Владыка
Шрифт:
А однажды абиссинская императорская пехота проявила столь неожиданную прыть, что это стоило итальянскому маршалу де Боно его поста командующего Северным фронтом. Разодетые в парадную форму гвардейцы Хайле Селассие провели психическую атаку на фашистов–чернорубашечников Бенито Муссолини, удерживающих плацдарм вдоль берега реки Мариба.
Ранним утром, когда солнце только взошло из–за гряды холмов, штормовым громом раздались залпы абиссинских пушек. Артиллерия паладинов принялась рьяно разносить позиции артдивизиона итальянцев, при этом, что удивительно, не кинув в сторону окопов пехоты ни единого снаряда. Затем, с обрамляющей реку возвышенности, поползла вниз на позиции
Однако итальянцев напугали не ровные ряды императорской гвардии, и не зловеще сверкающие штыки, а страшные нечеловеческие морды абиссинской пехоты — солдаты маршировали в противогазах. И особенно напрягало фашистов, что у итальянских оккупационных войск свои противогазы остались на тыловых складах, ведь боезапас химических снарядов так и не был отправлен на передний край фронта, а у черномазых аборигенов боевых газов не должно бы быть в принципе. Хотя офицерам, разглядывающим через окуляры биноклей страшные абиссинские морды в старых немецких противогазах, пришла логичная мысль, что Гитлер мог не одни только пулемёты и винтовки поставить Хайле Селассие. Подобные же думки появились и у рядовых фашистов, уж больно смело вышагивали вражьи гвардейцы, совершенно не опасаясь поджидающих вдоль берега реки пулемётных гнёзд.
Запашок у гонимого лёгким ветерком дыма был отвратный, но никто не собирался особо принюхиваться — солдаты зажимали платками носы и, выпрыгивая из окопов, бежали к ленте реки. На узком временном мосту возникла давка, ибо на этом берегу не было желающих узнать, что же за тип отравляющего газа применили аборигены.
Внезапно с ужасным грохотом налетела эскадрилья автожиров, и очередями пороховых ракет перемолола настил моста, вместе с копошащейся на досках живностью превратив всё в древесно–мясной фарш.
Элитные фашистские части разом превратились в дикое испуганное стадо, никто и не думал отстреливаться от налетевших смертоносных стрекоз или неумолимо накатывающего парадного строя имперских гвардейцев — все старались побыстрее убежать от наползающего смрадного сизого дыма. Танкетки, машины, пушки, пулемёты — остались валяться на страшном берегу, а фашисты, толкаясь и визжа, лавиной перепуганных чёрных тараканов устремились вплавь к спасительному другому берегу.
И вся эта картина панического бегства элитных фашистских частей снималась на киноплёнку с дирижабля, зависшего над местом позора итальянской армии. А с холмов наблюдали за разгромом войска оккупантов иностранные журналисты. Их роль — засвидетельствовать на заседании Лиги Наций, что абиссинцы ничего особо жуткого, кроме сухих лепёшек коровьего помёта, в топку паро–дымовых котлов не подбрасывали. Правда, оставался неразгаданным остальной ингредиент дымовой завесы, не позволяющий ей рассеиваться и подниматься вверх, но секретом этого гравитационного фокуса Сын Ведьмы, напряжённо следящий за полем боя, делиться не собирался.
Командующий группой центральных войск в Эритрее маршал Пьетро Бадольо, после позора с психической атакой аборигенов и отставкой де Боно, взял под свою руку ещё и весь Северный фронт. Однако маршал посчитал необходимым тут же срочно вылететь в Италию и обсудить с Муссолини сложившееся катастрофическое положение на африканском фронте…
— Синьор премьер–министр, прошу вас рассмотреть возможность немедленного прекращения военной компании в Абиссинии, — склонив голову, почти потребовал от Муссолини
— Всё так плохо? — надув губы и наморщив лоб, упёрся в мятежного маршала тяжёлым взглядом лидер партии и народа.
— Неудачи с химическим оружием сильно подорвали боевой дух войск, — начал сразу с главного провала маршал. — Солдаты слышали о последствиях взрывов складов в тылу, поэтому сразу и побежали при проведении эфиопами психической атаки.
— Дымовой завесы из подожжённого сухого коровьего дерьма! — нервничая, хлопнул ладонью по столешнице премьер–министр.
— Эксперты утверждают, что даже и с той дымовой завесой всё не так уж просто, — поёжившись, уклончиво заметил маршал. — Но дело не только в моральном состоянии армии, но и в общем положении на фронтах.
— У нас больше: самолётов, танков, артиллерии, пулемётов и боеприпасов всех видов, — последовательно загнул растопыренные пальцы на ладони Муссолини.
— Но, из–за диверсантов и партизан, мы не можем доставить в достаточном количестве боеприпасы и провизию к линии фронта, — начал в обратном порядке разбивать аргументы начальника маршал. — На штурм окопов аборигены толпами не бегут, а истребляют пулемётные расчёты по ночам из снайперских винтовок. Артиллерия наша слепа и не способна тягаться в меткости с орудиями паладинов, корректируемыми авианаводчиками и разведкой. А танкетки расстреливаются с воздуха автожирами, страдают от нехватки бензина и так же, как артиллерия, недостатка боеприпасов. Самолётов уже осталось меньше половины, и пилоты не могут сражаться с автожирами.
— Ну, так надо научить! — стукнул кулаком по столу Муссолини.
— Парагвайские казаки учили своих стрелков и пилотов больше пятнадцати лет и, по–видимому, патронов и бензина не жалели, — спокойно возразил маршал. — Пулемёты у них гораздо дальнобойнее, даже ещё и крупнокалиберные снайперские винтовки имеются. Кроме того, у автожиров спаренные стволы вращаются во все стороны на подвижном лафете, а наши лётчики наводятся на цель поворотом фюзеляжа. Меньшая скорость автожиров умело нивелируется слаженной работой парных экипажей и лётных групп, прикрывающих друг друга. У парагвайцев каждый автожир с радиостанцией, а у нас только командиры эскадрилий и самолёты–разведчики имеют радиосвязь, остальные пилоты руками из кабин бипланов машут.
— Надо оснащать рациями все самолёты, — нервно постукивая пальцами по крышке стола, сделал для себя важную заметку Муссолини. — Ну а, как аборигены противостоят европейцам в стрелковом бою?
— Если не брать в расчёт парагвайских снайперов и отряды диверсантов, то абиссинцы нападают только из засады или отстреливаются из окопов, — пожал плечами маршал. — Но дикари атакуют в основном по ночам, а, к их окопам, нам не дают приближаться каменные доты и пехотные мины. Итальянская оккупационная армия к минной войне на африканском континенте не готовилась: мин нет, сапёров нехватка. Да и с воздушным прикрытием у нас полный провал, никто не ожидал такой ужасающей эффективности от сотни тихоходных автожиров и парочки архаичных дирижаблей.
— Это всё проклятые парагвайские казаки! — вскочил с кресла премьер–министр и заметался по кабинету. — Надо проучить анархистов!
— Италия не сможет вести войну на далёком американском континенте, — тяжело вздохнув, развёл руками трезвомыслящий маршал. — Нам и в Африку–то с трудом удаётся перебрасывать грузы. Италии будет очень трудно вести затяжную затратную войну с противником, у которого всё под рукой. В Абиссинии нам, с имеющимися силами, тоже не пробить линию фронта. И с каждым днём будет всё труднее. Боевой дух в войсках падает.