Владлен Бахнов
Шрифт:
Отец не хотел ни проявлять «прыти», ни даже близко подходить к этой «стае».
Просить можно только у своих. Те, к которым ему советовали идти — даже ведь не просить, а вполне законно качать права — были чужими.
Сейчас вспоминают: некоторые из них были вовсе не плохими людьми. И если могли, действительно старались помочь.
Тогда, впрочем, тоже так говорили. Отца это не смогло переубедить.
К перестройке он уже выдохся. Пришли болезни. Ему не писалось. Тем не менее он ежедневно по нескольку часов сидел за письменным столом.
Дело было, конечно, не только в здоровье. Зашаталась и пала система — главный предмет его сатирического внимания. как думал он о себе и о своем творчестве.
Та
К этому требовалось привыкнуть — перестроиться самому.
Только что в себе перестраивать? Сознание? Опыт? Творческий дар? Умение видеть оборотную сторону любой медали?..
Хотя система системой, но писал отец все-таки не о ней. Как ни банально это звучит, но писал он о жизни. О ее иронии, парадоксах, бесконечном смешении добра и зла, глупости и разума, причин и следствий, кажущихся закономерностей и знаменитого, причем не только русского, «авось». И о разных людях, которые вынуждены жить — и выживать! — в этих странных, смешных, изнурительных, неописуемых, но всем знакомых обстоятельствах.
В обстоятельствах жизни.
За последние годы у отца составился цикл стихов, который он назвал «Послесловие к роману «Дон Кихот». Там есть «Монолог Санчо Пансы», «Монолог Дульцинеи», «Монолог стада» и другие. Есть там и «Монолог Дон Кихота» — напоследок хочу процитировать его целиком:
Я Дон Кихот. Задуман я, как шут. Чтобы потешить публику честную. Читая обо мне. гидальго ржут: — Вот так чудак! Кто ж поступает так? Вот выдумал историю смешную! А я всерьез на мельницу скачу, А я лицом к лицу врага встречаю И раненую ногу волочу… Ведь я всерьез удары получаю. И синяки на теле у меня, И Санчо вновь готовит перевязки. Да, колдуны живут не только в сказке, А это значит — снова на коня. Не зная ни сомнений, ни опаски И Дульцинею в памяти храня. Пускаюсь в путь я по дорогам тряским. Над полем поднимается заря. Оруженосец мой ворчит не зря. Когда последний раз мы с Санчо ели? Не спали мы уже почти три дня, И синяки не только у меня. Но и у Санчо бедного на теле. Немало битв и поражений в том числе… Оруженосец верный мой вздыхает. О, кто б сказал, что на своем осле Со мною он в бессмертие въезжает. О том не ведали ни я, ни он. Ни Дульцинея… Всех нас вечный сон Унес. Ни у кого нет превосходства. Но я — я. чей удел быть жалким чудаком. Чьи похождения — сплошное сумасбродство. Над кем смеялись, словно над шутом — Я среди вас живу как символ благородства… Ах, если б знать всегда, что станется потом!…Умирал он дома. За время болезни у него отросла борода. Когда все кончилось и он лежал на кровати со странно спокойным и заострившимся лицом. Мима Гребнева, жена его лучшего друга и ближайшая подруга мамы, не смогла удержаться от восклицания: «Господи! Как похож на Дон Кихота!..»
Отрывок из автобиографии
Как известно, человек произошел от обезьяны.
Однако не следует думать, будто именно так все и должно было случиться и человек не мог произойти пораньше от какого-нибудь другого представителя живого мира.
Мог, и неоднократно.
Давным-давно он мог бы произойти даже от простейших организмов. Но этого не случилось, потому что человек подумал: все равно простейшие не сообразят, что им нужно делать, чтобы стать человеком… Ведь они простейшие… и, воспользовавшись этим предлогом, он взял и не произошел…
Потом человек мог произойти от рыбы. Но вокруг было так красиво и приятно — вода, водоросли, ракушки разноцветные… А жизнь такая беззаботная, бездумная и разнообразная — то ты кого-нибудь съешь, то тебя кто-нибудь проглотит… В общем, ему очень уж не хотелось менять привычный образ жизни и заниматься эволюцией. Ему хотелось только ничего не делать.
«Да ну еще, происходить! — думал он лениво. — Что мне, больше всех надо, что ли? Другие вон не происходят, и ничего — живут в свое удовольствие… Успеется, произойдем!»
Это были хотя и ленивые, но откровенные мысли, которыми он ни с кем не делился. Вслух он говорил другое:
— Конечно, моя первейшая задача — произойти, и я ее выполню. Но, понимая, какое ответственное дело мне поручено, я должен действовать продуманно и неторопливо, дабы с честью оправдать возлагаемые на меня надежды.
А время шло… Появились ящеры. Они ходили по земле, плавали, летали. И человек вздохнул: ничего не попишешь, пора начинать происхождение…
Только от кого именно произойти? Можно от археоптерикса, который летает. А вдруг упадешь и разобьешься?
Тогда можно от ихтиозавра, который плавает. А вдруг захлебнешься и утонешь?
Нет уж, если происходить, так от тех, которые просто ходят по земле. Вон они какие здоровенные!
Но опять же: от кого из них произойти конкретно? От диплодока или бронтозавра? От индрикотерия или игуанодона? Аллах его знает, кто из них наиболее человекообразный!
А может, выбрать на свой страх и риск… А? Ну да, выберешь, произойдешь, а потом и сам рад не будешь. У одного вон шея длинная, у другого ноги короткие, у третьего голова маленькая, у четвертого брюхо здоровое…
И пока будущий человек лениво и придирчиво выбирал себе предка, звероящеры, потеряв надежду, стали вымирать.
А человек сказал:
— Вот как я разумно поступил, что не произошел от них! Я же предвидел, что они скоро вымирать начнут! А кому охота от вымирающих происходить? Тут ведь поспешишь — людей насмешишь.
И стал ждать он, кто еще на земле появится, от кого бы и произойти стоило…
Но какие животные ни появлялись, он все равно не решался выбрать. И льва он отверг — рыжий. И слона он отверг: нос длинный. И тигра отверг — полосатый. И медведя отверг: белого — за то, что не бурый, бурого — за то, что не белый…
Откровенно говоря, лень ему было происходить, да и страшно. Вот и все! Но он, конечно, этого не говорил, а говорил другое:
— Произойти — это и медуза может! А мне хочется не просто произойти, нет! Мне хочется в люди выбиться, человеком стать!
А тут уж обезьяны появились. И он понял, что если он сейчас не сделает того, что ему положено, могут быть большие неприятности.
И стал он жалеть обо всех упущенных из-за лени и перестраховки возможностях… Ах, какой выбор был! А теперь дождался — одни обезьяны остались. Так тебе, ленивому трусу, и надо! Происходи от обезьяны!
Иногда ко мне приходят Лень и Осторожность, которые часто ходят вместе. И случается, я бываю не в силах избавиться от них. Но я заставляю себя вспомнить, каким я мог стать человеком, если бы не ленился и не осторожничал тогда, когда был еще выбор… И вспомнив это, я становлюсь таким свирепым, что Лень и Осторожность пугливо раскланиваются и исчезают…