Владыка Нового Мира 2
Шрифт:
— Прости, но не верю.
— А ты поверь. — Клюев встал с места. — Ты не против? На ходу лучше думается, — и начал прогуливаться вдоль витрин.
Но тут, — что характерно, — играть не стал. Осматривал экспонаты без интереса и явно что с брезгливостью.
— Ужас какой, — прокомментировал он групповое фото Разящего Весла, а затем продолжил: — Давай вместе поразмышляем, Харитон Христофорович, как два правителя. Я в своё время совершил большую ошибку, из-за которой ты сейчас сильнее меня. Я ведь, видишь как? Своих дворян зачистил и остался почти без одарённых, а значит и без сильной армии. Ты же
Удивительный человек. Настолько удивительный, что мне даже сложно своё отношение к нему объяснить. Сдал мне Евневича, что есть жест доброй воли, а я напрягаюсь. Дружбу предложил, а я напрягаюсь. В слабости своей расписался, а я напрягаюсь ещё больше.
И можно было бы решить, что это я из нас двоих испорчен настолько, что боюсь доверять людям, в то время как он искренний и добрый зайка. Но есть почему-то стопроцентная уверенность в том, что всё ровно наоборот.
— Надо было мне не спешить и со своими также поступить, — продолжил Клюев. — Не рубить с плеча, а подумать, как бы этих собак заставить служить… ну да ладно! Что сделано, то сделано, уже не переиграешь. А суть в том, Харитон Христофорович, что мы с тобой оба по дворянству катком прошлись. Так ведь? Так. А теперь вопрос: слышал ли ты, что Романов с Бахметьевым кусаться перестали и о всяких договорах договариваются?
Я вместо ответа просто кивнул.
— Ну во-о-от! — Илья Владимирович пошагал дальше. — Рано или поздно договорятся, ты уж в этом не сомневайся…
Прекрасно! Он теперь ещё и моими же собственными словами заговорил.
— … и когда это случится, они придут сюда. А мы с тобой не готовы. И не спорь даже! Гремячий неприступен, но видишь, в чём прикол: выйти и дать бой мы не сможем. У них будет всё время мира, и как бы хорошо я не готовился к осаде, рано или поздно припасы закончатся. Новый Сад в свою очередь для осады непригоден вообще. Во-первых, у вас стены хлипкие. Во-вторых, часть города находится за стенами и внутри тесно. А в-третьих, набережная эта ваша… ну кто помешает им десантироваться прямо с реки? Или встать подальше и тупо расстреливать город?
Клюев резко повернулся и зашагал обратно к столу.
— А вот вместе шанс есть. Мои стены и твоя армия. А если получится ещё и с Рубежным договориться, то считай всё, провели границу.
Илья Владимирович проходил мимо арки в соседний зал, случайно повернул голову и тут:
— ЙОПТ!!! — аж в сторону шуганулся. — Фу-у-ух… Ах-ха-ха-ха! У тебя там экспонат шевелится! Харитон Христофорович, ты в курсе, что нас блохастый подслушивает!?
— Это не блохастый, — сказал я. — Это Батяня, один из моих министров.
— Шутишь!?
— Нет.
— Ну-у-у-у…
— Батяня, выходи! — крикнул я, пускай это на первый взгляд и плохая идея.
Вомбат вышел, насупился, но пока что не более. Видимо, успел немного остыть. Я же… короче! Странно говорить такое, когда человек вполне вменяемо объяснил тебе взаимную выгоду и на полном серьёзе предлагает дружбу, но пора переходить в нападение.
— Илья Владимирович, — я тоже поднялся с места. — Ваше предложение мне импонирует и не лишено логики. Однако есть между нами неразрешённые разногласия.
— Ой, — нахмурился Клюев. — Харитон Христофорович,
— Согласно моим сведениям, в Гремячем должны проживать вомбаты.
— Так. И?
— Дело в том, что ваша диаспора и диаспора Нового Сада…
— Диаспора, — хрюкнул Клюев, а я тем временем продолжил:
— … родственники, которые не могут связаться между собой вот уже как два года.
— Хреново пытаются значит, что я могу ещё сказать?
— Уверен, что дело не в этом, — сказал я. — Илья Владимирович, что с ними стало?
— Да брось ты, — отмахнулся Клюев. — Всё с ними хорошо. Живые, здоровые.
— Я настаиваю.
— Харламов… это закрытая информация, которой я готов поделиться только с союзником.
— А я не могу стать вашим союзником, пока не получу эту информацию.
Клюев замолчал. Улыбнулся, покачал головой, пару раз перевёл взгляд с меня на Батяню и обратно, и наконец остановился на столике с канапешками. Подошёл, взял ещё одну и вдруг завис.
— То есть вот так, да? — спросил он. — Я к тебе дружить, а ты мне в душу плюёшь? И из-за чего? Из-за вомбатов сраных? Не глупи, Харитон Христофорович.
— Я всё сказал.
— И что, прямо вот совсем никак?
— Никак.
— Ну, — вздохнул Клюев.
Сожрал канапеху, а затем вытер руку о рубашку. И в этот самый момент внутренняя чуйка буквально завизжала о том, что Илью Владимировича надо убивать. Прямо здесь, и прямо сейчас. Однако:
— Ладно, — сказал Клюев. — Прожал, — а затем снова расплылся в улыбке. — Силён, стервец, уважаю. Но в карты я с тобой, пожалуй, играть не сяду. Слишком уж хорошо блеф читаешь.
— Что?
— Что слышал, ах-ха-ха-ха! Ну что я? Думаешь, принципы свои не проглочу ради такого дела? Будут тебе твои вомбаты, не переживай. Послезавтра привезу эту самую, — Илья Владимирович защёлкал пальцами. — Диаспору, ага. Всем составом привезу. Но! Давай-ка следующий шаг навстречу уже с твоей стороны будет, ладно? А то пока что игра в одну калитку получается.
Так… нет. Нихрена! Зачем вообще нужна интуиция, если к ней не прислушиваться? Если я сейчас доверюсь этому человеку и уж тем более его отпущу — это будет апофеоз глупости и наивности. Ошибиться не стыдно, но вот ошибиться нарочно? Трезво сознавая что происходит? Обмануться, а потом разгребать последствия только потому, что этот психопат не просто врал мне, а врал очень вежливо?
— ДА!!! — заорал Батяня в тот момент, когда я призвал весло. — УБИВАЙ ЕГО!!! УБИВАЙ!!!
— Харламов!? — Клюев округлил глаза и попятился. — Что ты делаешь!? Харламов, не-е-е-е! — заорал Илья Владимирович в тот момент, когда гребная лопасть полетела ему прямо в голову и: — Е-е-е-е-е-е-е-е! — продолжить орать после того, как она прошла сквозь него: — Е-е-е-е-е-е-ет!
А потом заржал.
— Да-а-а-а-а, — довольно протянул Клюев, отсмеявшись. — Мы с тобой действительно похожи.
И тут же мороки начали таять. Канапе на столе не тронуты, — как был полный поднос, так и остался. Морс никто не отливал, и салфетки никто не потрошил. И рукопожатие, с-с-с-сука! Я же заметил! Бывает у людей дряблая рука, но тут как будто бы воздух пожал! Иллюзионист, паскуда!