Владимир Высоцкий: Я, конечно, вернусь…
Шрифт:
Высоцкому протягивали программки «Женитьбы», он пробовал объяснить, что в этом спектакле не участвует и не может подписывать чужую программку, тогда люди начинали рыться в карманах и вытаскивать всевозможные бумажки, вокруг образовывалась толпа, и в конце концов Владимир махнул рукой и скрылся через какую-то внутреннюю дверь…
А мы с Мариной продолжали разгуливать по фойе, и никто нас не останавливал. Но, конечно, если бы Марина была бы без очков, ее сразу узнали бы… Потом мы сидели в зале, ожидая начала «Женитьбы». Высоцкий был в черном свитере крупной вязки. Я решил пошутить: не тот ли это свитер, в котором он играет Гамлета, вызывая столько недоумений.
– Не-е-ет! – протянул
– Даже летом?
– Даже летом!..»
Спустя четыре дня эти же герои увиделись вновь, но уже на другой премьере – в Театре на Таганке показывали спектакль «Вишневый сад» в постановке все того же Анатолия Эфроса. Только теперь в зале сидели Георгиев и Влади, а Высоцкий был на сцене – играл Лопахина. Как вспоминает Л. Георгиев: «В антракте мы поднялись за кулисы повидаться с ним. Тот, кто был в старом здании театра, знает, какая там теснота. У актеров не было отдельных гримерных, лишь две общие „раздевалки“: на нижнем этаже для женщин и на верхнем – для мужчин. Мы подошли к дверям и остановились. Марина попросила меня взглянуть, не раздет ли кто-нибудь из артистов. Я посмотрел и позвал ее. Все были одеты, за исключением Высоцкого. Голый до пояса, он разгуливал между зеркалами, которые утраивали и учетверяли его. Марина подошла и обняла Владимира. У коллег тут же нашлись какие-то неотложные дела, и они один за другим покинули гримерную. Я тоже вышел в коридор…»
В эти же дни режиссер Сергей Тарасов на Рижской киностудии продолжает работу над приключенческим фильмом «Стрелы Робин Гуда». После экспедиции в Лиепая, где снимались эпизоды в «Шервудском лесу», группа в начале июля вернулась в Ригу, чтобы в ее окрестностях продолжить съемки натурных эпизодов. В местечке Баложи была построена огромная декорация «арена», на которой киношникам в течение трех недель предстояло отснять эпизоды рыцарского турнира и состязание лучников. Съемки на «арене» начались 3 июля и проходили в трудных условиях. Стояла жара под тридцать градусов, и особенно тяжело приходилось актерам, игравшим рыцарей, и их лошадям, закованным хотя и в бутафорские, но все-таки латы. Массовке было полегче, хотя и она порой подводила, разбредаясь по окрестностям в самый неподходящий момент.
Как мы помним, автором музыки и песен для фильма выступал Владимир Высоцкий, который написал несколько прекрасных баллад. Однако из этой затеи ничего не выйдет, о чем я обзательно расскажу в свое время, а пока Высоцкий ни о чем не догадывается и пребывает в прекрасном расположении духа. 13 июля вместе со своей супругой Мариной Влади он прилетел в Париж. В тот же день туда прибыла на гастроли и труппа Ленинградского Малого театра оперы и балета. Там работал приятель Высоцкого Кирилл Ласкари (сводный брат Андрея Миронова), который вспоминает: «Войдя в номер отеля „Скраб“, я позвонил Володе и Марине, но никто не ответил. Так продолжалось до середины дня. Я начал волноваться. Но вот – решительный стук в дверь, на пороге – улыбающийся Володя.
– Телефон не работает. Одевайся. Мариночка внизу, в машине.
За рулем Марина, я рядом. Володя обнял меня и сунул в карман рубахи пятисотфранковую банкноту (тогда это была приличная сумма):
– Ни в чем себе не отказывай. На шмотки не трать. Ешь, пей, ходи в кино. Гуляй, рванина!
