Владимир Высоцкий. По-над пропастью
Шрифт:
Теперь звонок маме: не волнуйся, у нас все в порядке, как у тебя? Что там с квартирой? Слава те Господи!!!
Наконец-то сдали их кооперативный дом на Малой Грузинской, 28, Нина Максимовна тянула жребий, достался восьмой этаж Хорошо хоть не первый и не последний. Говорит, что вошла в квартиру, как полагается, с хлебом-солью, в бутылку с водой поставила березовую веточку. Мама вздыхала: «Так хорошо. А ты и у меня в гостях, и у отца в гостях, и у Марины тоже гость... Теперь хоть свой угол есть. И какой! Шикарная трехкомнатная квартира...» —
Следующий звонок — Дыховичному. «Вань, привет. У нас тут, понимаешь, вот какая проблема...» — «Володя, это не проблема. Мы живем вдвоем. Ребенок у бабушки. Все будет нормально. Будете жить у нас, если Марину это не смущает...» — «Ну все, тогда мы вернемся с морей, и из Парижа прямо к вам».
С окончательной победой весны они осуществили давно намеченное — отправиться в средиземноморский круиз. Две недели полного отдыха. Тиxo, спокойно и так не похоже на прежние морские путешествия с Толей Гарагулей или Сашей Назаренко по Черному морю. Никто никого не узнает, не лезет в душу, никому ни до кого нет дела. Но иногда ловишь себя на том, что абсолютное невнимание и безразличие тоже задевают. И сразу не сообразишь, что лучше: постоянно находиться под прицелом неусыпных глаз или спокойно делать все, что тебе заблагорассудится и не обращать внимания на окружающих?
В Париже его ждет нервная телеграмма от Демидовой: немедленно приезжай, если не хочешь потерять Лопахина! Значит, в самом деле, пора.
Перед отъездом долго, пристально смотрел на себя в большое зеркало: ну что, похож на купца Лопахина? Вроде бы, да. Борода, чуток поправился, глаз горит. Вперед!
«Они мне позвонили, — рассказывал Иван Дыховичный, — что они уже выезжают. Купили машину «мерседес»... Володя все время звонил с дороги и говорил: «Ты не представляешь, на чем я еду, ты увидишь, ты оценишь, что это за автомобиль»... Я помню, они въехали во двор, а на крыше лежал огромный двуспальный матрас... Мы с Володей очень долго, смешно заносили этот матрас в дом. Все тетечки, которые на скамеечке сидели, с ненавистью контролировали процесс и все не могли поверить, что это реально Володя, а рядом с ним Марина Влади, что они будут жить в этом доме. А мы тем временем внесли матрас в квартиру, положили его на пол, и они на этом матрасе прожили где-то полгода в нашем доме...»
26 мая в репетиционный зал на Таганке тихо вошел Высоцкий, сел неслышно и стал наблюдать за работой на сцене. Его даже не сразу узнали — так изменила борода. Позже он смеялся: отращивал для Лопахина, потому и чуток задержался.
«Играл Лопахина дублер. Я с ним долго работал, упорно, — рассказывал Анатолий Эфрос. — Но однажды... я почувствовал, как что-то странное меня притягивает к той части зала, в которой сидят актеры на замечаниях... И я невольно начинаю говорить только туда. Говорю свои замечания, и постепенно начинаю видеть два ка- ких-то невероятных глаза, впившихся в меня, слушающих. Я не сразу сообразил, только потом, — что Высоцкий приехал и пришел на репетицию. И он хотел в один раз все догнать — вот он так меня слушал. Это было невероятно...»
«Я попал в момент, когда Эфрос ходил с актерами, — вспоминал Высоцкий. — У него есть такая манера, когда он ходит по сцене вместе с актерами, о чем-то с ними разговаривает. Он не объясняет, что ты должен сделать. Он просто наговаривает текст этого персонажа, и в результате что-то получается. Ты за ним следишь, это очень заразительно... Потом он сидит в зале и больше уже ничего не говорит. Может, он так только с нами работал, но вот смешение его режиссуры с работой артистов нашего театра имело удивительный эффект. Ведь этот спектакль у себя, в Театре на Малой Бронной,
С головой погруженная в эту работу, Демидова чудом успевала записывать: «6 июня... Репетиция «Вишневого сада». Поражаюсь Высоцкому: быстро учит текст и схватывает мизансцены... Быстро набирает, хорошо играет начало — тревожно и быстро... Прогон. Вместо Высоцкого — Шаповалов. Очень трудно... Без Высоцкого очень проигрываю».
Постановщик спектакля не отрицал: «..Действительно, он додал за несколько раз, и мне пришлось очень обидеть Шаповалова, потому что, когда Высоцкий начал репетировать, это было что-то неимоверное...»
Все замечали, что Высоцкий начал работу в очень хорошем состоянии. Был собран, отзывчив, нежен, душевно спокоен. Очень деликатно включился в работу, и эта деликатность осталась в роли... Исполнительница главной женской роли полагала, что Высоцкий играл абсолютную влюбленность в Раневскую, но поскольку Раневская была в том спектакле прообразом «Вишневого сада» и, соответственно, прообразом уходящей культуры, то это была иная влюбленность. Не только и не столько в женщину, сколько в иную ипостась земного существа. В этой любви был другой слой чувств! Желание иной жизни! Ненасытное карабканье по гладкой стене куда-то... в никуда. Высоцкий играл с трагическим ощущением. Может быть, из- за предвосхищения своего скорого конца? Это был трагический Лопахин; человек, закончивший свои дни, как многие крупные купцы XIX — начала XX века: Мамонтов, Третьяков...
А на Малой Грузинской ударными темпами шел капитальный ремонт. «Вдохновителем и организатором всех наших побед» была Марина Влади.
В Лопахине Высоцкий играл современного делового человека, полного сил шагать в ногу с веком, хозяйствовать по-новому на земле беспечных гаевых. Он был вызывающе элегантен — в светлом модном костюме, в белоснежной сорочке с бабочкой, с модной стрижкой, сделанной у дорогого мастера, чуть нарочито небрежной. Выглядел удачливым бизнесменом с большими руками, которые могли бы и червонцы пересчитывать, и на гитаре играть Трофимов — Золотухин с завистью говорил то ли Лопахину, то ли самому Высоцкому: «У тебя тонкие, нежные пальцы, как у артиста, у тебя тонкая, нежная душа».
Демидова вспоминала: «Как замирал зал, когда Высоцкий—Лопахин подходил к авансцене и тихо говорил: «Иной раз, когда не спится, я думаю. «Господи, Ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по- настоящему быть великанами». Чеховский текст Высоцкий подавал, как свою исповедь, чуть нараспев, с легким волжским оканьем, и от того, что к зрителям напрямую обращался никто другой, как «наш Володя», его Лопахин приобретал... особую значительность Работяга Лопахин — единственный в пьесе деловой человек на этой сонной земле, что «прокисла, опухла от сна..». Он представал делателем российской истории.
Третий акт заканчивается продажей имения. Прикатывал с торгов ликующий Лопахин: «Я купил! Погодите, погодите, господа, сделайте милость. У меня в голове помутилось... Вишневый сад теперь мой. Мой!.. Скажите мне, что я пьян, не в своем уме... Не смейтесьнадо мной!..»
Высоцкий хохочет, топочет ногами, пускается в пляс и поет...
«Какие-то слова он действительно почти пел, — писала Демидова—Раневская, — тянул-тянул свои гласные на хрипе, а потом вдруг резко обрывал».