Власть и масть
Шрифт:
Хамидулла вышел к гостю в белой арабской одежде.
Ланц в который раз подивился перевоплощению своего партнера. Это был уже шестой визит в его дом, но ни разу он не видел, чтобы хозяин носил цивильный костюм. В офисе Кутейб Хамидулла выглядел совсем иначе, поофициальнее, что ли. Теперь элегантный пиджак сменила гандура, брюки – шаровары, модные лайковые туфли – кожаные сандалии, а шляпу – агала.
– Рад вас приветствовать, дорогой мой Ланц, – раскинул Кутейб Хамидулла огромные руки. Но прижал легко, как если бы опасался поломать его в своих объятиях. – Пойдемте в дом. Что вы
– Мне бы чаю, – сдержанно сказал Ланц, поднимаясь по лестнице.
Миновали просторный холл и прошли в огромное помещение с цветами, больше напоминающее оранжерею, чем обыкновенный кабинет. Расположились в глубоких мягких креслах за небольшим стеклянным столиком. На мгновение взгляд Ланца Экельна приковал небольшой узкий предмет, лежавший у правого локтя Хамидуллы, накрытый шелковым платком. Экельном овладело беспокойство: «Интересно, что скрывается под этой тканью? На пистолет не похоже. Может, какая-нибудь вещица для заваривания чая?»
К ним тотчас подошла хрупкая женщина в парандже. Хамидулла сказал ей несколько слов по-арабски, и она немедленно удалилась.
– Сейчас нам принесут чаю, – едва улыбнулся хозяин.
Ланц слегка кивнул. Дом Хамидуллы был небольшим кусочком восточного мира, где господствовали обычаи, к которым он привык на родине. В разговорах они никогда не поднимали тему семейных отношений, но Ланцу было известно, что здесь, на территории в пятнадцать гектаров, у него было построено еще три шикарных дома, в каждом из которых проживало по законной супруге. Перешагивая порог дома Хамидуллы, у Ланца невольно возникало впечатление, что место, вместе со всеми его обитателями, уже давно откололось от Германии и теперь жило своей восточной независимой жизнью.
Ланц невольно задержал взгляд на фигуре удаляющейся женщины. Жаль, что не суждено рассмотреть ее лица, тогда можно было бы иметь представления о любовных предпочтениях напарника. Согласно обычаю, Хамидулла проживал по очереди у каждой своей жены. Судя по озорноватому взгляду, столь решительно брошенному в его сторону, эта была младшая.
– У вас здесь красиво.
Хамидулла лишь сдержанно кивнул, соглашаясь:
– Так о чем пойдет разговор?
Ланц Экельн с раздражением отметил, что Хамидулла даже не пытался скрывать свой арабский акцент, а как будто бы его подчеркивал. А ведь уже не первый год проживает в Германии, мог бы уделять правильности речи побольше внимания.
– Сколько я вам должен?
– Любопытное начало разговора. Вы сами об этом знаете не хуже меня.
– И все-таки я хочу, чтобы вы озвучили цифру, – мягко настаивал Экельн.
– Ну если это вам доставит удовольствие, – с иронией проговорил Хамидулла. – Шесть миллионов евро.
– Я могу откупиться.
Женщина принесла поднос с чашками и чайником. В двух отдельных глубоких блюдах лежали финики и какие-то диковинные плоды, обмазанные не то медом, не то сиропом. Очевидно, это называлось восточными сладостями.
– Приятного аппетита, господин Экельн, – произнесла женщина и тотчас удалилась. – Надеюсь, вам понравится.
Фраза была произнесена на чистом немецком, с типично берлинским диалектом. А интонациям,
Кто эта женщина, немка? Трудно предположить, что столь эмансипированные девицы способны на добровольное заточение. Хотя, с другой стороны, любящие женщины способны и не на такие безрассудные жертвы. Может, это еще одна тайна, в которую Хамидулла не желает впускать посторонних?
– Что вы мне можете предложить такое, на что бы я мог согласиться?
– Я вам никогда не говорил о том, что служил в войсках СС?
Араб скупо улыбнулся:
– О таких вещах обычно не распространяются, но я знаю об этом. Прежде чем заводить партнерские отношения, я стараюсь узнать о человеке все. Таковы правила бизнеса, и я их всегда придерживался.
– И вы не побоялись этого?
– Меня интересуют деловые качества, а не то, кем прежде был человек.
– Вы меня заинтриговали. И что вы обо мне еще знаете?
– Я знаю, с чего именно начался ваш бизнес.
– С чего же?
– Вы уверены, что хотите это услышать?
– Да. Мне интересно знать, насколько серьезна ваша информация. Получатель правдивой информации всегда внушает уважение и дает окружающим представление о его возможностях. Тем более, если такая информация секретна.
Араб лишь усмехнулся:
– Извольте… Первый капитал вы сделали на том, что продали щепу с Гроба Господня.
– И как же она выглядела?
– Щепа была помещена в золотой футляр. В крышку встроены три крупных изумруда, четыре сапфира и два больших александрита. Так?
– Возможно, – невольно подивился Экельн. – А вы, оказывается, куда более серьезный человек, чем могло показаться при первой встрече.
– Я даже могу назвать сумму, какую вы выручили за эту щепу.
– И какая же?
– Один миллион долларов США. Тридцать пять лет назад, когда вы продавали эту реликвию, деньги выглядели вполне серьезными. Я ничего не напутал?
– Все так оно и есть.
– Знаете, я приготовился к нашему разговору. Взгляните сюда.
Хамидулла осторожно приподнял за самый краешек шелковый платок, и Ланц Экельн едва сдержался от удивленного возгласа – на столе лежала щепа от Гроба Господня. Та самая, которую он когда-то продал коллекционеру из Америки. Кто бы мог подумать, что он может встретиться с ней через тридцать с лишним лет в кабинете своего партнера.
Воспоминания более чем пятидесятилетней давности накрыли его с головой, заставив угрюмо поджать губы.
– Узнаете?
– Разумеется, это моя вещь. Позвольте узнать, за сколько она вам досталась?
– Мне эта реликвия обошлась дороже, – уклончиво отвечал Хамидулла. – Можете считать цену коммерческой тайной. – Хитро прищурившись, араб чуток отпил остывший чай и бодро продолжил: – Но дело даже не в этом, а в том, что мне известно, откуда реликвия была взята.
У Ланца Экельна вдруг запершило в горле. Потянувшись к чашке чая, он вдруг сжал пальцы и бережно положил кулак на край стола.