Власть меча
Шрифт:
– Звонит мистер Дугган, мэм.
Эндрю Дугган, издатель «Капского Меркурия», самой многотиражной англоязычной газеты в Кейпе, был другом Сантэн и регулярно бывал у нее в гостях, но впервые пришел без предварительной договоренности. Волосы Сантэн были в беспорядке, хотя она повязала их платком, она раскраснелась, вспотела и была не накрашена.
– Скажите, что меня нет дома, – приказала она.
– Мистер Дугган шлет свои извинения, но дело чрезвычайной важности. Он использовал выражение «жизнь и смерть», мэм.
– Ну хорошо. Скажите, что
Она сменила брюки и свитер на утреннее платье, несколько раз прикоснулась к коже пуховкой и пошла в гостиную, где у французского окна стоял Дугган и смотрел на Атлантический океан. Сантэн поздоровалась с ним не так экспансивно, как обычно, и не подставила щеку для поцелуя – это был маленький знак ее неудовольствия. Эндрю начал извиняться.
– Я знаю, что вы чувствуете, Сантэн, с моей стороны дерзость нагрянуть так, но мне нужно обязательно поговорить с вами, а по телефону я не могу. Пожалуйста, скажите, что вы меня простили.
Она смягчилась и улыбнулась.
– Вы прощены, и в доказательство предлагаю чашку чая.
Она налила чая «пекое», принесла тонкую, как бумага, фарфоровую чашку – «роял-далтоновскую» [100] – и села рядом с ним на диван.
– Жизнь и смерть? – спросила она.
– Точнее – жизнь и рождение.
– Вы меня заинтриговали. Пожалуйста, продолжайте, Энди.
– Сантэн, я получил необычайные сведения, подтвержденные документами, которые на первый взгляд кажутся подлинными. Если они действительно подлинные, я вынужден буду опубликовать эту информацию. Это касается вас и вашей семьи, но в особенности вас и Шасы. Сведения чрезвычайно опасные…
100
Пекое – высший сорт черного чая. «Роял Далтон» – одна из самых известных английских компаний, производящих чайную посуду; основана в 1815 году.
Он замолчал и посмотрел на нее, ожидая разрешения продолжить.
– Продолжайте, пожалуйста, – сказала Сантэн со спокойствием, которого не чувствовала.
– Не входя в подробности, Сантэн, нам говорят, что ваш брак с Блэйном – первый и единственный… – Сантэн почувствовала, как на нее обрушивается свинцовая тяжесть отчаяния, – из чего, разумеется, следует, что Шаса незаконнорожденный.
Она подняла руку, останавливая его.
– Ответьте мне на один вопрос. Ваш информатор – кандидат Националистической партии от округа Готтентотская Голландия или один из его агентов. Моя догадка верна?
Он слегка склонил голову в знак согласия, но сказал:
– Мы не раскрываем свои источники. Такова политика нашей газеты.
Они долго молчали, и Эндрю Дугган незаметно разглядывал ее лицо. Какая удивительная женщина, неукротимая даже перед лицом катастрофы. Его печалило то, что именно ему выпало разбить ее мечты. Он догадывался о ее амбициях и сочувствовал им. Шаса Кортни многое мог дать стране.
–
– Мой источник удерживает их, дожидаясь моего обещания, что я опубликую статью до выборов.
– И вы дадите такое обещание?
– Если вы никак не сможете опровергнуть обвинения, мне придется это напечатать. Это материал, представляющий общественный интерес.
– Дайте мне время до завтрашнего утра, – попросила она и, видя, что он колеблется, добавила: – В порядке личного одолжения, Энди.
– Хорошо, – согласился он. – По крайней мере это я обязан для вас сделать. – Он встал. – Простите, Сантэн, я и так отнял у вас слишком много времени.
Как только Эндрю Дугган ушел, Сантэн поднялась наверх, приняла ванну и переоделась. Через полчаса она была за рулем «даймлера» и направлялась в город Стелленбос.
Она остановилась перед адвокатской конторой «Ван Шоор и Деларей» в шестом часу, но, толкнув дверь, увидела одного из партнеров, задержавшегося позже обычного.
– Минхеер Деларей сегодня ушел домой чуть пораньше. Он взял с собой документы для работы.
Дом был приятный, но скромный, на участке в акр, на берегу реки, рядом с большим поместьем Ланцерака. Кто-то очень старательно позаботился о саде, и даже в это время года, когда в горах уже выпал снег, там было полно цветов.
Дверь открыла женщина, рослая, светловолосая, с тяжелым красивым лицом и полной грудью. Улыбка ее была сдержанной, и дверь она открыла только наполовину.
– Я хотела бы поговорить с минхеером Делареем, – сказала Сантэн на африкаансе. – Передайте ему, что приехала миссис Малкомс.
Женщина оставила Сантэн в гостиной с темно-красными обоями, бархатными портьерами и тяжелой тевтонской мебелью. Сантэн слишком нервничала, чтобы сесть. Она стояла посреди комнаты и рассматривала картины над очагом, не видя их, пока не почувствовала, что на нее кто-то смотрит.
Она быстро обернулась: в дверях стоял ребенок, разглядывая ее с немигающей откровенностью. Красивый мальчик, лет семи-восьми, светловолосый, но с неожиданно темными глазами под черными бровями.
Глаза были ее собственные, она сразу их узнала. Это был ее внук – Сантэн почувствовала это и задрожала от потрясения. Они смотрели друг на друга.
Потом она собралась с силами и медленно подошла к нему. Протянула руку и улыбнулась.
– Здравствуй, – сказала она. – Как тебя зовут?
– Я Лотар Деларей, – с важным видом ответил он. – Мне скоро восемь.
«Лотар!» – подумала она. Это имя вызвало воспоминания и учащенное сердцебиение. Тем не менее она продолжала улыбаться.
– Какой большой хороший мальчик… – начала она и хотела коснуться его щеки, когда в дверях за ним появилась женщина.
– Что ты здесь делаешь, Лоти? – сердито спросила она. – Ты не закончил ужинать. Немедленно возвращайся за стол, слышишь?
Ребенок выбежал из комнаты, и женщина улыбнулась Сантэн.