Власть без славы
Шрифт:
Но в глубине души он, возможно, был потрясен. И даже сомневался, не слишком ли далеко зашел. Он не боялся, что прогневал Бога, – ведь родился же долгожданный сын, значит, Бог проявил к нему милость. А римская церковь – другое дело, там собрались лицемеры и взяточники. Он же, как человек религиозный, сам проследит за своими подданными, чтобы и они были такими же верующими, как их король – Глава церкви. Нет, с Богом он был в согласии.
Но, кроме римской церкви, существовали силы, с которыми нельзя было не считаться. Появились явные признаки сближения Франциска с Карлом. А что, если, объединившись и пользуясь
Тюдоры находились у власти не так долго, и в стране еще оставались потомки Плантагенетов и их сторонники. Уверена, отец часто думал о Реджинальде Поуле, не сомневаясь в том, что в Европе он поливал грязью своего короля.
И вот всю силу своего гнева он обрушил на семейство Поулов.
Именно они, говорил он при каждом удобном случае, мутили воду в стране. Главный враг, Реджинальд, был недосягаем, но другие члены семьи оставались в Англии, и он их ненавидел.
Меня потрясло известие об аресте и заключении в Тауэр сэра Джефри Поула. Он был младшим из братьев Поул, что делало его легкой добычей короля. Джефри обвинили в том, что он переписывался со своим братом – кардиналом и допускал нелестные высказывания в адрес Главы англиканской церкви.
Я места себе не находила. Всем известна была моя дружба с этой семьей, с графиней Солсбери, матерью Джефри. Они с моей матерью много раз говорили о том, как хорошо было бы видеть Реджинальда моим мужем. Думаю, графиня не изменила своего мнения. К тому же кардинал почему-то сохранил за собой возможность жениться, несмотря на то, что был ревностным служителем церкви.
Я почти физически ощущала, как ко мне подкрадывается реальная опасность. Отец был во взвинченном состоянии. Даже во дворце далеко не все одобряли разграбление монастырей и тем более его покушение на святыню Кентербери, когда награбленное король взял себе и раздал своим сатрапам. Многие всю жизнь видели в Папе наместника Бога на земле, и изменить свои убеждения им было нелегко.
А тут еще – отлучение. И гнусные сплетни, распространявшиеся Реджинальдом Поулом. И нежелание француженок выйти за него замуж, хоть он и предлагал им не что-нибудь, а британскую корону. Жены не было, боль в ноге становилась нестерпимой. Отец буквально кипел от злости.
Он приказал строжайше допросить сэра Джефри с тем, чтобы тот во что бы то ни стало дал показания против своих братьев.
Его надежды оправдались – Джефри не выдержал пыток и сказал все, что от него требовалось.
В результате были арестованы и брошены в Тауэр старший из братьев, лорд Монтегю, и Генри Коуртни, маркиз Эксетер.
Таким образом отец сводил с политической сцены как Поулов из рода Плантагенетов, так и Коуртни, чья мать была младшей дочерью Эдуарда IV, то есть принадлежала к тому же роду. Он был бы совсем удовлетворен, если бы и Реджинальд Поул сидел вместе с ними, но коль скоро тот оставался вне досягаемости, остальные хотя бы будут теперь помалкивать.
Трудно было представить себе нечто подобное. Именно эта семья проявила, пожалуй, наибольшую лояльность, когда он сел на трон. Но, будучи ревностными католиками, Поулы не могли, во-первых, признать его брак с моей матерью недействительным и, во-вторых, примириться с тем, что король пошел на разрыв с Римом. Доносчики сообщили, что маркиз Эксетер одобрял деятельность Реджинальда
Отец и вообще не переносил разговоров о смерти, а уж упоминание о собственной смерти считал просто-напросто изменой.
Суд присяжных под председательством лорда-канцлера Одли признал вину братьев доказанной.
Мысли мои были сейчас с графиней – каково ей было вынести все это! По непонятной причине Джефри был помилован. Возможно, король испытывал к нему глубочайшее презрение и считал, что еще что-нибудь удастся из него вытянуть.
Что же касается лорда Монтегю и маркиза Эксетера, они были обезглавлены на Тауэрском холме 9 декабря.
Они встретили смерть достойно. Джефри освободили. Его жена рассказывала, что он был смертельно болен. Бедняга Джефри! Ему сейчас было хуже всех – предать семью, друзей и остаться жить с сознанием содеянного! Через несколько дней после освобождения из тюрьмы он пытался покончить с собой, но безуспешно.
Графиня владела всеми моими мыслями и чувствами, но поехать к ней было невозможно – королю вмиг все стало бы известно.
Скоро, к своему ужасу, я узнала, что к ней домой для допроса были посланы герцог Саутхэмптонский и епископ Элийский. После этого визита графиню отвезли в дом к Саутхэмптону, где она жила под домашним арестом. Что было на уме у отца? Не подбирается ли он и ко мне?
Я не обольщалась на свой счет – король никогда не выпускал из виду членов своей семьи.
Парламент провозгласил гражданскую казнь изменникам. В числе многих оказались покойные Монтегю и Эксетер, а также Реджинальд и графиня Солсбери. В доме графини Саутхэмптон обнаружил тунику, расшитую английскими гербами, что являлось прерогативой королевской семьи.
Леди Солсбери заключили в Тауэр.
Что могло быть печальней судьбы этой женщины? Я думала о ней дни и ночи, не в силах представить себе, как она, в шестьдесят с лишним лет, сидит в сыром, холодном каменном мешке.
Я уже готова была идти к отцу. Меня останавливало только одно – страх еще более навредить ей, ухудшить ее положение своим заступничеством. За себя я не боялась, хотя от отца всего можно было ожидать, – но что-то подсказывало мне, если я буду умолять отца пощадить добрую старую женщину, леди Солсбери станет еще хуже. Он не остановился перед убийством Монтегю и Эксетера, но выпустил Джефри, не представлявшего никакой опасности. Главного, по его мнению, заговорщика, Реджинальда Поула, он схватить не мог. Последней из Плантагенетов оставалась графиня. Но неужели он и вправду думал, что старая женщина способна причинить ему зло?
Какой же непредсказуемой была наша жизнь! Мы все находились на волоске от смерти!
Ко мне наведался Чапуи.
– Вам следует вести себя с предельной осторожностью, – сказал он полушепотом.
Я ответила, что не могу не волноваться из-за самого близкого мне человека, леди Солсбери, заменившей мне мать.
Он пожал плечами.
– Что бы вы ни делали, графиня все равно останется в Тауэре.
– Но ведь обвинение против нее просто смехотворно, – возразила я, – она и мухи не обидит, не то что короля. Графиня ни в чем не виновата!