начинал войну за обеспечение жизненно важных государственных интересов своей страны. Это была прежде всего торговая война — война за преобладание на восточном отрезке великого трансконтинентального торгового пути, шедшего по Волге в страны Востока. В какой-то степени она явилась оборотной стороной червенского похода Владимира.
Трудно переоценить роль Волжской Болгарии в международной торговле того времени. Практически все товары, провозившиеся из Европы и Руси на восток или в обратном направлении, проходили через Великий город болгар. Десятина, взимавшаяся болгарским царем с этих товаров, составляла основу экономического могущества страны. После разгрома Хазарии в 968 году Болгария освободилась от существовавшей ранее зависимости от Каганата. Правда, тогда же были разорены и многие болгарские города. Но нанесенный им ущерб оказался не столь велик.
Надо сказать, что к концу X века мир ислама в целом переживал не лучшие времена. Владимир, видимо, был в общих чертах в курсе событий, происходивших на громадных пространствах Азии. Окончательный распад Арабского халифата привел к тому, что правители Багдада потеряли всякий политический вес. В Сирии мусульмане терпели поражения в войне с Византией. На самом востоке мусульманского мира, в Средней Азии, еще недавно могущественная держава Саманидов клонилась к упадку; ее сотрясали мятежи и междоусобицы. Главным центром распространения ислама в Восточной Европе стал Хорезм. Это небольшое государство располагалось в низовьях Амударьи. Формально Хорезм подчинялся Саманидам, но проводил полностью самостоятельную политику. Особенно усилился Хорезм при эмире (позднее, с 996 года, хорезмшахе) ал-Мамуне Ибн Мухаммеде. После падения Хазарии ал-Мамун установил протекторат над ее бывшими территориями в низовьях Волги. Под влиянием Хорезма остатки хазарской знати в Итиле приняли ислам. Хорезм вышел на авансцену восточноевропейской политики.