Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти
Шрифт:
В.С.Высоцкий обладает хорошими сценическими данными, профессионализмом, музыкальностью. Образы, созданные им, отличаются психологической достоверностью, художественной выразительностью. В новых работах театра В.Высоцкий репетирует центральные роли».
Можно сказать, что этим документом Высоцкий окончательно утвердился в театре. Театр и актер нашли друг друга. Закончились пятилетние мытарства, закончилась неопределенность. Впереди будет много и удач, и разочарований, как в жизни, так и в творчестве...
15 ноября Юлию Даниэлю исполнилось 39 лет. А.Синявскому захотелось сделать подарок другу, и Высоцкий со своими песнями оказался в старом доме в Армянском
М. Розанова: "Как-то пришел к нам в гости Высоцкий, было это 15 ноября, мы как раз собирались на день рождения к нашему другу Юлику Даниэлю. И вдруг я понимаю, что лучшего подарка Юлику мы и придумать не можем. Я сказала: «Высоцкий, сейчас мы перевяжем вас голубой ленточкой и принесем в гости». Мы схватили гитару, на которой в нашем доме играл только Высоцкий, и помчались на такси к Юлику. Высоцкий запел уже в машине: «Эй, шофер, гони — Бутырский хутор». Водитель недоверчиво обернулся и растерянно произнес: «Вы же сказали Ленинский проспект?» Весь день рождения Володя пел — это был вечер Высоцкого, красивый и очень любимый нами вечер".
Вспоминает А.Синявский: «Приехали мы к Даниэлю вместе с Володей Высоцким, а там было очень много народу. Даниэль человек очень радушный, компанейский, в отличие от меня. И даже были какие-то незнакомые мне люди, я немножко опасался за Высоцкого. Мы с ним так перешептались или как-то перемигнулись. Весь вечер Володя держал в руках всех, потому что он пел, но через каждую песню он пел одну песню — песню о стукаче — «В наш тесный круг не каждый попадал» Пел он это буквально через каждую песню, давая понять, что если кто-то здесь настучит, его «убьют». Это было очень здорово».
В конце года Высоцкий принимает участие в работе еще над двумя фильмами. Правда в одном из них дело не пошло дальше проб.
Это был фильм Леонида Гайдая «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». Гайдай пробовал Высоцкого в первую новеллу картины «Напарник» на роль прораба в сцене, где главный герой приходит на стройку. Пробы проходили на натуре: группа выезжала на строительную площадку и там разыгрывала этюды. Происходило это в районе Медведково, где шло тогда большое строительство. Высоцкий показался Гайдаю для этой роли слишком молодым. Его персонаж, несмотря на эпизодичность, — достаточно сложен. Необходимо было сыграть демагога, закостенелого дурака. Михаил Пуговкин — актер опытный — в дальнейшем сумел это сделать, а у Высоцкого не получилось так, как это требовалось по замыслу Л.Гайдая: «Он пытался играть сатирически, а нужно было в этой сцене больше реализма, отчего выходило все гораздо смешнее».
Сниматься в фильме «Наш дом» (режиссер В.Пронин) вынудило безденежье. Нужда заставила сняться там, где можно было обойтись статистами. Попал он на съемки по приглашению И.Мансуровой — второго режиссера, которая заметила Высоцкого и Пушкарева еще во время съемок фильма «Живые и мертвые».
Высоцкому достался здесь лишь маленький эпизод — герой влез на крышу автобуса телевизионщиков, снимающих встречу москвичей с экипажем космического корабля «Восход-1», и, сдвинув ладони рупором, выкрикивает имя своей девушки, а из автобуса выскакивают двое, и один из них, в наушниках, окорачивает «залетевшего» героя: «А ну, слазь оттудова!» И голосом тем самым — голосом Высоцкого.
ТЕАТР ПОЭТИЧЕСКИЙ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ 1965 г.
Даже ставя прозу, я все равно старался делать спектакль поэтичным.
И
световую, мизансценическую гармонию.
А в поэзии это особенно как-то сжато, сконцентрировано...
Юрий Любимов
Сначала «Таганка» была известна не как политический театр, а как поэтический. Политическим театром «Таганку» сделали журналисты. Поначалу сам Любимов всегда настойчиво от этого эпитета открещивался: «Мне пришили ярлык, что Театр на Таганке — политический театр, но это неправда». Позднее статус политического театра Любимову понравился, и он любил это подчеркивать.
Поэтическим театр сделал тоже не Любимов — пришло время, когда поэзия просилась на сцену. Студенты и молодая интеллигенция конца 50-х — начала 60-х, возраст которых предопределял их тягу к лирике и общественной активности, хотели слышать о себе, поделиться личным, а поэты — реализоваться в глазах и своих, и читателя. Как результат — литература, и, особенно, поэзия, вобравшая в себя и «злобу дня», и лирику, естественным образом вышла из кухонь и квартир в залы, на площади, на стадионы, на театральные площадки. В стране поэтический «бум». Миллионные тиражи стихотворных сборников, Лужники, Политехнический музей... Поэты держали верх над всеми жанрами литературы. Появились новые имена: Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский... Чуткий к настроениям в обществе главный режиссер «Таганки» уловил дух времени.
Из воспоминаний А.Вознесенского о В.Высоцком: «Он часто бывал и певал у нас в доме, особенно когда мы жили рядом с «Таганкой»... Там, на Котельнической, мы встречали Новый 1965 год под его гитару».
Своими впечатлениями о Высоцком на этом новогодии делится театральный журналист Майя Туровская: «Это было при нас, это с нами...
Еще сравнительно негромкая, окуджавоголосая Москва. Еще не так давно обновленная «Таганка», куда ходят не на актеров, а если на актеров, то на Губенко — блестящего выпускника ВГИКа, сыгравшего на выпуске Артуро Уи. Еще магнитофоны не с кассетами, а с бобинами — старая громоздкая «Яуза», у отдельных счастливцев сумасшедшая роскошь — UHER.
И вот с чужим, со страхом и упованием доверенным UHERomотправляюсь на Котельники, к Андрею Вознесенскому и Зое, где будет петь объявившийся и, говорят, неканонический «бард», молодой артист «Таганки» Высоцкий.
У каждого свое воспоминание о первом столкновении с феноменом Высоцкого. Для меня это ощущение неожиданной, накатившейся почти физически силы звука. Трудно было представить, что этот парнишка, сложения почти тщедушного, с лицом обыкновенным и ширпотребной гитарой, начав непритязательно с чужого «Течет речечка да-а по песочечку...», сможет голосом приподнять нас со стульев, а потом приплюснуть к ним, а магнитофон, непредусмотрительно настроенный на средний регистр, сразу и безнадежно зашкалит.
Это было начало, и в юношеском его голосе еще не было бешеной, задыхающейся хрипоты последнего дыханья. Зато из удачи звука, из незатейливой блатной экзотики вылуплялись — наисовременнейшая, грубая и изнаночная, но чистейшая лирика «Нинки» и будоражила неожиданная громкость исповеди. Блатарь был всего-навсего первым из множества его внесценических образов, но мы еще не знали этого, а артистизм создателя был такой высокой пробы, что образ готовы были посчитать за автопортрет. Это сразу создало вокруг Высоцкого то электрическое облако популярности и опаски, которое искрило и давало разряды до самой его смерти».