Власть в Древней Руси. X–XIII века
Шрифт:
М. Н. Тихомиров, утверждая классовый характер этого выступления киевлян, мотивировал его, в том числе, и полной беспомощностью княжеских людей при попытке спасти Игоря. Я, в одной из ранних работ о вече, предположил, что, возможно, в планы людей Изяслава и не входила решительная его защита. Это мое сомнение вызвало энергичное неприятие И. Я. Фроянова, хотя его объяснение того, что княжеские люди, в частности Владимир, ехавший на коне, подоспели к месту расправы над Игорем позже пеших киевлян, не выглядит убедительно. Мост, ведший в «город Владимира», видите ли, был запружен толпой киевлян, а поэтому Владимиру пришлось проникать туда через южные ворота. Видимо, требует объяснения и тот факт, что протестные акции Владимира и Михаила не были поддержаны их дружинным окружением. Теми же стражниками, которые охраняли Игоря.
Разумеется, проще все списать на простых киевлян. Но чем для них мог быть опасен Игорь? Ровным счетом ничем. Он и раньше не притеснял их, а теперь и вовсе превратился из князя в благочестивого монаха Федоровского монастыря. Возможность повторения ситуации 1068 г. могла быть опасной лишь для Изяслава и его сторонников. И, конечно,
В словах Изяслава: « Ти бо суть не мене одиного хотли убити, но и вас искоренити», произнесенных его послами на вече, Л. В. Черепнин увидел стремление черниговских князей к искоренению вечевых порядков в связи с их тенденцией превратить Киев в свою наследственную вотчину. Ведь нельзя же думать, замечал он, — что речь шла об уничтожении всего киевского населения. [495]
495
Черепнин Л. В.Общественно-политические отношения. — С. 256.
Конечно нельзя. Но нет оснований и для утверждения об искоренении в Киеве вечевых порядков. Во-первых, это было невозможно, а, во-вторых, подобных помыслов у черниговских князей, имевших у себя точно такие же порядки, не могло быть в принципе. Вероятнее всего, слова Изяслава были адресованы участникам веча и указывали на возможные репрессивные меры по отношению к сторонникам Мономаховичей в случае его гибели и занятия киевского стола представителем черниговских Ольговичей.
Из сказанного следует, что вспыхнувшее после веча у св. Софии народное восстание, в результате которого пролилась княжеская кровь, не было ответом трудовых низов Киева на угнетение со стороны Игоря. Его спровоцировали представители правящей боярской группировки, и именно они, а не простые киевляне, ответственны за это преступление.
И совсем невероятно видеть в убийстве Игоря некое ритуальное языческое действо, которое, будто бы, проявилось в сдирании убийцами одежд с Игоря (« И тако изъ свиткы изволокоша и(его — П.Т.)»), а также в его предсмертных рассуждениях. [496] Внимательное прочтение летописи не дает для такого экзотического предположения и наименьшего основания. Здесь скорее мученическая смерть благочестивого христианина от клятвоотступников, но также христиан.
496
Фроянов И. Я.Древняя Русь. — С. 293–295.
« Почто яко разбойника хощете мя убити? Аще крестъ цловал есте ко мне?» — вопрошал Игорь. Своих убийц он назвал окаянными, которые не ведают, что творят, а вече — «лукавым и нечестивым собором». Для летописца Игорь «добрый поборник отечества своего», который « съвлкся ризы тлнного человка, и в нетлньную и многострастьную ризу оболокъся Христа». [497] Не исключено, что сюжет о принятии Игорем смерти нагим и понадобился летописцу именно для того, чтобы «одеть» его в нетленную ризу Христа. « Отъ него же и внцася въсприемъ мучения нетлнный внчь». [498]
497
ПСРЛ. Т. 2. — Стб. 351–353.
498
Там же. Стб. 353.; Подчеркивая мученическую смерть Игоря летописец отметил, что его проволокли за ноги, привязав к ним веревку, от Мстиславля двора, через Бабин торжок на княж двор: «И поверзъше ужемъ за ногы уволочиша». Определенно эта подробность убийства Игоря позаимствована летописцем из Жития херсонеского святого Василия, принявшего мученическую кончину подобным образом. «Неврніи же разъгнвашася, емше его и связаша, и повергъши его за ногу влечаху и по граду біюще, и тако влачимь предаде душю». Фактически летописная фраза повторяет житийную. (См.: Верещагин Е. М.Древнейшее славяно-русское богослужебное последование на память священномучеников епископствовавших в Херсонесе Таврическом. //Очерки истории христианства Херсонеса. СПб 2009. — С. 76.).
