Власть без славы
Шрифт:
Весь этот год я жила тихо и незаметно. Женитьба Сеймура на королеве неприятно поразила многих, но ему было безразлично мнение окружающих. Катарина же была счастлива. Я порадовалась за нее, хотя не ожидала от нее столь бестактного поступка. Судя по всему, она боялась, что Сеймур, откровенно смотревший по сторонам, не станет ее дожидаться. После жизни с королем, подумала я, она заслуживает немного личного счастья. Признаюсь, меня мучили сомнения – не строит ли Катарина воздушные замки, связавшись с этим проходимцем.
Рождество я провела вместе со всеми при дворе. Эдуард
Со мной он был очень мил: сказал, что, несмотря на то, что называет меня сестрой, любит меня как родную мать, помня, сколько я возилась с ним, когда он был совсем ребенком.
Он всегда был очень религиозен, а сейчас это стало особенно очевидно. Я старалась не касаться вопросов веры. Брат был убежденным протестантом, и мне не хотелось столкнуться с фанатичной нетерпимостью.
Я покидала королевский дворец без малейшего сожаления. Здесь мне не место, решила я, – то ли дело Хансдон, где меня ждали друзья, любимые книги, музыка и долгие прогулки. Чего еще было желать?
Прошло какое-то время, и до Хансдона долетел слух о дворцовом скандале, в котором замешаны моя сестра и Сеймур. Меня это, надо сказать, нисколько не удивило, так как я прекрасно знала их обоих.
Мне только жаль было Катарину. Как будто ей на роду написано счастья не видать: при первых двух мужьях она служила нянькой, третий был безжалостным деспотом, а четвертый оказался ловеласом.
Много можно было порассказать о похождениях Томаса Сеймура, но чтобы в его сети попала принцесса Елизавета – этого никто не ожидал.
Сестра моя была очень проницательна и, конечно, не могла не видеть, что это за человек. Но при всем том он ей ужасно нравился.
А Катарина? Неужели она ничего не замечала? Или не хотела видеть? Как бы там ни было, она совершила роковую ошибку, относясь к Елизавете как к ребенку.
Скандал выплыл наружу – разве от слуг что-нибудь утаишь? Они видели, как адмирал вечно заигрывал с девушкой, поддразнивал, чмокал в щечку, а то и заходил к ней в спальню, когда Елизавета уже лежала в постели. Иногда они вместе с королевой устраивали игры в ее комнате, но чаще адмирал приходил один. Горничные перешептывались – прилично ли так вести себя принцессе?
А чего стоила сцена в саду? Как-то принцесса вышла погулять в черном платье. Сеймур тут же сделал ей выговор: платье, мол, некрасивое, совсем ей не идет, да и носить черное в молодые годы – нет, он не позволит ей так себя уродовать! Сначала это выглядело как его обычное поддразнивание, но неожиданно адмирал схватил нож и резанул по юбке, так что показалось нижнее белье. Дальше – больше. Адмирал вошел во вкус и разрезал платье еще в нескольких местах. В результате
– Милорд, – воскликнула она, – вы испортили мое платье! Поэтому должны купить мне новое.
– С величайшим удовольствием, – игриво ответил он.
Катарина не обращала на все это никакого внимания. Но постороннему взору было ясно, что подобные игры к добру не приводят.
Тем временем Анна Стэнхоуп, жена Сомерсета, выступила со своими притязаниями: по ее мнению, экс-королева, вышедшая замуж, да еще так быстро, за младшего Сеймура, имела меньше прав, чем она, жена старшего брата. Катарина была беременна и очень страдала от натиска Анны, уже строившей грандиозные планы. Ее заветной мечтой было женить Эдуарда на своей дочери Джейн. Брату же моему предназначали в жены Марию Шотландскую. Но после того, как Сомерсет разбил шотландцев при Пинки Клеф, Мария уехала во Францию, и этот вариант отпал. Анна с Сомерсетом готовы были затащить Эдуарда под венец хоть сейчас, но, к их величайшему сожалению, король был еще ребенком.
Анна все сильней наседала на Катарину, желая оттеснить ее подальше. Сеймур же совсем потерял стыд. Говорят, что мужчины смотрят на сторону, когда их жены на сносях, но этот повеса и раньше не пропускал ни одной юбки, а теперь, когда жена вот-вот должна была родить, он вообще все время проводил в обществе принцессы. Зайдя как-то в комнату к Елизавете, Катарина увидела ее в объятиях своего мужа. Это уже не было похоже на игру…
Елизавета, конечно, вела себя глупо, но не надо забывать, что ей было всего пятнадцать лет. Только теперь у Катарины открылись глаза – муж ей бессовестно изменяет! Что там было дальше, трудно сказать, но Елизавете пришлось покинуть королевский дворец.
Ее вместе с воспитательницей отправили сначала в Честон, а оттуда в Эшридж.
В стране было неспокойно. Реформаторы поносили католических святых, издевались над служителями церкви, а Папу публично называли исчадием ада.
Они не ограничивались словами, но крушили статуи, били витражи в соборах, оскверняли алтари, запрещали католические богослужения.
По совету ван дер Дельфта я продолжала жить тихо и незаметно, выжидая, когда народ поймет, что терпеть больше невозможно. Меня знали как ревностную католичку, и я не сомневалась, что обо мне вспомнят, когда чаша терпения переполнится. Да, мне пришлось в свое время признать короля Главой церкви, но я пошла на это, не имея выбора, ради спасения жизни. Мой час наступит, уверенно говорила я себе.
Любую страну лихорадит, когда на троне – малолетный король, а если к тому же возникает конфликт на религиозной почве, положение становится взрывоопасным.
Император по-прежнему оставался могущественным гарантом моей безопасности. Если бы не его незримое присутствие, со мной давно бы разделались. Я была первым человеком после Эдуарда, имевшим все права на корону. Истинные католики, думала я, не веря в долгое правление Эдуарда, наверняка втайне молились о его безбрачии и бездетности. Тогда, наконец, настал бы и мой черед – закончился бы этот период умопомрачения новым вероучением.