Власть в Древней Руси. X–XIII века
Шрифт:
Определенное представление о ней можно составить на основании анализа жалованных грамот XIV–XVI вв., тщательно выполненного В. А. Кучкиным. Исследуя волостную общину Северо-Восточной Руси XV в., он пришел к обоснованному выводу, что она существовала уже в X–XI вв. Десятки (и сотни) были фискальными единицами, а число дворов или деревень в них не обязательно равнялось десяти или ста. Во многих грамотах речь идет о десятских (и сотских), когда пожалования выдавались на села, деревни и пустоши, расположенные в окологородном районе. Функционирование института десятских, согласно В. А. Кучкину, в городах и близ городов, а не в удаленных и глухих местах русских княжеств XIV–XV вв. ясно свидетельствует о том, что в средние века этот институт не был связан с крестьянскими общинами, как не были выборными и должности десятских. [350] Грамота 1329 г., адресованная холмогорскому посаднику и двинским боярам, среди участников пожалования, наряду с князем Иваном Калитой и новгородским посадником Даниилом, называет также новгородского тысяцкого Авраама. [351]
350
Кучкин
351
Там же. — С. 233.
Разумеется, было бы заманчиво определить численность населения, находившегося под юрисдикцией всех трех категорий княжеских чиновников, но сделать это невозможно. Совершенно ясно, что под тысячей нельзя понимать численность населения или народного ополчения, которым тысяцкий якобы руководил во время военных действий. Княжеские города и волости были разными по своим размерам и количеству жителей, но в каждом из них был только один тысяцкий.
Ничего не дает и путь исчисления размеров названных административно-фискальных единиц по дворам. Их число в различных княжеских городах также было не одинаково. Реально предположить, что сотские и десятские начальствовали (собирали пошлины) над населением, проживавшим в соответствовавшем количестве дворов или деревень, но данных для этого у нас нет. Возможно, и даже наверное, изначально тысяча, сотня и десяток представляли собой вполне конкретную числовую величину дворов, деревень или людей, но с течением времени превратились лишь в обозначения определенных административно-территориальных единиц. Будь то в городе или сельской округе. В связи с этим трудно утверждать, что выдерживалась строго и сама десятичная численность управленческих чиновников. В Новгороде, судя по Уставу Всеволода, действительно насчитывалось десять сотских. Не исключено, что столько же имели и другие столичные города. Однако, для княжеских городов второго порядка (Вышгород, Псков, Новгород-Северский, Луцк, Звенигород, Белгород и др.) наличие десяти сотских кажется малореальным. [352]
352
С. В. Юшков считал, что десятичная система уже в XI–XII вв. утратила свое реальное математическое содержание. Тысяча сделалась территориальным понятием, представляла собой определенный округ, в котором тысяцкий держал воеводство. См.: Юшков С. В.Очерки по истории. — С. 222.
Наиболее полно связь институтов десятичной системы изучена на материалах Новгорода, хотя она и не являлась особенностью только этого города. Тысяцкие и сотские упоминаются в Киеве, Пскове, Галиче, Смоленске и др. городах. В. Л. Янин полагает, что в Новгороде системе сотен, подчиненной княжеским сотским и тысяцкому, противостояла система концов, находившаяся в ведении боярского посадника. Сотни не образовывали особых районов в Новгороде; усадьбы сотского населения располагались чересполосно с боярскими патронимиями. [353] С конца XII в. двойная административная система Новгорода, согласно историку, еще больше усложнилась. Появилась, будто бы, параллельная система вечевых тысяцких; сотни активно высвобождались из-под юрисдикции князя. [354]
353
Янин В. Л.Социально-политическая структура. — С. 92.
354
Там же.
Имеющиеся данные не позволяют безоговорочно согласиться с этим выводом. Княжеская юрисдикция над сотнями оставалась вплоть до времени монголо-татарского нашествия. Это хорошо видно из Устава Всеволода о церковных судах, людях и мерилах торговых, который, согласно В. Л. Янину, датируется первой четвертью XIII в. В статьях 3 и 4 мы находим перечисление лиц княжеской администрации, участвовавших в выработке Устава, среди которых фигурируют и десять сотских.
В Киеве и других русских городах, где вечевые порядки не обрели такого развития, как в Новгороде, городское административное деление и управление определенно не осложнялись параллельными структурами. Система тысяцких, сотских и десятских находилась в ведении княжеской власти и представляла собой единую судебно-фискальную структуру. Подтверждением этому может быть киевское восстание 1113 г., острие которого было направлено против администрации умершего князя Святополка — тысяцкого Путяты и сотских. Впрочем, аналогичные действия новгородских низов по отношению к своим тысяцким также указывают скорее на княжеское, чем общинно-вечевое происхождение их власти.
Сотские, подобно тысяцким, нередко входили в число ближайших княжеских советников, заседали в вече (совете), участвовали в выработке судебных уставов. Сотник Пантелей принимал участие в составлении в 1229 г. известного Смоленского договора. Десять новгородских сотских, о чем уже шла речь, имели отношение к выработке Устава Всеволода. Галицкий сотник Микула, вместе с тысяцким Демьяном, заседал в вече, созванном Данилом Романовичем. Это он сказал князю знаменитую фразу: « Господине, не погнетши пчелъ меду не дать». [355]
355
ПСРЛ. Т. 2. — Стб. 763.