Особый интерес для определения роли и места веча в политической жизни Руси имеет свидетельство Ипатьевской летописи 1148 г. о вече в Новгороде. Инициатором его созыва был великий киевский князь Изяслав Мстиславич, прибывший в Новгород к сыну Ярославу. В начале он устроил торжественный обед, на который через подвойских и биричей пригласил, как пишет летописец, новгородцев « отъ мала и до велика». Затем, на следующий день, велел собрать вече. « Наутрии же день пославъ Изяславъ на Ярославль дворъ; и повел звонити вче». [499] Судя по тому, что на участие в нем собрались не только новгородцы, но и псковичи, созывал их не только вечевой колокол, но и специальные гонцы, возможно, те же самые подвойские и биричи.
499
Там же. — Стб. 370.
Как и годом раньше в Киеве, Изяслав обратился к новгородскому вечу за поддержкой в походе на Юрия Долгорукого, который чем-то обидел новгородцев. « И рече имъ: „Се, братье, сынъ
500
Там же.
501
Там же.
Из содержания данного свидетельства отчетливо видно, что военный поход, в котором должно было принять участие большое число воев, требовал согласия вечевого собрания. Его решения оказались обязательными не только для новгородцев и псковичей, но, оказывается, и для карелов, представители которых в вече не присутствовали.
Еще одно вече, содержательно близкое киевским 1068, 1146 и 1147 гг. состоялось в Новгороде в 1161 г. Недовольные тем, что князь Святослав Ростиславич посадил в Новом Торжке своего брата Давыда, новгородцы потребовали лишить последнего стола. Святослав выполнил волю новгородцев, но они, как пишет летописец, не удовлетворились этим. Собрав новое вече «на Святослава», они преступили « хрестьное цлование к Ростиславу(великому князю киевскому — П.Т.) и къ сынови его Святославу». [502] Князь находился на городище, когда к нему прискакал гонец и объявил о волнениях в городе и о намерениях людей пленить его. Что в действительности и случилось. Восставшие новгородцы « емше князя запроша в истопк, а княгиню послаша в монастырь, а дружину его исковаша, а товаръ его разъграбиша и дружины его». [503]
502
Там же.
503
Там же.
Ю. Гранберг отнес эти собрания новгородцев к категории веч-мятежей, утверждая, что для составителя Ипатьевской летописи одним из значений слова «вече» был мятеж или события с ним связанные. [504]
Вряд ли это корректно. Веча действительно нередко заканчивались мятежами, но, определенно, не были тождественны им. Сначала сходка, обращение к вечникам и объявление им какого-то решения, а затем уже взрыв народного негодования. Такая последовательность имеет место даже тогда, когда веча как бы заранее запрограммированы на злонамеренные действия. Как, к примеру, полоцкое 1159 г. « Том же лт светъ золъ свещаша на князя своего полочане на Ростислава на Глбовича, и тако приступиша хрестное цлование». [505] На этом совете был обсужден план: пригласить князя на братчину и там его пленить. Он не удался, поскольку из города отправился навстречу князю его детский и предупредил об опасности. « Не зди, княже, вче ти въ город, а дружину ти избивають, а тебе хотять яти». [506]
504
Гранберг Ю.Вече в древнерусских письменных источниках. — С. 42–43. По существу, здесь автор развивает мысль М. А. Дьяконова, полагавшего, что «в случае разногласий, а особенно в разгар борьбы партий, совещания на вечах принимали совершенно беспорядочный характер, сближавший вечевые собрания с брожением мятежной народной толпы» ( Дьяконов М. А.Очерки. — С. 124).
505
ПСРЛ. Т. 2. — Стб. 49Ф-495.
506
Там же. Похожая расправа бояр готовилась в 1230 г. по отношению к Данилу Галицкому. Его пригласили на пир в загородный замок Вишню, чтобы там убить. Данило был уже на пути, когда навстречу ему прискакал посол от тысяцкого Демяна и предупредил об опасности. Как и в Полоцке, в Галиче коварный план убийства князя был замыслен в боярском совете.
Из летописного текста следует, что совет зол или вече собрали не рядовые полочане, а имущие, которые предполагали пленить князя на братчинном пире. В том совете были не только противники князя, но и сторонники («бяху приятеле Ростиславу»), которые предупредили его (видимо через его детского) о надвигающейся опасности.
Кроме больших общегородских вечевых сходок в летописи содержится значительное число известий о вечах менее масштабных, собиравшихся во время военных действий, будь-то осада города или военный поход. Таким, в частности, было владимиро-волынское вече 1097 г. Оно собралось во время осады Владимира войсками Володаря и Василька Ростиславичей для того, чтобы потребовать от Давыда Игоревича выдачи галицким князьям его злых советчиков Туряка, Лазаря и Василия. Как и в Новгороде, созвал их на вече колокольный звон. « И созвониша вче, и рекоша Давыдови людье на вч: „Выдай мужи сия“». [507] При этом они пригрозили князю, в случае отказа, открыть « ворота городу».
507
Там же. — Стб. 242.