Владыка Иллюзий
Шрифт:
В своем пузыре-кристалле она теперь плыла рядом с другими, находящимися в подобных, но все же совсем не в таких, пузырях. Каждый по-своему плыл по течениям священного города, этого Верхнего Мира на Земле.
Здесь редко встречалась дружба. В каждом посвященном горел собственный свет, постоянно поддерживая их божественность. Религия была для них цветком, а они для нее — пчелами, создающими духовный мед, которым услащали горечь внешнего мира. Белшевед был их ульем.
Так со своей красотой и радужной девственностью, которую она когда-то отстояла, Данизэль жила в течение трех лет. Пока в ночи не пришел к ней запах темного огня, злого и не дающего света черного пламени. И выйдя ему навстречу, она увидела Азрарна, того самого, которого Чузар назвал ее судьбой.
Глава
ОБРАЗ СВЕТА И ТЕНИ
Солнце взошло над миром, и Данизэль, Душа Луны, вернулась в цветущий сад у священного озера Белшеведа. А тот, кто возлежал с нею этой ночью, вернулся в свой город Драхим Ванашту, под землю. Его чудесные прикосновения были легкими и мягкими. Казалось, он весь состоял из неведомого, неземного вещества, которое теперь смешалось с ее собственной плотью.
Драхим Ванашта, город демонов, вечно освещался светом Нижнего Мира, исходившим не от солнца, не от луны и даже не от звезд, но имел сходство со звездным, хотя и был ярче. Ярче, чем солнце в пасмурный день, и в то же время мягче. Он напоминал свет луны, но лишь напоминал, потому что все цвета в этом свете выглядели бледнее, словно подернутые дымкой. Показался ли Драхим Ванашта светлым Азрарну, когда он вернулся из мира людей?
Башни остались такими же высокими и стройными, как и прежде, с теми же фантастическими орнаментами. Кружевные парапеты все еще поддерживали стрельчатые балки с горящими драгоценностями, все так же сверкали многоярусные окна из стекла, хрусталя, сапфиров и рубинов. Стены все так же поднимались, словно клинки мечей, или закруглялись, как сомкнутые крылья. Медь и серебро, нефрит, фарфор и платина — этому скоплению несметных сокровищ можно было только удивляться. В садах и парках на ажурных деревьях пели рыбы, а в прудах плавали птицы, и вокруг, словно колокольчики, звенели цветы. Здесь все оставалось неизменным. И неизменно прекрасные жители кланялись и приседали перед Азрарном. Все его подданные были демонами, и все они любили его, потому что демоны редко служат тому, кого не боготворят, а Азрарна они боготворили и жалели. И чувствовать чужую любовь было так приятно.
Но любить…
Жизнь демонов мало чем напоминала недолгую человеческую жизнь. Их страсти, как и они сами, были подобны ярости белого огня. Скорей всего, именно они изобрели плотскую любовь. Демоны не сделали бы этого, если бы сама любовь не являлась для них своего рода ключом к сердцу мира. Но огонь потребляет, съедает то, что дает ему силу и блеск.
Когда-то Азрарн уже любил. Он даже решился перенести своего возлюбленного в город демонов и наблюдал за его ростом, словно садовник, ухаживающий за цветком или молодым деревом. Как-то Азрарн сказал ему: «Я не отдаю свою любовь легко, но, однажды отдав, храню верность». Это было не совсем правдой. Список увлечений Азрарна мог тянуться до бесконечности, некоторые из них были поверхностными, другие абсолютно случайными и длились не более земного года, то есть всего лишь дня в Драхим Ванаште. Но любовь обитала во многих домах множества разных стран. Все существует, как тогда, так и теперь, лишь пока оно видит, чувствует и думает. А любовь является всего лишь продуктом мысли. Может показаться, что она нелогична, но от нее не укрыться никому — ни божеству, ни демону, ни человеку.
