Власовщина. РОА: белые пятна.

Филатов Виктор Иванович

Разговор происходил во время торжественного застолья. Буняченко чокнулся с Власовым и ответил:

– В этом вы не должны сомневаться, Андрей Андреевич. Мы уж постараемся!

16 февраля 1945 года, находясь в 1-й дивизии, генерал Власов приказал снять с мундиров и фуражек нацистских орлов со свастикой…

На фронте против Жукова "отряд" пробыл недолго. Немцы пишут и сегодня, будто "отряд" на фронте имел "полный успех". В чем был этот "успех", я узнал из слов Гиммлера:

– …Отряд власовцев с противотанковыми "кулаками"… имел большой успех. К нам стали прибывать опять перебежчики, даже и теперь, когда Красная Армия во всем преуспевает. Ведь это же совсем удивительно! Нет, голубчик, я не

вижу никакого основания для пессимизма.

Поэт говаривал: "Блажен, кто верует…", а еще поэт констатировал: "Мужик, что бык: втемяшится в башку какая блажь, колом ее оттудова не выбьешь". Блажен Гиммлер. Какие "перебежчики" бежали на сторону немцев в феврале – марте 1945 года? В Москве уже готовили Красную площадь для Парада Победы. Но ведь "перебежчики" в самом деле были. Блажен Гиммлер. Власов говорил Буняченко о каких-то "дальнейших крупных формированиях", и вдруг тот же Буняченко "возвращается" с Восточного фронта, приведя с собой огромное количество "перебежчиков". "Перебежчиков" или новое пополнение, присланное ему из Москвы? Вспомним "Локотскую республику" на Брянщине, 1942 год и то, как дружно, со всем вооружением переходили "партизаны" на сторону "армии Каминского". Блажен наш враг в том, что мы обязательно должны "перебегать" на его сторону. Что мы обязательно должны предавать своих. Что мы обязательно должны воевать против своих. Вот что значит иметь "блажь в башке".

2 марта 1945 года полковник Герре получил приказ двинуть Первую власовскую дивизию на соединение с армейской группой "Вайксель", которой командовал Гиммлер на советско-германском фронте. А. Казанцев так описывает эту ситуацию:

"2 марта, как гром с ясного неба, пришло распоряжение немецкого командования – Первой дивизии РОА сняться моментально с места стоянки и следовать на фронт между Штеттином и Берлином, где она должна занять указанный участок передовых линий".

"Когда Герре передал об этом Буняченко, тот заколебался", – пишет Торвальд. Опять "заколебался", опять он тянет, ждет. "Сначала он сослался на то, что его обоз не рассчитан на такой дальний путь, затем на то, что некоторые роты еще не совсем боеспособны, наконец, он упомянул о том, что его главнокомандующий – это генерал Власов, что его дивизия – часть армии Власова и что она может быть введена в действие на фронте только вместе с другими частями армии, которая еще не готова".

Иными словами, история повторяется один к одному. Буняченко ждет приказа, но от кого? Только не от немцев, от них он получен, приказ отдал сам рейхсфюрер Гиммлер.

"О настоящей причине такого странного поведения Буняченко Герре узнал только позже",

– сообщает доверительно Торвальд. Очень интересно. И какие же это "настоящие причины"?

Оказывается, полковнику Герре опять "пришлось применить все свое красноречие и дипломатичность в течение четырех дней, чтобы услышать от упрямого Буняченко, что его дивизия все-таки готова к маршу. Но это была не его заслуга, а личный приказ генерала Власова, пришедший из Карлсбада, по которому Буняченко и его дивизия отправлялись на соединение с армейской группой "Вайксель".