Они жили в районе Латинских кварталов на улице Руслей в небольшой белой квартире на втором этаже. На подоконнике консьержки всегда сидел серый кот с ошейником. Напротив дома – иранский ресторанчик, где Марина с Володей часто обедали. Через несколько дней, после первого спектакля
Несколько столиков, покрытых красными скатертями, на стенах картины модернистов. Обслуживали хозяин-иранец с женой, бегали по лестнице, ведущей на второй этаж, их дети.
– Художники иногда рассчитываются за еду картинами, – сказал Володя, кивнув в сторону одного полотна. – Этот иранец – мафиози, правда, Мариночка?
– Тихо, Володя. Не говори глупостей.
– Мне тут на днях не спалось. Подошел к окну… Роскошный заказной «Мерседес» с выключенными фарами, в нем какие-то мужики курят… Смотрю – этот тип, оглядываясь, вышел из дверей и – шасть в машину; та – газу и умчалась на полной скорости. Я его на следующий день спросил, куда это он ночью ездил. Морда стала красная: нет, говорит, я спал. Конечно, мафиози. Черт с ним, готовит вкусно, – беря руками люля-кебаб, подытожил.
Потом провожали Таню до ее дома в центре Парижа, с чугунными красными воротами.
– Хочешь, я тебя женю на Тане? Хорошая баба. Будешь жить в замке. Латы тебе справим, меч выстругаем, – смеясь, говорил Володя…
В Париже в его комнате на столе лежал томик Солженицына. Листы исписанной бумаги, на стуле гитара. Марина принесла блюдо с несколькими сортами сыра.
– Кирилл, хочешь коньячку, армянского?
– Хочет, – за меня ответил Володя.
Напиток больше походил на чай с коньяком.
– Пожалуй, и я… – сказала Марина и, выпив, удивленно посмотрела на меня: – Это же почти чай! Почему ты не сказал? К нам ходит женщина, помогает, – значит, выпила, – она вообще пьянчужка. Заметала следы чаем. Я ее выгоню…»
В один из дней, зная, что Ласкари давно мечтает купить модный джинсовый костюм, Высоцкий ведет его в один из магазинчиков, где, по выражению артиста, «этого говна немерено, причем дешево». Далее вновь послушаем рассказ самого К. Ласкари: «Мы спустились в подвал, заваленный и завешанный товарами из джинсовой ткани. Глаза разбегались. Покупателей не было. Двое парней-продавцов в залатанных джинсах и жилетках из той же ткани явно скучали.
Меня обряжали черт знает во что. Руководил примеркой Володя. Неожиданно с гиканьем в подвал ворвалось странное существо с ярко накрашенными губами, в шляпке с пером и манерами барышни очень легкого поведения. К моему удивлению, это был мужчина. Чмокнув в щеки хозяев, он кинулся к Володе, пытаясь его облобызать тоже.
– Но, но, но! Ты это брось! – отстраняясь от него, громовым басом на чисто русском языке прокричал Володя. – Педераст, – объяснил он мне.
– Москва! Руссо! – обрадовалось существо и, сплясав то, что в его представлении являлось танцем уроженцев нашей Родины, кинулось на меня.
– Рассчитывайся и бежим, а то он тебя… ты ему понравился, – говорил Володя, оттаскивая от меня существо. Продавцы хохотали.
Когда, уже дома, Марина узнала, сколько мы заплатили за костюм и где его купили, она ужаснулась нашему, вернее Володиному, легкомыслию. Подвал считался одним из самых дорогих – даже для состоятельных парижан – модных магазинов…
Володя обожал кино. Был день, когда мы посмотрели с ним подряд четыре кинофильма, причем он – по второму разу из-за меня: «Ночной таксист» с Де Ниро, «Полет над гнездом кукушки» с Николсоном, вестерн с Аль Пачино и «Эммануэль» на Елисейских Полях, где этот «шедевр» шел несколько лет бессменно. Всю картину Володя острил, смеялся и предвосхищал события на экране. В зале кроме нас сидели еще несколько иногородних. Когда включили свет, лица у многих были пунцового цвета. У меня, по-видимому, тоже. Володя – само спокойствие. Ходили на Пляс Пигаль. Смотреть проституток.