Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы
Шрифт:
Между тем новый генсек развернул беспощадную борьбу с коррупцией в отдельных местах и регионах. Избирательность его была понятна: вести войну на всем необъятном фронте у него не было ни физических сил, ни желания.
Еще в декабре 82-го в МВД СССР с приходом нового министра, чекиста с Украины В. Федорчука, началась крупномасштабная финансовая проверка деятельности прошлого руководства министерства. Результатом этой проверки явились вскрытые факты тысячных растрат, нарушений финансовой и служебной дисциплины со стороны бывшего министра МВД, кровного врага Юрия Андропова — Николая Щелокова. В связи с этим разоблачением Николаю Щелокову не оставалось ничего иного, как внести в кассу министерства 124 тысячи рублей и вернуть присвоенные после Олимпийских игр-80 иностранные автомобили. Результаты своей проверки В. Федорчук направил в адрес Главной военной прокуратуры. Не выдержав всего этого, 19 февраля 1982 года покончила жизнь самоубийством жена Н. Щелокова Нора.
В апреле в далекой Бухаре началась раскрутка так называемого «узбекского дела». Началось оно с ареста начальника отдела БХСС УВД Бухарского облисполкома А. Музаффарова.
В июне силами КГБ в Москве была произведена серия арестов среди руководителей столичного Главторга. Одновременно с этим объединенными силами милиции и КГБ по всей необъятной стране были проведены профилактические мероприятия среди праздношатающихся в рабочее время по улицам советских городов и поселков беспечных граждан, многие из которых
25 июля поклонники Владимира Высоцкого встретили третью годовщину со дня смерти поэта. Ирина Рубанова выпустила дополненное и переработанное издание своей книги-буклета «Владимир Высоцкий». Центральная пресса о Владимире Высоцком в те дни стоически молчала.
Между тем Театр на Таганке лихорадило вместе со страной. Свидетель тех событий В. Смехов вспоминал: «В сентябре — декабре 1983 года соединилось в одной точке множество исключительных обстоятельств. Тяжелая болезнь Любимова, возможность ее излечения в единственной клинике в Лондоне. В сентябре произошел взрыв отрицательных эмоций Запада в адрес граждан СССР (после инцидента с корейским самолетом). Конфликты по ходу постановки в Лондоне и, вольный или невольный, бойкот со стороны нашего посольства. Оскорбительная выходка в адрес Любимова со стороны сотрудника посольства, впоследствии наказанного».
28 августа 1983 года Юрий Андропов в последний раз появился на официальном приеме в Кремле, после чего окончательно слег в кунцевскую больницу. Его звезда начала свой медленный закат.
31 октября в далеком солнечном Узбекистане, прижатый к стене все новыми и новыми разоблачениями, покончил с собой Шараф Рашидов. Зато в Москве окрыленные болезнью Андропова черненковцы вывели из-под удара Николая Щелокова и в декабре назначили его в Министерство обороны военным инспектором. 72-летний Константин Черненко уже примерял на себе одежды нового генсека.
Начало нового, 1984 года началось для Таганки с привычной нервотрепки: Управление культуры вновь запретило показывать спектакль «Владимир Высоцкий» в прежней, любимовской, интерпретации. Спектакль мог пойти только после серьезных изменений. Точно такому же запрету подвергнут был и спектакль «Борис Годунов». Андропов был уже при смерти, и заступиться за многострадальную Таганку было теперь некому.
Тем временем вокруг уехавшего в конце прошлого года в Англию Юрия Любимова начали нагнетаться нешуточные страсти: власть явно подталкивала его к невозвращению на родину. Артисты Таганки, отчаявшиеся найти правду в Управлении культуры и союзном Министерстве культуры, написали коллективное письмо в Политбюро, в котором перечислили свои просьбы: разрешить им премьеру спектакля «Борис Годунов», 25 января отыграть спектакль «Владимир Высоцкий» и вернуть в театр Юрия Любимова. Но письмо это до Политбюро не дошло, а из секретариата ЦК КПСС пришло устное уведомление: прекратите ненужные волнения, продолжайте работать спокойно.