Разберемся в том, что тут наворочал Торвальд про "красноречие и дипломатичность в течение четырех дней". Четыре этих дня в Москве шла напряженная работа. Четыре этих дня Москве потребовалось на то, чтобы выработать решение на применение Первой власовской дивизии на советско-германском фронте. А когда оно было выработано, приказ получил в Карлсбаде генерал Власов и передал, в части его касающейся, полковнику Буняченко. К этому моменту

"в частях дивизии царило напряжение, все были готовы, если потребуется, в любую минуту приступить к боевым действиям,. Было организовано круговое сторожевое охранение и выслана разведка. В полках снаряжали обозы. (?) Дивизия

готовилась и к походу. [211] и к обороне. Настроение солдат и офицеров было таким, что достаточно было одной команды, чтобы они в неудержимом стремлении ринулись в бой. Солдаты наперебой задавали своим офицерам волнующие их вопросы: "Где генерал Власов?", "Когда начнем действовать?", "Нельзя ли захватить немецкие склады оружия и вооружить Вторую дивизию?" – вспоминает В. Артемьев

211

[211] Куда? К своим на Восток? – В.Ф.

7 марта генерал Власов отдал приказ о выступлении дивизии походным порядком в направлении на Нюрнберг. Выступление было назначено в ночь с 8-го на 9 марта 1945 года. В глухую, черную ночь, какие тут бывают только весной, первым лагерь покинули дивизионные разведчики, за ними начали выдвигаться роты. Рота за ротой. Так начался таинственный, пока еще за многими печатями, легендарный путь Первой власовской дивизии. История его сегодня ждет своего Александра Фадеева с его "Разгромом", своего Александра Серафимовича с его "Железным потоком", своего Дениса Давыдова с его партизанскими циклами стихов, своего художника Василия Верещагина с его знаменитой картиной "Ночной привал великой армии", своих скульпторов, своих летописцев.

На тему Гражданской войны была популярная песенка про матроса Железняка, в ней такие слова: "Он шел на Одессу, а вышел к Херсону…" Почему? Говорят, будто матрос Железняк был никудышным штурманом, заблудился. Гиммлер определил, что Первая власовская дивизия воевать против русских будет на советско-германском фронте в Померании, в районе Штеттина. Однако попала она не "в Одессу", а как у Железняка, "в Херсон" – в район Люббена – Франфурта-на-Одере – Коттбуса, т.е. этак километров 30 на юго-восток от Берлина и этак километров на 150 от Штеттина, если строго на юг. Власов – не матрос Железняк, но почему такой "выход"? Самое вразумительное об этом сказал командир 2-го полка Первой власовской дивизии все тот же Вячеслав Артемьев:

"Пятого марта генерал Власов вернулся в дивизию. В результате его переговоров были сделаны некоторые изменения. Дивизия все же должна была выступить, но не в район Штеттина, а в район Люббена, Франкфурта-на-Одере, Коттбуса, юго-восточнее Берлина".

Три коротеньких предложения: "В результате его [212] переговоров…" – нет вопросов! Другие, даже самые дотошные, такие, например, как Торвальд, Хоффманн или Стеенберг, которым известен, кажется, каждый чих Власова, которые точно знают, что и когда "думал", "чувствовал" и "ощущал" Власов, вот об этом "феномене матроса Железняка" у генерала Власова – словом не обмолвливаются, будто в рот воды набрали. У знающего А. Казанцева сказано коротко и ясно: "Чем было вызвано распоряжение Власова идти именно в этом направлении, судить трудно". А если еще учесть, что именно на участке фронта в районе Люббена – Франкфурта-на-Одере – Коттбуса наступали танки Жукова, ситуация становится более чем пикантной.

212

[212] Власова. – В.Ф.

На минуту можно попытаться представить в этой связи "переговоры" Власова с Гиммлером:

– Дорогой рейхсфюрер Гиммлер, ты мне нарезал участок фронта в Померании.

– Да, дорогой Андрей.

– Прошу тебя, дорогой рейхсфюрер, отмени этот приказ и нарежь мне участок фронта в районе Франкфурта-на-Одере.

– Но почему?

– Там наступает мой старый друг Георгий Жуков, я хочу его победить в открытом бою.

– Браво, Андрей!Быть по-твоему!…