О функциональном содержании власти сотских в исторической литературе содержится такая же разноголосица, как и по поводу тысяцких.
Большинство историков видели в них прежде всего военачальников. Первым верно определил сотню А. Е. Пресняков. Он считал ее учреждением городским и не военным, а судебно-административным.
356
«И в Киеве, и в Новгороде сотские упоминаются много раньше появления известий о тысяцких и при том в такой обстановке, когда упоминание о тысяцком, будь он во главе сотен, казалось бы неизбежным». См.: Пресняков А. Е.Княжое право. — С. 169.
357
Пресняков А. Е.Княжое право. — С. 169, 174, 195.
Чтобы социальное содержание института тысяцких стало более определенным, необходимо выяснить, кто же занимал эти должности. Выше уже приводились разноречивые высказывания на этот счет. По существу, спор о том, из какого боярства происходили тысяцкие — земского или дружинно-княжеского — не столь существенен. Так называемые «земцы», в коих некоторые историки склонны видеть чуть ли не представителей народа, были также далеки от него, как и дружинно-княжеские. Отличались одни от других только степенью оседлости. «Земцы» ведь происходили из той же княжеской старшей дружины, мужей лучших, которые получали крупные земельные наделы от князей и оседали на землю.
Анализ имеющихся в летописи известий о тысяцких полностью подтверждает выводы В. О. Ключевского, А. Е. Преснякова и других историков, полагавших, что ими были преимущественно представители родовитого боярства. Многие династии занимали свои должности на протяжении десятков и даже сотен лет, превращая службу князьям в наследственное семейное дело.
Наглядный пример этому — боярский род Вышаты. Сам Вышата служил сначала новгородскому князю Владимиру Ярославичу, а затем и Ярославу Мудрому. Его сын Ян Вышатич был воеводой (тысяцким) Святослава и Всеволода Ярославичей, а также и Святополка Изяславича. Второй сын Вышаты — Путята служил воеводой и тысяцким у Святополка. Ряд свидетельств позволяет утверждать, что родословная этого боярского рода уходит еще в X в. В летописной статье 1064 г. содержится сообщение, что вместе с внуком Ярослава Мудрого Ростиславом Владимировичем бежал в Тмутаракань и « Вышата, сынъ Остромиръ, воеводы Новъгородского». [358] М. Д. Приселков отрицал родственную связь Вышаты и Остромира. [359] Д. И. Прозоровскому казалось, что она вполне могла существовать. Остромир, скорее всего, являлся сыном новгородского посадника Константина и внуком Добрыни. Основанием этому может служить приписка в Остромировом Евангелии 1056–1057 гг., где Остромир назван родственником Изяслава Ярославича. Понять смысл утверждения приписки можно лишь в том случае, если предположить, что Остромир был сыном Константина и, следовательно, внуком Добрыни — дяди Владимира Святославича. [360]
358
ПСРЛ. Т. 2. — Стб. 152.
359
Приселков М. Д.История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940. — С. 18.
360
Прозоровский Д. И.Новые разыскания о новгородских посадниках. — СПб., 1892. — С. 3.
Известны попытки еще более удревнить боярский род Добрыни — Вышаты. А. А. Шахматов называл в качестве отца и деда Добрыни Мстишу Свенельдича и Свенельда. [361] Д. И. Прозоровский доказывал, что Добрыня и Малуша — мать Владимира Святославича — являлись детьми Малка Любечанина — древлянского князя Мала. [362] Разумеется, ни одну из этих версий доказать невозможно, хотя вторая кажется более реалистичной. Родство Добрыни и его наследников с правящим княжеским родом могло вестись только через его сестру Малушу. Однако, какой бы ни была родословная боярского рода Добрыни — Вышаты, несомненным остается ее ведущее положение в княжеской администрации в продолжении более чем столетнего периода.
361
Шахматов А. А.Разыскания о древнейших русских летописных сводах. — СПб, 1908. — С. 106 и сл.
362
Прозоровский Д. И.О родстве св. Владимира по матери // Записки Императорской Академии наук. — СПб, 1864. — Т. 5. Кн. 1. — С. 18–21.
Видное место занимал также боярский род Чудиных. Первый из известных Чудиных — Микула, как свидетельствует летопись, в 1072 г. держал Вышгород, был, вероятно, наместником или тысяцким Святослава Ярославича. Брат его Тукы служил у Изяслава и Всеволода Ярославичей, хотя по летописным известиям и невозможно определить в какой должности — тысяцкого или воеводы. Тот факт, что он оставался с князем в течение всего мятежного времени 1068 г., свидетельствует о его высоком положении при дворе Изяслава. В летописной статье 1136 г. Ипатьевской летописи содержится упоминание о муже Ярополка Владимировича Станиславе Добром «Тудъковиче», который, не исключено, был сыном боярина Изяслава Туки. [363]
363
ПСРЛ. Т. 2. — Стб. 298.