Владимир Высоцкий. По-над пропастью
Шрифт:
Володя крепко обиделся. До этого обычно его песни выкидывало из фильмов кинематографическое начальство. А тут — режиссер, товарищ Помню наш разговор:
— Я знаю, почему ты не вставил мои песни.
— Почему?
— Хотел посмотреть, получится ли у тебя без меня...»
Не получилось. Кто сегодня этот «Белый взрыв» помнит? А вот песни живут. Их поют:
А день, какой был день тогда? Ах да, среда...Но с работой в Москве у Марины пока ничего не ладилось. Нет, ее постоянно куда-то приглашали, предлагали для прочтения какие-то сценарии, угощали, приглашали вечером встретиться, посидеть, обсудить. Самые нахальные заводили разговоры о Володе,
Однажды в Москве чиновник из Союза кинематографистов сказал ей, что с ней хочет поговорить известный советский кинодраматург Алексей Каплер. Они встретились в уже знакомом ей ресторане ВТО.
Каплер оказался немолодым, седовласым, потрясающе обаятельным мужчиной, с хорошими европейскими манерами. Трагическая история, которую он ей рассказал, была основана на документальном материале о героине французского Сопротивления, русской княгине Вике Оболенской, которую фашисты обезглавили в своей тюрьме. После войны советское правительство посмертно Наградило Оболенскую орденом Отечественной войны, а французское — орденом Почетного легиона. Сценарий уже давно готов, говорил Каплер. Мы его написали вместе с Юлией Друниной, известной советской поэтессой, между прочим, участницей войны.
— Вы, Марина, ведь как-то говорили то ли на пресс-конференции, то ли где-то в интервью, что мечтаете о героической роли. Вика Оболенская как раз для вас, — убеждал ее опытный мастер. — Прочтите сценарий, я вам его передам. Решите, тогда мы займемся всем остальным.
Сценарный материал действительно был хорош, а в Оболенскую Марина просто влюбилась. Самая идея казалась ей выигрышной. К съемкам можно привлечь ее французских коллег, обеспечить мощное паблисити. И тогда реально рассчитывать на международный успех. Она согласилась, и тут же сообщила об этом Каплеру. Он обрадовался, но сказал, что потребуется время для необходимых согласований и пр. Но затем потянулась обычная череда бюрократических проволочек, бесконечных и бессмысленных переговоров, уточнений. Дальше — больше. Только потом Марина узнала, что у некоторых ответственных советских товарищей возникли определенные сомнения в благонадежности и лояльности по отношению к СССР (нет, не Влади, а казненной Вики Оболенской). На том все и закончилось, сценарий благополучно похоронили.
Через некоторое время Владимир познакомил ее со своим добрым приятелем, энергичным и веселым режиссером Петром Тодоровским. Тот как раз начинал снимать фильм «Загадочный индус», и для Марины у него была маленькая, но забавная роль учительницы французского языка. Но что-то там тоже застопорилось. Фильм вышел под названием «Фокусник», но без Марины. После этого Слава Говорухин стал носится с идеей экранизации повести Станюковича «Пассажирка», предлагал своим кинематографическим боссам привлечь к будущим съемкам Влади. Марина не очень верила в осуществимость этой затеи, но повесть, по просьбе режиссера, прочла. Ей все понравилось. Но как-то вечером позвонил Говорухин и тусклым голосом сказал, что советское Госкино не склонно приветствовать фильмы без большой идеи, а на «пустячок», даже с участием европейской звезды, лишних денег нет.
Потом возникла идея сделать ведущими знаменитого телевизионного «Голубого огонька» Марину Влади и Владимира Высоцкого. Эльвира Александровна Бенкендорф, родоначальница режиссерской династии и первый режиссер «Огоньков», рассказывала: «От жены Коли Гринько я узнала, что должна приехать Марина. Пошли мы к нашему начальству, и главный наш начальник — Лапин — сказал только: «Вы думаете, это будет кому-то интересно?» — «Да, — говорим, — думаем». — «Делайте!» Мы договорились с Высоцким — он должен был писать половину сценария, подобрали приблизительный репертуар. Буквально за месяц приходим на окончательное утверждение плана, и вдруг Лапин говорит: «А кто ведущий? Марина Влади и Высоцкий?! Какой дурак вам это разрешил?!» Мне так хотелось ответить: «Этим дураком были вы». Лапин на самом деле был умный человек, но очень уж законопослушный...
