Владимирские Мономахи
Шрифт:
— Нету… А что? Приключилось что? К спеху тебе…
— Особого ничего… Кой-что доложить…
— Чтой-то ты, Денис Иваныч! — ахнул вдруг Масеич, приглядевшись к странно искаженному лицу обер-рунта.
— Еле на ногах держусь. Опять расхворался еще пуще! — тихо ответил Змглод, опуская блестящие глаза. — Иди уж… Буди Аникиту Ильича… Мне бы скорее домой. Прилечь…
Масеич пошел в спальню будить барина. Змглод стоял, слегка вздрагивая, как от холода, и дергался на месте…
— Вот… Вот… — прошептал он. — И оно-то…
Старик Масеич страшным голосом кричал в спальне и звал… Змглод шагнул, хотел двинуться на зов… и не мог.
Масеич выбежал из спальни и кричал, как одичалый:
— Вениуса… Барышне… Денис Иваныч, скорее… Почитай, мертвый… Барышне… Господи, сохрани и помилуй!..
Змглод бросился, будто швырнулся, к дверям винтушки.
Через полчаса весь дом был на ногах и все, от барышни до последнего нахлебника, толпились наверху, в отпертых комнатах барина, в коридоре, в канцелярии и даже на лестнице.
Через час вся Высокса встрепенулась в ужасе и онемела, ошеломленная невероятной вестью.
— Аникита Ильич скончался!
Доктор Вениус освидетельствовал тело, признал смерть, приключившуюся за ночь, вероятно, от удара. «Полнокровен был старик, а кровь пустить не дозволял никогда. И этого надо было ждать!»
Однако немец-доктор был сильно взволнован. Он тотчас же заявил Сусанне Юрьевне, что имеет сказать ей нечто важное наедине…
— Выбрал время?! Успеется и после! — отозвалась она.
Барышня Сусанна Юрьевна была не печальна… Она была сурова и даже столь грозна, какой никогда еще не видели ее. Будто покойник вдруг передал ей или завещал свой грозный вид и свою «Мономахову» повадку с людьми и рабами.
К вечеру в большом зале, в углу у образов, на столе лежало тело, служилась панихида. Одновременно снаряжались и пускались гонцы во все стороны, в Муром, во Владимир, к губернским властям, в наместническое правление…
А весь дом, вся Высокса, все заводы и заводская слобода — все ходуном ходило.
Но не одна кончина старого барина смущала всех…
Равно смутила всех и новоявленная грозная барышня, принявшая все в свои руки… Не прошел еще день со смерти барина, а трое ослушников указаний Сусанны Юрьевны уже поплатились, были наказаны строго и, пожалуй, сверх вины.
Но пример этот подействовал на всех. Все сразу оробели и недоумевая притихли. Важное лицо, коллежский правитель Барабанов, был в сумерки смещен и уволен от должности за какое-то дерзностное осуждение по поводу рапорта на имя наместника… Старший сын Ильева временно вступил в должность.
Масеичу было приказано сидеть безвыходно дома, а к нему запрещено пускать кого-либо. Старому слуге дозволено было выйти и явиться только на похороны своего барина. Старик провинился тем, что доложил барышне, что покойник перед кончиной, видно, бился и метался. Судя по постели и белью, Масеич выводил заключение
Но истинно-диковинное было еще впереди. Готовилось такое, о чем высокцы и помыслить бы вперед не могли. Панихиды и молебны, похороны и свадьбы, поминальные трапезы и свадебные пиры — вперемежку…
XXVI
После торжественных и пышных похорон старого барина состоялся поминальный обед. Помимо своих всех были приглашены к столу, конечно, все приезжие гости, дворяне и чиновники губернские. Даже сам губернаторский товарищ [18] , запоздавший к отпеванию, был в числе гостей.
18
Губернаторский товарищ — вице-губернатор, заместитель губернатора.
После обеда было им объявлено во всеуслышание: «С разрешения наместника, дворянка девица Касаткина облечена властью управлять всем впредь до вскрытия завещания покойного, если таковое в опекунском совете в Москве окажется».
После этого объявления Сусанна Юрьевна сурово объявила всем от себя второе, еще более важное и нежданное: «Во исполнение воли покойного, много раз высказанной всеми и каждому, следует не медля узаконить его заветное желание… После поминок в девятый день, не отлагая нимало вопреки обычаю, на десятый же день быть бракосочетанию наследницы Дарьи Аникитичны с ее давно нареченным, Дмитрием Андреевичем», дабы тотчас же Высокса снова принадлежала Басман-Басановым.
Прошли эти девять дней, и действительно на следующий, десятый, вся Высокса была в храме и вокруг храма, молясь за брачащихся, а затем явилась в дом на свадебный пир.
Новобрачный был радостен и особенно ласков со всеми, как бы обещая менее суровые порядки в будущем. Все вздохнули свободнее, видя нового Басман-Басанова — молодого, веселого, приветливого…
Новобрачная была — краше в гроб кладут! Убита ли она была горем по отцу? Или иное что?.. Одна Сусанна Юрьевна знала правду.
Два раза пыталась Дарьюшка воспротивиться под наущеньем любимого человека… Но он, князь Давыд, вдруг пропал, сгинул… его услали или увезли во Владимир… А Дарьюшка, полуживая, безропотно надела подвенечное платье и только обливалась слезами и в храме, и за свадебным пиром…
В день свадьбы, уж вечером, к барышне явился по ее вызову якобы опальный и хворающий Змглод.
Сусанна Юрьевна, оставшись наедине с ним, обняла его и заплакала:
— Ну, Денис Иваныч, проси, чего хочешь.