Владычица магии

Брэдли Мэрион Зиммер

«Не сомневаюсь, — с легкой брезгливостью подумала Моргейна, — что в глазах Моргаузы это невесть какая добродетель, и себя она считает королевой весьма целомудренной». Впервые за много лет девушка почувствовала себя сбитой с толку, вдруг осознав, что дать определение добродетели не так-то просто. Христиане превыше всех достоинств ценили непорочность, в то время как на Авалоне высшей добродетелью было отдать свое тело Богу или Богине в союзе с силами природы. В каждом случае добродетель противоположной стороны считалась чернейшим грехом и кощунством против собственного

Бога. Но если одни правы, вторые волей-неволей оказываются порочны. Мор-гейне казалось, что христиане отвергают самое священное, что только есть в этом мире, но в глазах христиан сама она покажется блудницей и даже хуже. Заговори она о кострах Белтайна как о священном долге перед Богиней, даже Игрейна, воспитанная на Авалоне, уставится на нее во все глаза, решив, что устами девушки говорит какой-нибудь демон.

Моргейна отвернулась: к ним спешила группа молодых людей — светлокудрый, сероглазый Артур, хрупкий, изящный Ланселет и рыжий здоровяк Гавейн, что возвышался над прочими, точно бык над парой породистых испанских коней. Артур склонился перед матерью в почтительном поклоне.

— Госпожа моя. — Юноша тут же опомнился. — Матушка, долог ли для тебя этот день?

— Не дольше, чем для тебя, сынок. Не присядешь ли?

— Ненадолго, матушка. — Усевшись, Артур, незадолго до того наевшийся досыта, рассеянно захватил пригоршню сладостей, что Моргейна отложила про запас. Какой же он все-таки еще мальчишка! Набив рот миндальным печеньем, он промолвил:

— Матушка, не хочешь ли ты снова выйти замуж? Я бы подыскал тебе в мужья богатейшего — и добрейшего из лордов. Уриенс, владыка Северного Уэльса, овдовел, не сомневаюсь, что он обрадовался бы хорошей жене.

— Спасибо, милый сын, — улыбнулась Игрейна. — Но, побывав женою короля, меньшим я не удовольствуюсь. Кроме того, я всей душой любила твоего отца, я не хочу ему замены.

— Ну что ж, матушка, пусть будет так, как ты желаешь, — отозвался Артур. — Я просто не хотел, чтобы ты грустила в одиночестве.

— Сложно мучиться одиночеством в монастыре, сынок, в окружении прочих женщин. Кроме того, там — Господь.

— Я бы лучше поселилась в лесном скиту, нежели в доме, битком набитом женщинами, что трещат без умолку! — обронила Моргауза. — Если Господь и в самом деле там, то-то непросто Ему вставить словечко!

Игрейна не задержалась с ответом — и на мгновение Моргейна узнала живую, остроумную мать своего детства:

— Полагаю, как любой подкаблучник, Он больше слушает своих невест, нежели говорит сам, но ежели внимательно прислушаться, так голос Господа зазвучит совсем рядом. Но случалось ли тебе когда-нибудь присмиреть настолько, чтобы прислушаться и расслышать Господа, Моргауза?

Рассмеявшись, Моргауза жестом дала понять, что удар попал в цель.

— А ты, Ланселет? — обворожительно улыбаясь, осведомилась она. — Ты помолвлен ли, или, может статься, уже женат?

Юноша со смехом встряхнул головой:

— Ох нет, тетя. Не сомневаюсь, что мой отец, король Бан, рано или поздно подыщет мне жену. Но пока мне хотелось бы служить своему королю и оставаться при нем.

Артур,

улыбнувшись другу, хлопнул его по плечу.

— Эти двое неустрашимых кузенов охраняют меня надежнее, чем в старину — цезарей!

— Артур, сдается мне, Кэй ревнует, — тихо проговорила Игрейна. — Скажи ему что-нибудь доброе. — Моргейна подняла глаза на угрюмого, обезображенного шрамом Кэя. Вот уж кому тяжко приходится, столько лет он считал Артура никчемным отцовским приемышем — а теперь вот младший брат потеснил его, младший брат стал королем… и сердце его отдано двум новым друзьям.

— Когда в здешней земле воцарится мир, всем вам мы, конечно же, подыщем и жен, и замки. Но ты, Кэй, станешь хранителем моего собственного замка как мой сенешаль, — промолвил Артур.

— Мне и довольно, приемный брат… прости, мне следует сказать, лорд мой и король…

— Нет, — возразил Артур, обнимая Кэя. — Господь меня накажи, если я когда-либо потребую от тебя, брат, этаких велеречии!

Игрейна судорожно вздохнула.

— Артур, когда ты так говоришь, мне порою мерещится, будто я слышу голос твоего отца.

— Я очень жалею — ради себя, госпожа! — что не узнал его лучше. Но знаю я также, что король не всегда волен поступать так, как ему хочется; как и королева. — Он поднес к губам руку Игрейны. «Итак, эту истину о королевском ремесле он уже постиг», — отметила про себя Моргейна.

— Сдается мне, — промолвила Игрейна, — твое окружение вот-вот объявит тебе о том, что тебе следует избрать жену.

— Да, наверное, — пожал плечами Артур. — Надо думать, у каждого правителя есть дочка, которую он не прочь выдать за Верховного короля. Пожалуй, спрошу-ка я мерлина, какую выбрать. — Он встретился взглядом с Моргейной, на мгновение показавшись таким ранимым и беспомощным. — В конце концов, в женщинах я смыслю мало.

— Ну что ж, тогда придется подыскать для тебя первую красавицу королевства, и притом высокого рода, — весело отозвался Ланселет.

— Нет, — протянул Кэй. — Раз Артур разумно говорит, что все женщины в его глазах одинаковы, выберем ему невесту с лучшим приданым.

Артур прыснул.

— Так я поручаю это дело тебе, Кэй, и не сомневаюсь, что и свадьба у меня пройдет так же удачно, как коронация. Я бы предложил тебе посоветоваться с мерлином, и, вне всякого сомнения, у его святейшества архиепископа тоже найдется что сказать на этот счет. А ты, Моргейна? Подыскать ли тебе супруга или ты предпочла бы войти в свиту моей королевы? Кому и пристали высшие почести, как не дочери моей матери?

К Моргейне наконец вернулся дар речи.

— Лорд мой и король, я была бы рада остаться на Авалоне. Молю, не трудись искать мне супруга. «Даже если я жду ребенка! — добавила она про себя. — Даже тогда!»

— Пусть будет так, сестра, хотя, не сомневаюсь, у его святейшества архиепископа найдется что сказать и на этот счет: послушать его, так женщины Авалона — злые чародейки и ведьмы все до одной.

Моргейна не ответила, и Артур едва ли не виновато оглянулся на лордов и советников. Мерлин не сводил с него глаз.