Ну, нет так нет. Тогда Высоцкий стал фантазировать, и пришла ему мысль сделать русско-французскую эстрадную программу «Москва — Париж»: «Миша, — убеждал он Жванецкого, — я пою и говорю по-русски, Марина по-французски. Мы оба на сцене — ведем концерт... Подумай, может, вместе что-нибудь выкрутим?..»
А однажды Владимир Высоцкий настойчиво предлагал известному питерскому драматургу Александру Володину написать сценарий для него и Марины Влади по сюжету, который Высоцкому приснился. Сюжет этот, в сущности, повторял фабулу рассказа азербайджанского писателя Анара «Каждый вечер в 11» о бесконечном телефонном романе двух влюбленных. Высоцкий возражения не принимал и стоял на своем: «Это все мне приснилось!..» Но у Володина были другие планы.
Острой занозой в душе Высоцкого остался отказ Андрея Тарковского без объяснения причин от идеи снять Марину в роли матери в своем фильме «Зеркало». Хотя Владимир даже не просил его об этих пробах. А Марина проявляла чисто западный профессионализм. «Андрей, — предупреждала она, — если я тебе не подойду, то ты мне прямо скажи об этом, чтобы я напрасно не ждала». Однако Тарковский промолчал, а через несколько месяцев прислал ее пробы обратно с курьером... Высоцкий был оскорблен даже больше Марины.
В конце 1969 года Высоцкий, отбросив сомнения относительно возможной чопорности семейства Поляковых-Байдаровых, пишет нежно-дипломатичное письмо в Париж будущей теще: «Дорогая Милица Евгеньевна! Это первое письмо, которое я пишу Вам. Не сомневаюсь, что будут и другие, и много!... Марина очень много мне рассказывала об отце... сказала мне, что я немного его напоминаю, и если это так, то мне очень приятно, потому что я хотел бы быть похожим на него. Марина очень любит отца... А я, конечно же, живу наполовину ее чувствами и смотрю на людей ее глазами и отношусь к ним, как она. И мне хорошо оттого, что Вы всегда рядом с ней, а значит, немного и со мной... До скорой встречи. Володя».
Марина потом рассказывала: «Она каждый день читала мне твои письма, потому что я еще не умела тогда бегло читать по-русски...»
Стоило кому-то из ассистентов шепнуть режиссеру во время репетиции: «Юрий Петрович, это уж слишком, это не пропустят», — Любимов тут же вскипал:
— Да перестаньте вы треножить свою фантазию! Хотя бы на репетиции работайте вольно, без оглядки. Надо сделать вещь, как мы ее хотим сделать, а потом (не волнуйтесь) те, кто за это получает деньги, придут и скажут, где слишком, а где не слишком. Наше дело — творчество, а их дело — сами знаете, и перестаньте нашептывать глупости, не отбивайте хлеб у товарищей из министерства!
На Таганке полным ходом шла подготовка нового спектакля по стихам Вознесенского. Хотя представление «Берегите ваши лица!» никак не подходили под шаблон сценической постановки. Скорее это была репетиция будущего спектакля.
«Спектакль был экспериментом, — говорил Юрий Любимов, — в нем мы применили принцип открытой режиссуры. Был очень фрагментарен, без сюжета. Я обращался к публике, что она пришла вовсе не на спектакль, в строгом значении этого слова, и должна отнестись к увиденному именно как к репетиции... Конечно, наш спектакль в принципе готов — и я лишь в крайних случаях буду его прерывать, чтобы объяснить актерам и публике возможные ошибки. Я говорил, что мы прибегли к такой форме, чтобы ввести зрителей в лабораторию актерского творчества, чтобы публике был очевиден смысл наших поисков. Такая форма, как мне кажется, вполне законна: ведь не удивляет, что художник, например, выставляет свои эскизы и зарисовки, а писатели публикуют дневники, заготовки и записные книжки... Есть у Репина «Государственный совет». Мне кажется, что этюды к картине — и так многие художники, не только я, считают — лучше ее самой. У художника Иванова «Явление Христа народу» — замечательная картина, но этюды к этой картине, мне кажется, сильнее. И об этом периодически говорят, что лучше — картина или этюды...»