В Англии газета «Стандарт» вручила Юрию Любимову премию за лучшую режиссуру прошедшего года за постановку в Англии спектакля по роману Ф. Достоевского «Преступление и наказание».
После церемонии вручения премии корреспондент Би-би-си Зиновий Зинник взял у Юрия Любимова интервью, которое в тот же день транслировалось и на СССР.
Любимов: Я очень благодарю актеров, что они поняли великого Достоевского, который, в свою очередь, преклонялся перед английским гением — Шекспиром. И было бы прекрасно, если бы сейчас господа политики так же находили какое-нибудь взаимопонимание, и мы тогда бы смогли более плодотворно работать.
Корреспондент: У вас была довольно оглушительная, по иронии, фраза о том, что вы столько уже наговорили о Советском Союзе…
Любимов: Я столько наговорил у себя на родине, что мне бы лучше помолчать…
Корреспондент: Нет, вы начали с того, что столько говорили у себя на родине, что теперь, вы сказали, я среди вас…
Любимов: Да, я теперь среди вас…
Корреспондент: И надолго?
Любимов: Не знаю. Я так же, как и говорил раньше, говорю, что мое желание работать в театре есть лишь в том случае, если есть хотя бы минимальные условия для работы. К сожалению, надежды мои не оправдались, хотя мне сначала было сказано, что будут постановки «Бориса Годунова» и спектакль о Высоцком, и потом был разговор в очень больших инстанциях, что будет поставлен и «Живой» Можаева. У меня появилась надежда, что все это будет, но в последний момент закрыли репетиции «Бориса» и запретили вечер памяти поэта, которого десятки миллионов людей считают родным, близким. По-моему, это неразумно, это обижает людей и вызывает нехороший резонанс и у нас, и здесь, в других странах. И мне непонятно, ведь в такой же острой ситуации этот спектакль был разрешен. И я не понимаю, зачем запрещать это сейчас. Это значит, что есть косвенный ответ, что мне работать не дадут.
Корреспондент: А у вас есть возможность сейчас следить за тем, что происходит на родине?
Любимов: Ну конечно. Я позвонил своему родному брату, и он меня огорчил вчера вечером тем, что спектакль, приуроченный к 25 января, к дню рождения Владимира Высоцкого, не пойдет. На кладбище, конечно, весь наш театр пойдет, это запретить никто не может…
Корреспондент: А как относятся ваши друзья к тому, что вы так долго находитесь здесь?
Любимов: Я официально получил разрешение лечиться. Но от таких сообщений вряд ли можно выздороветь.
Корреспондент: Как вы себя сейчас чувствуете?
Любимов: Довольно погано. У меня вспыхнула подагра. Разбогатеть я ведь не сумел, а говорят, что подагра — это болезнь пожилых и богатых людей. Подагра у меня такая, что я даже ходить не мог несколько дней.
Корреспондент: Вы сейчас ставите «Риголетто» во Флоренции?
Любимов: Да, работа идет. Я вот уже должен сдать план режиссерский и сценографию.
Корреспондент: А какая это уже по счету постановка оперы здесь у нас?
Любимов: В СССР я опер пока не ставил. Один балет только с Виноградовым. А здесь поставил уже больше десяти.
Корреспондент: Вы сейчас находитесь в Италии?
Любимов: Да, я там работаю над «Риголетто».
Корреспондент: А если вся эта ситуация продлится надолго, как вы поступите?
Любимов: Мне надо на что-то жить и кормить семью.
Корреспондент: А что бы вам хотелось поставить еще?
Любимов: Мне хотелось бы, чтобы «Борис», который закрыли, шел, и если не там, то здесь. Еще хотелось бы поставить «Бесов», над которыми я работаю уже много лет.
Корреспондент: А это может произойти в ближайшее время или вы сомневаетесь?