Азрарн бродил по своему городу, по его садам и окраинам в неизменном полусвете Нижнего Мира.
Демоны, отзывчивые к переменам его настроения, почувствовали в нем страсть к чему-то находящемуся за пределами подземного царства. Раньше, уверенные в его холодном гневе, они с готовностью служили ему. Однажды они уже доказали свою преданность, когда волшебная башня Тьмы и Света поднялась в пустыне. И теперь в княжеской касте демонов ваздру росло недовольство: «Наш владыка больше не нуждается в нас. Он встретился с кем-то, с кем хочет расправиться самостоятельно». И чувствуя одним им известным способом, кем является этот «кто-то», они испытывали болезненную ревность.
Даже взаимная любовь может оказаться болезненной. Ведь
Азрарн, князь демонов, уселся на черный газон у фонтана. Струя пламени танцевала в сумеречном свете, топазовые осы играли около прозрачных цветов, а он наблюдал за ними, в то же время думая о своем. Демоны старались не подходить к нему. Но когда в саду появилась эшва-женщина, одна из его служанок, пришедшая покормить рыб с нежными крыльями, сидевших на деревьях в серебряных корзинах, Азрарн взглянул в ее сторону. Эшва, как и все демонессы, была чрезвычайно красива, и он с удовольствием отметил ее красоту. Но он сравнивал ее с цветами и кустами в саду. Если он и ощутил в ней женщину, то это было лишь отражение Данизэль.
Это казалось странным. Солнце могло сжечь его в пепел, а Данизэль была ребенком солнечной кометы. Но, возможно, ничего странного в том и не было.
А на земле проходили дни и ночи. Семь дней и еще дважды по семь дней. Прошел месяц. Два месяца. Начался третий.
Азрарн не возвращался. Не послал никакого знака. Хотя время в Нижнем Мире текло иначе, нежели на земле, демоны обладали способностью чувствовать оба течения, и Азрарн мог сравнить их до секунды. Он знал, что покинул красавицу достаточно давно. Следовательно, он думал о ней, но не искал ее. Могло ли так случиться, чтобы он боялся встречи, думая, что она разочарует его, ее привлекательность погаснет, а желания окажутся призрачными? Но он так же мог сомневаться и в самом себе. Не так уж просто было понять, что творилось тогда в его сердце и мыслях. Так или иначе, но Азрарн не возвращался к Данизэль до середины третьего месяца.
На земле той ночью светила полная луна.
В Белшеведе давно отцвели деревья, и листья в саду повисли, словно налитые бронзой. Белые столбы у дорожек напоминали зубья костяного гребня, запутавшегося в волосах темноты.
Нигде не было слышно ни звука. Ветер не шелестел в деревьях, не морщил водной глади, не сдувал пыльцу с цветов и не шуршал маленькими клочьями пыли вдоль колоннад.
В своих чисто выбеленных кельях жрецы грезили во сне или наяву о своих богах, мечтая, чтобы их прекрасные волосы обвились вокруг молящихся, как серебряные волны. Повсюду в храме горели священные лампады, несколько жрецов раскачивались рядом в трансе. У главного храма Белшеведа над озером парили, появляясь и исчезая, неясные огоньки, следы колдовства и благоговения, оставшиеся после магических обрядов, словно отпечатки ног на песке.
В сердце Белшеведа зажегся и пропал черный огонь.
Азрарн оглянулся вокруг. По его лицу и жестам нельзя было понять, с чем пришел он сюда. Его намерения и чувства были известны только ему самому.
Он прошел вдоль храма за великолепный алтарь, возвышающийся на спинах двух гигантских золотых скульптур. Его взгляд задержался на металлических животных, потому что между лапами одного из них сидела Данизэль.
На земле перед ней лежал лист пергамента, и время от времени она выводила на нем пальцами какие-то символы. Девушка тоже пребывала в трансе, ее дух витал где-то далеко от этого места.