Владычица Безумия
Шрифт:
— А ты, значит, не лжец? — спросила Совейз с улыбкой, но такой мягкой, что она засветилась на ее лице.
— Лжец? Я?
— Да, я думаю, ты любишь приврать, — кивнула Совейз. — Ибо говоришь о стране демонов так, как будто никто из нас никогда не бывал там.
Олору зажмурился и вцепился в траву, словно боялся, что сейчас из-под земли выскочат демоны и утащат его в свое царство.
— Не говори так! Твои слова… Они как будто из моего сна. — Совейз на это лишь качнула головой — похоже, ее паж теперь все на свете будет считать сном. Этого она в виду не имела. Хотя, с другой стороны, что такого примечательного произошло
— Я думаю, — сказала она, — стоит условиться о том, что мы нашли друг друга в этом лесу. Я — сирота и искала смерти. А ты — бежал от своего обезумевшего господина и чудом спасся.
— Да, — произнес Олору, и на мгновение в его глазах появился странны огонек — словно глаза Чуза вынырнули из глубины и тотчас спрятались обратно. Славно, успели сказать эти хитрые, горящие лисьим огнем глаза, очень славно. Ты увидишь, как весело играть в такие игры вместе.
И ее глаза, впитавшие лесную тьму и синеву звездного неба, ответили, туманясь дымкой грусти: посмотрим, так ли это весело, как ты обещаешь.
Они по-прежнему смотрели друг другу в глаза, когда улеглись на мокрую траву и сплели руки. Их второй поцелуй был так же не похож на первый, как земля несхожа с небом. Одно лишь желание было в нем и ни тени колдовства.
— О прекраснейшая из всех смертных женщин, — солгал Олору.
— О прекраснейший из всех смертных мужчин, — солгала Совейз.
Рассмеявшись, они выскользнули из одежды, как змеи выскальзывают из кожи, и сплели тела так же крепко, как мгновение назад сплели пальцы рук.
Расстелив по земле длинные волосы цвета тьмы, цвета полночи, она медленно и плавно двигалась на нем, лежащим под ней, подобно покорной овце под руками стригаля. Ему казалось, что это движется ночное небо, что эти сосцы — звезды в черном уборе ночи, что это тело — тени деревьев, раскачивающихся под ветром. Девственная и в то же время не имеющая девства, невинная, и в то же время прекрасно осведомленная обо всем, танцевала над ним Совейз свой медленный танец. И когда он проник в нее, он проник в ночь, в темный лес, в чрево теплой земли, на которой лежал. Весь мир сплелся с ним в любовном танце вместе с Совейз.
И тогда Олору прошептал:
— Нет.
— Нет? — повторила она едва слышно, не отнимая губ от его рта. Ее язычок, словно лепесток белой лилии, танцевал по его раскрытым губам.
— Нет, Совейз, нет, иначе я окажусь в конце пути гораздо раньше чем ты, и наше странствие завершится.
Но ее глаза собрали в себя все моря, все озера и реки, ее руки стали руками земли, корнями деревьев, обвившими его влажную спину. И дракон, что спал в своей берлоге, начал просыпаться.
— Когда достигнешь золотых врат, кричи, — сказала она, не прекращая своего мерного движения. И я тотчас нагоню тебя.
Дракон проснулся. Весь лес вспыхнул в алом пожаре, озарившись сотнями огней. Подобная натянутому луку, изогнулась над ним Совейз, выставив острые груди навстречу небу. И когда он закричал, она закричала вместе с ним, нагая и прекрасная. Их крик пронзил мокрую крышу леса и яркой кометой умчался ввысь, туда, где ничего не знают о подобных криках и даже не пытаются узнать.
Потом, успокоившись и улегшись рядом с ним на влажные листья, она сказала:
— Это тоже смерть. И это моя судьба. Когда-нибудь я умру, теперь я знаю это наверняка.
— Наше племя не умирает, —
Но она ему не ответила.
Часть вторая. ЛЮБОВНИКИ
1
— Азрарн! — напевно звали множество голосов, беззвучных, но столь прекрасных, что даже воздух, казалось, наполнялся благоуханием их музыки. — Азра-арн!
Быть может, это были голоса-мысли подвластных ему эшв, а быть может, это звучал неслышный, но неумолчный голос всего королевства демонов, каждого корня его деревьев, каждого камня его скал. Это пели колонны величественного города, самоцветные окна дворца Азрарна. Или, быть может, этот голос звучал внутри него самого, голос незнакомца, делящего с ним тело. Почему бы и нет? Ведь даже в мире смертных встречаются люди, в теле которых теснится не одна душа.
Как бы там ни было, но голос донимал Азрарна даже в собственном дворце, преследуя Повелителя Демонов все дни и ночи смертного мира в его бессмертном мире, лишенном смены дня и ночи. И этот голос мучал его. Словно тигр, мечущийся по клетке, Азрарн расхаживал по своему огромному дворцу, по всем его залам и лестницам, время от времени выходя на плоские, ступенчатые крыши. Останавливаясь, он замирал, глядя в пустоту, созерцая самое сокровенное, следя взглядом за малейшим пустяком: за порхающими рыбками Нижнего Мира, за живыми бриллиантами светляков, которые, встретив его пустой взгляд, падали замертво в черную траву лужаек.
— А-азра-а-арн…
— Я слышу, — пробормотал он. — Утихни.
И воцарилась тишина. Словно все королевство разом замерло в оцепенении, боясь шелохнуться.
Пораженный этой тишиной, Азрарн вышел из дворца и направился в парк, примыкавший к цветнику. Среди деревьев мерцали золотые блестки разноцветных рыб, замеревших в воздухе, словно маленькие звезды. У большого пруда одна из высокородных ваздру рвала зеленые ирисы. Она тоже застыла и напоминала теперь изящную раскрашенную статую. Капли воды, стекавшие с ее пальцев, так и не долетели до зеркальной поверхности пруда: ведь даже малейший всплеск мог нарушить угодную повелителю тишину. Азрарн удивленно воззрился на незваную гостью: в последнее время мало кто из его подданных осмеливался подойти так близко к обиталищу своего господина. Ваздру стояла и смотрела прямо в глаза Повелителю Демонов. Она была молода и необычайно красива, но ведь все ваздру вечно молоды и прекрасны.
Азрарн вопросительно поднял брови, и Ваздру поклонилась ему.
— Зачем ты здесь? — спросил он. — И зачем тебе красть цветы именно из этого сада?
— Зеленые ирисы, цветы боли, — прошептала она. — Ими заросли теперь почти все пруды в твоем саду, мой прекрасный Князь. Я собираю их и уношу в пустоши. Там звучит их печальная, тихая песня, пока они не гибнут, засохнув, как засыхает твое королевство.
Азрарн пожал плечами и повернулся, чтобы уйти.
— Твое королевство гибнет, повелитель! — выкрикнула Ваздру. — Твоей наперсницей стала боль. Мы — часть тебя и терпим те же муки, что и ты. Эшва просто растворятся в небытие, тихо скорбя о твоей и своей участи. Но ваздру — иное дело. Мы сгинем, навечно превратившись в черные камни в кольцах глупых земных колдунов. И все из-за какой-то несчастной смертной, порожденной этой отвратительной штукой, этим солнцем!