Владыки Земли
Шрифт:
— Вот оно, седалище поганое! — пробормотал Луня, а Зугур, кивнув на каменный стол, что высился сбоку от престола, добавил:
— И едалище к тому ж!
Весь пол в зале был усеян хрустящими обломками, мусором и тряпьем, и Луня не сразу понял, что они с Зугуром ступают по человеческим останкам, по костям сотен и сотен несчастных, замученных в этой обители ужаса и смерти.
— Ну и где тут молот? — сам у себя спросил Зугур, прошелся по залу, внимательно оглядел стены, обошел стол, сунул горящий сук за резную спинку престола, потом крикнул Луне:
— Что делать-то?
Луня подошел к престолу, оглядел его со всех сторон, еще раз прошелся по залу — ничего!
— Да что этого чернорогого козла все волки, какие в посмертии его поганом окажуться, порвали и сожрали! — рассвирепел Зугур: — Ну где тут найдешь этот молот? И Шык валяется, точно колода, видать, крепко его приложило! Время, время ведь уходит! Лунька, что молчишь, делать что-то надо! Может, чем другим этот Могуч-Камень разбить можно?
— Хорс говорил — златым молотом, значит, надо молотом, и не чем иным! — отозвался Луня, которого уже начала трясти дрожь, как будто ученик волхва подхватил Трясу. Еще бы, Шык в беспамятстве, час назначенный близиться, и все прахом может пойти только потому, что они с Зугуром слишком тупыми оказались, и молот найти не сумели.
«Думай, Лунька, думай!», — сам себе повелел ученик волхва, присел на край Чернобогова престола, отмахнулся от что-то говорящего ему Зугура, и закрыл глаза, попытавшись, как когда-то на пути к Ортайгу, послушать камни.
Сперва он ничего не услышал. Потом со всех сторон вдруг нахлынули на Луню странные звуки — похоже на далекий-далекий плач и вой, точно стоит он посреди густого леса, а вокруг него, меж кустов, меж деревьев бродят сотни сотен усталых и изможденных людей, и плачут, стенают, просят о чем-то.
«Это ж души загубленных Чернобогом!», — вдруг догадался Луня: «Может, они подсказать смогут? Может, их спросить? Но как?».
Луня напряг всю свою невеликую чародейскую силу, начал вспоминать заклятия, что использовал Шык для вызова духов, но в голову, как на зло, лез только знахарский наговор, успокаивающий такого злого духа, что в кишках у перебравших гороховой каши заводится.
«Нет, не помогут мне души эти!», — наконец решил Луня: «Они тут сколько лет бродят, их дух Чернобогов пропитал, проел насквозь, точно моль доху в сундуке у дурной хозяйки проедает. И камни здешние ничего не скажут, и стены эти, и ели за порогом. Но к кому ж возвать тогда? Кто поможет, кто найдет?..»
Мысли Луни прервал Зугур. Вагас выходил наружу, и теперь явился с тревожной вестью:
— Слышь, Лунька, солнце-то уже половину пути до полудня прошло, поспешать надо! Руна говорит — Шык дышать начал глубже, головой вертел пару раз, но в себя никак не придет. Думай, думай давай!
— Да думаю я, Зугур, всю думалку уже поломал, а не выходит ничего! Может, вовсе ошибся Хорс? Может, и нет тут никакого златого молота? И вообще, что за молот такой, откуда и для чего он? И почему именно им Могуч-Камень древний разбить можно?
— Сь-сь-и-и-у-ю! Нашел, у кого спросить… — насмешливо присвистнул Зугур: — Я и здоровый-то не больно
Вагас ушел — в зале Чернобога ему было не по себе, и он пошел бродить меж черных елей, надеясь найти там хоть какую-нибудь разгадку того, где спрятан златой молот.
Луня же так и остался сидеть, и чем больше он думал, тем меньше мыслей про то, как отыскать молот, оставалось в его голове. Лишь одно чародейство могло мало-мальски помочь, но было оно сложным и опасным. Могло так статься, что Луне после него не быть живым, однако прикинув и так, и этак, ученик волхва понял — иного пути нет…
Солнце уже на ладонь минуло половину пути до полудня. Луня, закрыв глаза, сидел в изголовии у попрежнему лежащего в беспамястве волхва, положив руку ему на лоб. Зугур поодаль разводил костер, Руна набивала деревянный рожок травами из чародейской котомки волхва.
— Готово? — Луня открыл глаза, улыбнулся жене через силу, но по бледному лицу и бескровным губам Руна поняла — боится Луня, боится и тревожится, не за себя, за то, что не сможет все, как надо, сделать.
— Держи, ладо мое, да сторожись там. Иной мир, он на то и иной, чтобы там иные жили, а не мы. — Руна протянула мужу набитый рожок, взяла железный меч и Лунин кинжал, ударила для пробы бронзой о железо.
«Дзинь-тан!» — звонко раскатилось над вершиной Черного утеса. Зугур шагнул от костра с горящей еловой веткой, протянул Луне. Ученик волхва запалил чародейские травы в рожке, и знакомый сладковатый дымок поплыл окрест, одурманивая и навевая сон. Луня закрыл глаза и храбро вдохнул дурмана, страясь одновременно представить, как душа его вылетает из тела и устремляется в иной мир, туда, где ныне душа волхва бродит.
Сперва вроде ничего не происходило, только круги цветные перед глазами проплывали, а потом вдруг увидал Луня сверху костер, людей каких-то. Вот девушка с двумя клинками обнаженными на коленях, вот старик лежит, а рядом с ним парень какой-то обросший. И мужик еще поодаль, смотрит тревожно, солнце меряет.
«Так это ж я сижу возле Шыка!», — вдруг осенило Луню: «А это Руна и Зугур! Вот чудно-то!». И тут вдруг все закружилось, завертелось перед взором ученика волхва, и неожиданно оказался он в длинной и темной пещере, наполненной туманом или дымом. В ушах голоса закурлыкали, завыли, заквакали противно, и какие-то жуткие личины из мрака то и дело высовываться начали, пугать, зубами клацать.
«Дяденько Шык!», — хотел крикнуть Луня, но ни звука не смог издать. Тогда представил он образ волхва — морщинистое лицо, пронзительный взгляд, белую бороду, и тут же услыхал сквозь квак и вой:
«Лунька? Ты ли это? Но как попал ты сюда?»
«Я это, дяденька, за тобой я! Беда у нас! В беспамятстве ты, а мы молот златой найти не можем, чтобы Могуч-Камень разбить. И времени мало до полудня! Пойдем со мной, назад, а?»
«А ты знаешь, куда попал ты?»
«Нет, дяденька, я зелье дурманное из рога вдохнул и душа моя полетела куда-то. Я тебя звал, вот и дозвался…»