Любимов: Думаю, что да. Я не могу пожаловаться на отношение к себе здесь. Оно очень внимательное. Но я хочу работать у себя на Таганке. Я знаю, что им без меня там тяжело. Но я могу только тогда там работать, когда есть хоть какие-нибудь условия для этого. Но когда мне подряд закрывают все мои постановки, то это же бессмысленно — ходить мне в театр и ждать, когда они мне закроют следующую мою работу! Я отрепетировал на 80 % «Театральный роман», но я чувствую, что они это тоже закроют, как закрыли «Высоцкого»
Корреспондент: А вам не кажется, что ситуация вообще может перемениться?
Любимов: Я надеюсь на чудо. Будет перемена в культурной политике, значит, переменится и моя судьба. Если нет, почему должна перемениться моя судьба? Станет хуже, и не только для меня. Остается надеяться только на разум. Я стараюсь быть оптимистом, потому как это бессмысленно — так разбазаривать свою культуру. Но я не смогу поехать со своими актерами на кладбище завтра утром. Весь театр поедет на могилу поэта, прекрасного поэта, нашего актера, с которым я всю жизнь работал, на могилу Владимира Высоцкого. Очень сожалею, что так сложилась моя судьба. Ни вечера его памяти, ни спектакля его памяти, а только придут люди и будут плакать у могилы. Все это очень грустно…
Юрий Любимов дал это интервью 24 января, а через 16 дней после него, 9 февраля 1984 года, в Москве в кунцевской больнице скончался 69-летний Юрий Андропов. Генеральным секретарем ЦК КПСС стал покладистый Константин Черненко. Все пути назад для Юрия Любимова теперь были практически отрезаны. В театральных кругах пошли гулять слухи о том, что главным режиссером на Таганку будет назначен Анатолий Эфрос. В. Смехов вспоминал: «Множество попыток добиться правды об Эфросе — Москва шумела слухами о его тайном назначении и тайном же согласии. Артистам своего театра на Малой Бронной Анатолий Васильевич ответил: ничего не знаю, чепуха. Алле Демидовой, Сергею Орскому — всем, кто пробовал напрямую узнать, — тот же ответ. После этого театр пишет письмо министру: просим назначить нашего товарища, кинорежиссера Н. Губенко, временным руководителем художественного совета и всей Таганки. Устно отвечено: кандидатура хорошая, работайте спокойно. Начало марта. Приказ об увольнении Любимова. Затем — исключение из партии. Срочный вызов ведущей группы артистов в Главк: обеспечьте спокойствие для дальнейшей жизни театра. 19 марта на спектакле «Товарищ, верь!» (накануне ввода нового главрежа) сама собой произошла церемония прощания с прошлым. После грандиозного успеха пушкинского вечера — объятия и рыдания за кулисами… Первый акт житейской пьесы удался: театр потерял веру. 20 марта в 11 часов — собрание труппы. Для обеспечения спокойствия, для пресечения поступков, которые могут испортить жизнь театру и Юрию Любимову (в соответствии с указаниями начальства), мы попросили всех собраться на час раньше. Логикой и авторитетом ведущая группа убедила возмущенное семейство: никаких реакций, никаких истерик, мы обязаны сберечь самое дорогое — наш репертуар. Только дисциплиной можно достичь доверия руководства, и тогда нам помогут вернуть Юрия Петровича. К сожалению, план был сорван. Мрачная атмосфера, безмолвие народа перед лицом прибывших представителей никого не удивили. Объявлен приказ, директор предоставил слово Эфросу. Умно и обаятельно последний сообщил, что его цель — сохранить все, что он более всего любит и ценит, — дух и творения Юрия Петровича. Но вот, мол, так все случилось, уверен, что мы будем хорошо вместе работать. Будут новые спектакли — другие, чем были у вас, и другие, чем были у меня. Директор спросил: нет ли вопросов, тогда собрание считаю… Не успел. Один за другим выступили несколько человек. Говорили, что сегодня — похороны театра. Спрашивали у Эфроса, как он мог прийти, ни с кем не посоветовавшись. Напомнили ему, что в час его испытаний, пятнадцать лет назад, за него пошли бороться товарищи, а первым среди них был Любимов… Это когда Эфроса снимали с главрежей Театра имени Ленинского комсомола… Эфрос на все вопросы отвечал мягко, печально и одинаково: я вас понимаю, ничего не поделаешь, но поверьте мне, пройдет время, и вы увидите, что все сделано правильно… Я тоже выступил и тоже получил ответ: «Ты прав, Веня, я должен был, наверное, поговорить с теми, кого хорошо знаю, — с Боровским, с Демидовой, с тобой… Я должен был, но… я другой человек. Я люблю работать».
После того как стало известно о назначении А. Эфроса на Таганку, корреспондент русской службы Би-би-си встретился с Юрием Любимовым и взял у него интервью.
Корреспондент: Было ли официальное сообщение о том, что вы уволены из театра?
Любимов: Я получил официальное разрешение лечиться и больше ничего. А эту новость я узнал по телефону. Когда мне позвонили и сказали, что по английскому радио передали весть о том, что меня уволили, я сначала не поверил. Потом я узнал, что артисты моего театра были на приеме у министра культуры Демичева и сказали ему, что боятся за мою судьбу, что на мое место могут быть назначены Эфрос, Захаров, Дунаев и другие, но все они отказываются. Значит, есть еще какая-то солидарность со мной. И вот накануне пришел телекс, что на мое место назначен Анатолий Эфрос, режиссер театра на Малой Бронной. Меня это поразило, так как я подумал: неужели он забыл, как его когда-то выгнали на улицу, и мы все собрались и все-таки его отстояли? Он тогда с группой артистов ушел на Малую Бронную. И вот теперь он согласен на мое место. Мне кажется, что это какое-то недоразумение…
Корреспондент: Вы знали, что артисты вашего театра отказались выбрать заместителя на ваш пост, и вот тогда поступило сообщение, что назначен Эфрос?
Любимов: Этого я не знаю. Я знаю другое: что из-за меня собрали партийное бюро, было приказано меня выгнать из партии, но партийное бюро заседало очень долго и не согласилось. Еще министр культуры Демичев обещал прислать своего представителя, ведь у него на приеме была большая группа актеров театра, но обещания своего не сдержал. Этому факту есть много свидетелей. Впрочем, он поступал так все 20 лет своего правления…
Корреспондент: Театр на Таганке создан именно вами. Как вы представляете будущее этого театра?
Любимов: Будет другой театр. Мейерхольда в свое время расстреляли, но ведь о нем знают, знают о его театре…
Корреспондент: Какие у вас теперь планы?
Любимов: Ну, я теперь безработный… Со мной здесь жена Католина (венгерская журналистка), 4-летний сын, старший сын в Москве, там же и сестра. Буду, наверное, работать здесь.
Корреспондент: Значит, вы не вернетесь на родину?
Любимов: Вернусь, если будет хоть какая-нибудь гарантия моей безопасности. Ведь в свое время меня уже лишали работы, и я писал письмо на имя Брежнева и заканчивал его словами: «Разрешите мне работать в созданном мною театре». И меня тогда все-таки восстановили. А до этого я безуспешно обивал пороги всех инстанций, и на меня веяло духом «китайщины», это было как раз во времена «культурной революции»…
Между тем ностальгия по брежневским временам, так сильно охватившая высшую номенклатуру в период краткого пребывания Юрия Андропова у власти, теперь находила свой выход в реальных делах и поступках новой верховной власти. 8 марта на торжественном приеме в честь Международного женского дня в Кремле во всем своем великолепии вновь появилась недавно опальная Галина Брежнева. В то же самое время сталинский нарком иностранных дел Вячеслав Молотов при содействии своего бывшего ученика Андрея Громыко был восстановлен в рядах партии.
И все же поворот руля в сторону от жестких андроповских мер у команды Черненко не получился. Страна уже была беременна переменами, и молодые птенцы гнезда Андропова только ожидали своего часа, чтобы в положенный срок принять долгожданные роды. Команда Михаила Горбачева медленно, но уверенно двигалась к власти.
Следователями союзной прокуратуры вкупе со следователями КГБ продолжалось раскручивание дела о коррупции в Узбекистане. В июле в Москве был арестован начальник московского Главторга Николай Трегубов.